Трудовая деятельность
Когда я пришла в Иркутский облздравотдел для распределения на работу, мне сразу дали направление на работу терапевтом в Нижне-Илимский район к месту моего рождения, хотя просилась в Усольский район. В Усолье я окончила десять классов, там жили мои родители, но с моим желанием не посчитались. В облздравотделе мне сразу предложили пройти инструктаж в областном отделении Санавиации, так как Нижне-Илимский район был далеко расположен от Иркутска и там не было узких специалистов — врачей и, работая там, придётся обращаться за помощью к Санавиации. До отъезда к месту работы я прошла инструктаж в Санавиации. Когда я пришла туда, то встретила там нашего преподавателя по общей хирургии (он заведовал в то время Санавиацией). Когда он узнал, что я еду на работу в Нижне-Илимский район, то посочувствовал мне, сказав: «в какую же тебя дыру послали», но также сказал, что я смогу рассчитывать на помощь санитарной авиации, снабдил инструкциями, в каких случаях необходимо вызывать санитарный самолет, а также дал документацию по строительству посадочных площадок для самолетов. Меня строго предупредили, что вызов самолета должен быть только в особых экстремальных случаях. Вызов делать по телеграмме с указанием диагноза, а на руки больному дать направление, в какое лечебное учреждение Иркутска необходимо его доставить и при этом указать точный диагноз, но учитывая мою неопытность и условия, в каких придется работать, мне разрешили делать вызов по условному диагнозу «острый живот», но подробно описать состояние больного и предварительно по телефону переговорить с врачами санавиации и дальше уже действовать по их указаниям. Этим советом санавиации мы часто пользовались и в тяжёлых случаях, это выручало и нас, и больных, за что врачам санавиации огромное спасибо.
Первого сентября 1947 года я, после тяжелой дороги (добираться пришлось на пароходе, машине, лодке-баркасе), пришла в Нижне-Илимский райздравотдел, его заведующий Н. В. Слободчиков, по образованию фельдшер, поздравил меня с прибытием в Нижне-Илимск, ознакомил с состоянием здравоохранения в районе и назначил меня главным врачом районной больницы, хотя я на эту должность не соглашалась, ведь у меня не было опыта ни лечебной, ни административной работы, на что Николай Васильевич мне заявил: «Единственный врач в районе не может быть не главным врачом» и повёл меня знакомиться.
Что же представляла в то время районная больница? Больница состояла из нового одноэтажного здания амбулатории, рядом заканчивалось строительство стационара по типовому проекту на семьдесят пять коек и родильного отделения. Имелись подсобные помещения: кухня, прачечная, склад, хоздвор, где содержались больничные корова и лошадь. Дровами больницу обеспечивали колхозы по специальным разнарядкам от райисполкома. Заведовал амбулаторией фельдшер Иван Павлович Куклин уже в возрасте шестидесяти лет. Он среднего специального образования не имел, но в войну, в армии, прошёл подготовку по программе первой медицинской помощи и ему было присвоено звание ротный фельдшер. За отсутствием медицинских кадров его поставили временно работать в амбулатории. Работал в перевязочном кабинете, вправлял вывихи, оказывал помощь при переломах костей, вскрывал абсцессы, даже удалял больные зубы. Стоматологический кабинет в амбулатории был оборудован, но стоматолога пока не было. Все больные, посещающие амбулаторию, регистрировались фельдшером в журнале.
Первую половину своего первого рабочего дня я провела в амбулатории, мы с И. П. Куклиным составили расписание моего приема и оборудовали регистратуру и договорились на каждого обратившегося больного заводить специальные амбулаторные карты, которые раскладывать по алфавиту. На детей завели отдельную картотеку. Во вторую половину этого дня мы с Н. В. Слободчиковым пошли знакомиться со стационаром, который размещался в бывшем купеческом доме в центре села (до сдачи в эксплуатацию нового здания стационара). В стационаре работали только средние медработники: акушерка Валентина Степановна Замаратская, имеющая стаж работы 5 лет и медсестра Надежда Тимофеевна Замаратская, которая недавно демобилизовалась из армии, где работала в госпитале операционной сестрой. Заведовал стационаром Николай Гордеевич Прокопьев, тоже из категории ротных фельдшеров, он в основном занимался хозяйственной деятельностью. Выхаживали больных и три санитарки — пожилые женщины. В селе имелась и аптека, заведовала ею Е. А. Ступина. Ассортимент лекарств в аптеке был небольшой и даже с просроченными сроками действия. Я пообещала заведующей аптекой в ближайшие дни помочь составить заявку на медикаменты в областное аптекоуправление.
