Предыдущая публикация
12 апреля родился Генрих Нейгауз - гордость русской фортепьянной школы, лучшей в мире.
"...С моими высокоталантливыми учениками я почти никогда не занимаюсь гармоническим или формальным анализом произведений, они сами все это понимают и знают. Но бывали ученики, с которыми я год или два постоянно проходил на пьесах, играемых ими, так сказать, краткий курс гармонии, строения мелодии, анализа форм и т. д., пока они не научились мыслить как музыканты.
С высокоразвитыми и талантливыми учениками изредка только приходится обращать внимание на особо важные, значительные, «поворотные» места, так часто встречающиеся в фортепианных произведениях великих композиторов. К примеру, не помню случая, чтобы конец фугато из Четвертой баллады Шопена, когда полифония уступает место первоначальному гомофонному складу, не останавливал надолго нашего внимания и не подвергался особому обсуждению.
Когда совершается этот удивительный переход от многоголосного игры «размышления» к начальному простому песенному излиянию — преддверию репризы — посредством дивной модуляции и мы как бы присутствуем при рождении мелоса, зачатого в полифонии, испытываешь поневоле такую радость, такое умиление, что невозможно не поделиться им с учеником, невозможно не остановить его внимание на этом чуде музыкального искусства, и поэтому мы анализируем всё фугато и пытаемся исследовать и понять, почему это так прекрасно, почему это место нас так волнует, мы ищем дедуктивно реального, коренящегося в самой материи музыки подтверждения и посильного объяснения нашего столь несомненного и сильного эстетического переживания.
Это не может не подействовать на исполнение; когда углубляешься в своё ощущение прекрасного и пытаешься понять, откуда оно возникло, что было объективной его причиной, тогда только постигаешь бесконечные закономерности искусства и испытываешь новую радость оттого, что разум по-своему освещает то, что непосредственно переживаешь в чувстве.
В оправдание этих строк хочется опять напомнить гениально-лаконичное определение Пушкина: «Вдохновение есть расположение души к живейшему восприятию впечатлений и соображение оных».
Тот, кто только переживает искусство, остается навсегда лишь любителем; тот, кто только размышляет о нем, будет исследователем - музыковедом. Исполнителю необходим синтез тезы и антитезы, «живейшего восприятия» и «соображения».
Само собой понятно, что таких особо прекрасных» мест, как фугато в Четвертой балладе, в музыке сотни, тысячи и десятки тысяч — столько же, сколько прекрасных видов в природе, надолго приковывающих к себе путника-пешехода и заставляющих его часто к ним возвращаться. Я иногда сам себе удивляюсь, да и присутствующие в классе, вероятно, удивлялись, что при работе с учеником, скажем, над «Баркаролой» Шопена (которую я уже проходил сотни раз), при углублении в ее неслыханные красоты (особенно в переходе к репризе — опять к репризе!— после второй темы в A-dur, начиная с трели в правой руке и до доминанты Fis-dur'a — Cis-dur) я при этой чисто разъяснительной аналитической работе часто впадаю в инфантильный восторг и с трудом удерживаю слезы от радости, что этакое чудо существует на свете.
Но ничего удивительного в этом нет. К красоте искусства нельзя «привыкнуть», как нельзя привыкнуть, отнестись равнодушно к красоте майского утра, безлунной летней ночи с мириадами звезд и тем более к душевной красоте человека, которая и есть первопричина и источник великих дел в искусстве".
С высокоразвитыми и талантливыми учениками изредка только приходится обращать внимание на особо важные, значительные, «поворотные» места, так часто встречающиеся в фортепианных произведениях великих композиторов. К примеру, не помню случая, чтобы конец фугато из Четвертой баллады Шопена, когда полифония уступает место первоначальному гомофонному складу, не останавливал надолго нашего внимания и не подвергался особому обсуждению.
Когда совершается этот удивительный переход от многоголосного игры «размышления» к начальному простому песенному излиянию — преддверию репризы — посредством дивной модуляции и мы как бы присутствуем при рождении мелоса, зачатого в полифонии, испытываешь поневоле такую радость, такое умиление, что невозможно не поделиться им с учеником, невозможно не остановить его внимание на этом чуде музыкального искусства, и поэтому мы анализируем всё фугато и пытаемся исследовать и понять, почему это так прекрасно, почему это место нас так волнует, мы ищем дедуктивно реального, коренящегося в самой материи музыки подтверждения и посильного объяснения нашего столь несомненного и сильного эстетического переживания.
Это не может не подействовать на исполнение; когда углубляешься в своё ощущение прекрасного и пытаешься понять, откуда оно возникло, что было объективной его причиной, тогда только постигаешь бесконечные закономерности искусства и испытываешь новую радость оттого, что разум по-своему освещает то, что непосредственно переживаешь в чувстве.
В оправдание этих строк хочется опять напомнить гениально-лаконичное определение Пушкина: «Вдохновение есть расположение души к живейшему восприятию впечатлений и соображение оных».
Тот, кто только переживает искусство, остается навсегда лишь любителем; тот, кто только размышляет о нем, будет исследователем - музыковедом. Исполнителю необходим синтез тезы и антитезы, «живейшего восприятия» и «соображения».
Само собой понятно, что таких особо прекрасных» мест, как фугато в Четвертой балладе, в музыке сотни, тысячи и десятки тысяч — столько же, сколько прекрасных видов в природе, надолго приковывающих к себе путника-пешехода и заставляющих его часто к ним возвращаться. Я иногда сам себе удивляюсь, да и присутствующие в классе, вероятно, удивлялись, что при работе с учеником, скажем, над «Баркаролой» Шопена (которую я уже проходил сотни раз), при углублении в ее неслыханные красоты (особенно в переходе к репризе — опять к репризе!— после второй темы в A-dur, начиная с трели в правой руке и до доминанты Fis-dur'a — Cis-dur) я при этой чисто разъяснительной аналитической работе часто впадаю в инфантильный восторг и с трудом удерживаю слезы от радости, что этакое чудо существует на свете.
Но ничего удивительного в этом нет. К красоте искусства нельзя «привыкнуть», как нельзя привыкнуть, отнестись равнодушно к красоте майского утра, безлунной летней ночи с мириадами звезд и тем более к душевной красоте человека, которая и есть первопричина и источник великих дел в искусстве".
_________
Генрих Нейгауз. Из книги "Об искусстве фортепианной игры"
07:12
Следующая публикация
Нет комментариев