"..Рабочий включил свет и вошёл в ванную. Никиту пробил озноб: это был вчерашний таджик. Его лицо превратилось в один сплошной синяк, а левый глаз, куда Никита ударил напоследок, заплыл и вообще не открывался.
— Так вы начинайте, – обратилась мать к таджику и пальцем поманила Никиту в комнату. – Его вчера хулиганы отметелили, представляешь, так его наш хозяин базы выгнал, мол, какой из него работник, а у него семья там, двенадцать детей, вот он и взялся за двести рублей нам плитку положить, вот только я боюсь, как он с одним глазом-то справится, как ты думаешь?
— Справится. – Сам не зная, что говорит, выдавил из себя Никита. — Они, говорят, живучие.
— Так вот и я так подумала. Ну ладно. Вот тебе двести рублей. Как сделает, ты ему заплатишь, а я побежала. Напарница заболела, так мне ещё за неё два этажа надо перемыть.
Дверь захлопнулась, и Никита остался один на один с неизвестностью. Ситуация была глупая, и в голову не приходило ни одной стоящей мысли. Ладно, пускай выложит плитку, а там видно будет, решил юноша и стал смотреть, как таджик готовится к основной работе. Несмотря не вчерашние побои, работа у того спорилась. Не прошло и часа, как первый ряд плитки лёг на тщательно загрунтованную поверхность. Никите вдруг стало обидно. Он, можно сказать, вчера этому субъекту морду набил, а сегодня этот таджик, как ни в чём не бывало, кладёт плитку у него в ванной!
— Слушай, ты, плиточник, кто это тебя так? – решил поддеть Никита, но таджик молчал, и знай, делал своё дело. Но Никита не собирался униматься, его понесло. – Знаешь, что? Валил бы ты в свой Туркестан-Таджикистан! Плитку он кладёт! Хрен моржовый! А то…
— А то что? – На Никиту смотрел один полуоткрытый, как будто обложенный половинками сливы, глаз. — А то — что? Ты мне опять, как вчера, тумаков навешаешь? Думаешь, я тебя не узнал? — таджик повернулся и стал продолжать свою работу. – Конечно, это стоило мне разбитого носа и глаза, но я тебя хорошенько запомнил… А ты знаешь, что ещё пять лет назад я работал в школе учителем русского языка и литературы? И если бы не развал Союза, то работал бы до сих пор. – Таджик остановился, положил мастерок, снял рубашку, вернее то, что от неё после вчерашнего осталось, и молча продолжил свою работу. Его жилистый торс играл мышцами, и в целом он не походил на человека, не могущего постоять за себя. Взгляд Никиты скользнул по его плечу, и юноша во второй раз за последние два часа оцепенел от неожиданности. У таджика на плече была такая же армейская татуировка, как и у его отца. Пограничный столб, лента, а главное — номер части – всё совпадало!
Никита молча ушёл в комнату и вернулся с большой, переснятой им фотографией отца. – Извините, вы случайно не знаете этого человека?
Таджик удивлённо обернулся и посмотрел уцелевшим глазом на портрет. С портрета на бывшего рядового разведроты Магомета Хачипулина смотрел его боевой друг – Комаров Мишка, весёлый, бравый, отчаянный сержант зелёных беретов.
— Так ты сын Мишки?! А Миша умер? Когда?…
Разговор продолжили на кухне. Весело, с надрывом, засопел чайник. А Магомет слушал и слушал сумбурный, суетливый рассказ сына человека, с которым его свёл Афганистан.
— Значит, Мишка подорвался в Чечне на фугасе...
— Да, два раза съездил нормально, а в третий раз не повезло…. Мама просила его не ездить, но разве тренером в спортивной школе много заработаешь?.. Дядя Магомет, а почему вы вчера.... ну, нас не разбросали? Вам же это ничего не стоило...
Никита давно уже смотрел на этого покалеченного им же человека другими глазами. Так когда-то, ребёнком, он смотрел на своего отца, когда тот приезжал из очередной боевой командировки.
— Вырастешь, поймёшь. У меня же дома двенадцать таких, как ты! Средний на год постарше будет. Михаил — в честь твоего отца. А вчера, когда я тебя в толпе увидел, лицо твоё мне показалось до боли знакомо, что-то ёкнуло, может, поэтому только и стал защищаться. Хотя, был момент, когда я еле сдержался. Как раз когда, когда я раскрыл лицо…
Наступил вечер. Обыкновенный тёплый июльский вечер. Смеркалось. Скоро должна была прийти с работы Никитина мама, а сам юноша стоял на балконе и впервые после смерти отца плакал. Ему было очень больно и легко одновременно. А на кухонном столе лежал адрес дяди Магомета и нетронутые им двести рублей."
https://youtu.be/0KDrHrUD6tk
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Нет комментариев