3 сентября 1947 года состоялся мой первый врачебный приём, который я запомнила на всю свою жизнь. Постараюсь воспроизвести его, чтобы читатель почувствовал атмосферу тех лет. Кабинет был подготовлен к приёму больных, амбулаторные карты лежали на столе. Первым посетителем была женщина 30 лет, но её амбулаторной карты не оказалось на столе, и я её отправила в регистратуру за картой. Второй больной, лет сорока, жаловался на боли в желудке. В результате осмотра и по жалобам больного предположила, что у него язвенная болезнь желудка. Предложила лечь в стационар, но больной отказался, мотивируя свой отказ тем, что является ссыльным (из бывших власовцев) и только что устроился на работу. От рецепта тоже отказался, так как не имел денег. Мне пришлось дать ему денег, чтобы он смог выкупить лекарство в больнице. Больной обещал вернуть деньги, но я сказала, что деньги возвращать не нужно, а на приём прийти через пять дней. Заходит следующая больная и на вопрос о жалобах отвечает: «Я ни на кого не жалуюсь, у меня только болят спина и крыльца, работаю дояркой и под корову не могу садиться и встать из-под коровы не могу. Насчёт спины мне было понятно, а вот что значит «крыльца» не поняла, спрашиваю: «Где крыльца болят?». Больная показывает на плечи и затылок, стало понятно, что у неё шейный радикулит и полиартрит плечевых суставов. Спрашиваю: «А давно ли стали болеть плечевые суставы?». А она мне в ответ: «С Успеньего дня».
— А когда Успеньев день?.
— Когда бруснику собирают.
Вот так и выясняли, когда заболели ее «крыльца» — плечевые суставы. Не успела эта женщина выйти из кабинета, как входит пожилой чело-век с охами и ахами со словами: «Товарищ врач, помогите мне по моей малой нужде». А у меня первая мысль: «Почему я должна помочь материально и этому больному, ведь я даже не знаю, когда получу свою первую зарплату». Я в недоумении смотрю на этого больного, а он со страдальческим выражением уставился на меня. На мой вопрос: «Что же Вас беспокоит?», он по-простому, по-русски объясняет, что, мол, не могу п….ть, т. е проблемы с мочеиспусканием. Пришлось отправить больного в стационар с диагнозом простатит, а после приёма идти туда и облегчить его страда-ния: вывести мочу через катетер.
Следующая больная средних лет заходит в кабинет с недовольным выражением лица со словами: «Клавдия Терентьевна, кого же мне делать, дожила, что на меня никто не лезет, хотела уж в Иркутск ехать, но хорошо, что теперь у нас будет врач». Я, ничего не понимая, пыталась расспросить её подробнее, а она всё своё: «Каво мне делать-то — ведь ни одна юбка не лезет», — и показывает на свою полную фигуру. Тут до меня дошло, что больная жалуется на свою полноту. Я направила больную на обследование в стационар, предварительно поставив диагноз — сахарный диабет.
С остальными больными также приходилось объясняться с трудом. На другой день приходит больная, которая приходила накануне первой, и подаёт мне не амбулаторную карту-карточку, за которой я её отправила в регистратуру, а старую, засиженную мухами фотографию и пальцем указывает на своё лицо на фотографии. Трудно было удержаться от смеха. Из-за этого недоразумения больная с опозданием поступила в стационар с диагнозом фолликулярная ангина и температурой. Вызываю следующего больного. Зашёл пожилой человек со знаками наград на одежде. На мой вопрос, какие у него жалобы, больной ответил: «Да вот сосед Григорий Банщиков оттяпал у меня в огороде больше сотки земли, переставив свой забор на мою половину, пока я на фронте был. Я и написал жалобу на него в сельсовет, сегодня будут разбирать в четыре часа. А попутно зашёл в больницу, чтоб мазь выписать — нога болит, рана открылась». После этого случая я решила не употреблять на приёме больных фразы: «Какие у Вас жалобы?» или «На что жалуетесь?», а лучше спрашивать: «Что у Вас болит?». Часто, видимо по моей неопытности и безграмотности больных, приходилось подолгу объясняться с больными, чтобы прийти к взаимопониманию. Последующие приёмы больных в амбулатории показали, что многие обратившиеся на приём были с запущенными заболеваниями, у детей на пятьдесят процентов был рахит, отставание в умственном и физическом развитии, пупочные грыжи от неправильной обработки пуповины после родов. У взрослого населения было много желудочно-кишечных заболеваний, хронические заболевания легких, в том числе и туберкулез. Многие страдали от заболеваний суставов, радикулитом. С первых дней своей врачебной деятельности я завела учёт нуждающихся больных в оперативном лечении, в консультации врачей — узких специалистов, с тем, чтобы при возможности приглашать из области нужных специалистов для консультации больных.
