Она часто говорила: "Тем дамам, которым не помог универмаг на станции и аптека, но кому еще рано на кладбище и хочется еще хоть маленький шматок счастья, тем по дороге надо завернуть ко мне.
Я сошью им такой лифчик и такой корсет, что у них не потемнеет в глазах, а жизнь заиграет новыми красками".
Геня Моисеевна Шахнель шила лучшие бюстгальтеры по всей Казанской железной дороге. И у нее не было отбоя от клиентов даже из Москвы.
Геня так давно и так уверенно набила руку на чужой груди, что не стесняясь, пришивала на свои изделия бирку «Шахнель». Где вместо «х» был цветочек и получалась поперхнувшаяся Шанель.
Если находился отважный камикадзе и глумливо спрашивал, не боится ли Геня подсиживать саму Коко, Геня, уничтожающе рассматривая нахала, отвечала:
«Во-первых, эта буква „х“ неприлична в белье. А во-вторых, это Вашей Шанеле должно быть стыдно! Мои лифчики знают и носят все, а ее шматы никто в глаза не видел!»
И ведь была права...
Геня развернула свое дело с размахом.
Два раза в году к ее калитке рано утром или когда стемнеет, приезжал покоцаный рафик с надписью "Школьные завтраки" и нарисованным на кузове мордатым коротконогим школьником, давящимся ватрушкой размером с велосипедное колесо.
Из кабины вылезал заведующий малаховским коопторгом Арон Квашис. А из кузова — два совершенно одинаковых крепких паренька. Видимо отъевшихся на школьных завтраках.. И часа два носили в дом Гени Моисеевна поблескивающие рыбьей чешуей плотные разноцветные рулоны дамаста и другого бельевого материала. Складывая их в комнате без окон в поленницу.
Раз в год, обычно — весной, у гениной калитки был замечен румын, а может и цыган. Но без кибитки и медведя, а с двумя огромными кожаными чувалами, где перекатывалось и звякало что-то непонятное.
Скорее всего пуговицы всех мастей, крючки, пряжки, кнопки, ремешки и прочая бельевая упряжь.
По субботам Геня не работала. И к ней приходили две красковские могучие бабы гладить и отпаривать. А по понедельникам — две тонкие девушки-белошвейки с монашескими бледными лицами выполнять кружевные работы.
Все остальное время Геня Моисеевна принимала клиенток и титаническими усилиями ставила их грудь на место.
Это были времена, когда женщине еще прилично было иметь тело. И говорящий лист фанеры вызывал сочувствие, а не зависть.
Тогда институт груди и других выпуклых частей тела не изжил себя окончательно. А мужская часть населения, невзирая на уровень образования или его отсутствие, национальность и финансовый статус- не пытались разглядеть даму сердца в бесполом подростке старшего школьного возраста. А с удовольствием сжимали в объятиях клиентуру Гени Моисеевны.
Она же не просто упаковывала этих дам в достойную обертку. Она исправляла некоторые погрешности и промахи природы. И обеспечивала дамам не только высокий бюст, но и высокий старт.
Когда клиентура Гени Моисеевны разрослась, то к ней нередко стали заглядывать по делу не только пышногрудые дамы или прикидывающиеся ими худосочные девицы, но и местные, а иногда и московские джентльмены в поисках подходящей спутницы.
Не надо только считать Геню Моисеевну сводней, ни в коем случае!
Скорее, она была селекционер и справочное бюро в одном лице.
В чем-то она даже была провозвестником передачи «Жди меня». Но с ее помощью искали не постаревших бывших родственников, а моложавых будущих.
И надо сказать, что и в этой сфере деятельности мадам Шахнель не подводила: ни единым сантиметром не соврав. Она четко обрисовывала интересующемуся, достоинства претенденток. Далеко выходя за пределы своего узкого профиля.
— А что, Генечка, или Роза Певзнер таки действительно такая аппетитная красотка или это дело Ваших волшебных ручек?
— Шо я Вам скажу, Ефим Соломонович... Вот Ви — гинеколог. Ви все видите знутри. Но кому эта интересна, кроме Вам и той женчины?
Так и я. Шо я вижу — то я вижу. Но хватит, шоб об етом знали я и та, шо я вижу.
Я Вам просто говору: Ви берете Розу и не будете об етом жалеть. И все, шо Ви насчупаете, Вам таки да понравится. Только не рассказывайте ей, шо Ви видели у наших общих знакомых знутри. И меньше любите ее мамочка. Иначе, шо ув кого знутри, будет знать вся Казанская железная дорога...
— Гень Мойсевна вспомни, нет там у тебя татарочки хорошей лет 40-45? У Рената из хозяйственного магазина жинка померла. Четверо у него, одному не сладить, а он еще и переборчивый....
— Фазиль, из татаров я имею трох. Но на Рената вкус тянет только Наиля с объемом 132. Это таки неплохо. Но ниже у нее объем еще больше, несмотря шо такие короткие ноги. Пусть Ренат не сомневается, она на их успеет и за детьми, и за ним бегать. И пусть его не смущает нижний объем.
— Генечка, дорогая, ты пока мой заказ отшиваешь, подумай: мне пора женить сына! Леве уже 38, лысая голова и без очков меня не узнает, а все тянет. А я внуков увидеть хочу!
— Миля, зесь не давит? Под мишками не туга? Твой Лева, нивроку, большой умнице, сейхл как у акадэмик, но эти девки же смотрят на вивеска! Поетому я советую тебе познакомить Лева с косой Бэлой Фрумкиной. Если не смотреть ей ув глаза близко, а еще и раздеть — это кукалке! Спрачь лёвины очки, када они будут знакомица и никто не пожалеет, даю гарантия!
Апофеозом гениных матримониальных талантов была удачная женитьба тогдашнего директора Малаховского рынка, старого холостяка Вагана Бадиряна.
Какие только слухи о нем не ходили. И что он предпочитает школьниц. И что женщины его вообще не интересуют. Чего только народ не придумывал!
Но стоило Гене построить пару лифчиков историчке красковской вечерней школы- сорокалетней Аиде, как все эти сплетни рассыпались в одночасье. Потому что уже через два месяца вся Малаховка и Красково плясали на их свадьбе.
Меньше чем через год, Геня уже шила Аиде бюстгальтеры для кормящей матери. А через пролетевшие, как мгновение 11 лет, перед Геней уже выпячивала намечающуюся грудь их старшенькая Гаянэ.
Ваган сиял, как орден Андрея Первозванного. И больше никогда не повышал для односельчан стоимость аренды рыночного места. А Геня каждый праздник получала неподъемную корзину фруктов.
Геня Моисеевна гордо оглядывала пеструю малаховскую толпу.
При той товарной убогости и бедности, каждая третья женщина в Малаховке и окрестностях, побывала в ловких и умелых гениных руках.
Даже стоя на рынке в очереди за творогом или к бочке с молоком,
Геня спиной могла определить, навалилась на нее ее счастливая клиентка или тычется неудачница в казенном белье.
Те, кому повезло, разворачивали плечи, высоко поднимали подбородок. М трехпалубной яхтой проплывали мимо кустов сирени и покосившихся заборов. Делая вид, что не замечают восторженных и голодных взглядов встречных мужчин от прыщавых юнцов до седых почтенных отцов семейства.
Вся генина паства, что недокормленная в войну и после, что располневшая от макаронно-картофельной диеты- была гениными стараниями рельефна, статна. И одинаково головокружительна что в фас, что в профиль.
И никакая бедность, пустые прилавки, холодящий ужас белья местного промышленного производства и железный занавес, не смогли уничтожить привлекательность этих женщин и их ожидание счастья.
Гени Моисеевны давно нет. На Малаховском еврейском кладбище, на сухом солнечном пригорке, стоит камень. Формой, подозрительно напоминающий огромную, обращенную к солнцу дамскую грудь. И на нем тускло сияют вызолоченные под именем Геня Моисеевна Шахнель слова «Ты умела творить красоту».
Кстати, в этой надписи в фамилии вместо буквы «х» тоже выбит цветочек. Поэтому те, кто не в курсе, иногда думают, что Коко Шанель похоронена в Малаховке.
Говорят, памятник Гене Моисеевне поставил директор рынка Бадирян. В благодарность за свое семейное счастье.
И хотя Геня была абсолютно одинокой, могила ее ухожена и там всегда стоят свежие цветы. Все-таки в Малаховке многие имели вкус. И знали толк в женских достоинствах.
Рядом с домом, где я живу, три бельевых бутика.
Чего там только нет. Такое белье когда-то даже не снилось. Кружева пеной вырываются из дверей на улицу!
Прямо грех сверху что-то надевать!
У сегодняшних девиц и дам нет проблемы оснастить свое тело.
Но что-то нарушилось в природе. Девочки, девушки и дамы норовят что-то в себе переделать, добавить или урезать. Реновации подвергаются носы, уши, губы, скулы и конечно грудь.
Тысячи изобретателей корпят над конструкциями, которые зрительно поднимают то, что не поднимается. Увеличивают то, чего нет вообще. Прячут то, что утаить невозможно. Разворачивают части тела в любом направлении, но счастья не прибавляется.
Всё невозможно элегантно, головокружительно шикарно, безупречно и совершенно. Но в глазах гаснет надежда и пульсирует обреченность.
Геня Моисеевна, где ты?! Дай уже барышням счастья!
Татьяна Хохрина
#юмор #рассказы
Присоединяйтесь к ОК, чтобы посмотреть больше фото, видео и найти новых друзей.
Нет комментариев