Нижне-Илимский район был большим по площади, населённые пункты располагались по берегам рек Илима и Ангары, сообщение между ними происходило по просёлочным дорогам и по берегам рек. Мне часто приходилось добираться до больных по вызову и на коне верхом, и в лодке за веслом, а частенько по лесной тропе пешком. Всю дорогу, пока добиралась к больному по вызову, тревожила мысль, что меня ожидает на вызове, справлюсь ли я, ведь эти вызовы были по особо сложным случаям.
Мне надолго запомнилась поездка в октябре 1950 года к больной Е. С. Бубновой — сельской учительнице, у которой после тяжёлой формы ге-патита развился цирроз печени, вследствие чего в брюшной полости из-за нарушенного кровообращения скапливалась жидкость — асцит. Это очень осложняло состояние больной. Для облегчения состояния приходилось периодически специальным инструментом выводить из брюшной полости эту жидкость. И вот по звонку фельдшера Тубинского ФАП И. Т. Ревенко больной опять было необходимо сделать эту процедуру. День выдался очень холодным, дул сильный ветер со снегом. Предстояло проехать тридцать километров по замерзшей после грязи дороге на двухколесной телеге. Доехали до деревни Корсуковой, расположенной напротив Тубы, но переплавляться через реку при таком сильном ветре со снегом не решились и решили переночевать в Корсуковой и подождать утра. Знакомые старички, у которых остановилась на ночлег, напугали меня, что в период ледостава реку переплывать очень опасно. Я из-за этого не спала всю ночь. К утру ветер утих, но усилился мороз и по берегам реки образовались «забереги», т. е на 4–5 метров от берега был уже лед и по реке несло льдины. Мужчины, ответственные за переправу, принесли длинные доски, по которым мне предстояло добраться до лодки. Настроение у мужчин было бодрое, они к таким условиям были привычные и считали, что ничего страшного в такой переправе нет. Еле живая от страха я дошла по доскам до лодки, села в нее , закрыла глаза и решила: « Чему быть — того не миновать». Поплыли. Один мужчина управлял лодкой, в которой была я, другой во второй лодке плыл рядом, подстраховывал нас. Я очень боялась, душа «была в пятках». На протяжении всего пути мужчины подбадривали меня, шутили и мы благополучно добрались до противоположного берега, а там «забереги» были ещё больше, и мне пришлось снова идти по доскам по тонкому льду. Сейчас даже вспоминать об этом страшно. На берегу встречали меня муж больной и фельдшер. Екатерина Степановна моему приезду обрадовалась и извинялась, что доставила мне столько беспокойств. Но это был мой долг хоть чем-то помочь больной, хотя я по-нимала ,что больная с таким заболеванием обречена . Процедуру по выведению жидкости провела успешно, больная перенесла её удовлетворительно. На фельдшерском пункте приняла ещё несколько больных, назначила лечение, посмотрела медицинскую документацию, проверила наличие медикаментов в аптечке и в 4 часа отправились обратно. В Корсуковой предстояло осмотреть ещё больного ребенка, и только затемно отправилась домой. В дороге вся перемёрзла, долго не могла уснуть, но об отдыхе нельзя было даже мечтать, утром начинался обычный рабочий день.
Еще один случай из моей ранней практики. В нашем районе, в тайге работало много геологических экспедиций по изучению недр на предмет поиска полезных ископаемых. Однажды поступил вызов по рации с посёлка геологоразведки, хотя жена начальника экспедиции была медработником, но случай был не простой. У рожавшей женщины не отошёл послед(детское место). Акушера-гинеколога в нашей больнице в то время не было, поэтому мне, терапевту,пришлось ехать на этот вызов. Через реку Илим переправились на пароме, затем на грузовой машине до перевалочной базы экспедиции, а потом верхом на лошади с сопровождающим. За спиной у меня был рюкзак с необходимыми стерильными инструментами, перевязочный материал и учебник по акушерству. Всю дорогу ехала в тревожном состоянии и призывала на помощь Бога. И с божьей помощью и на этот раз всё обошлось благополучно: оперативное пособие ручным способом по удалению последа прошло без осложнений. Дав советы фельдшеру по дальнейшему оздоровлению родильницы, со спокойной душой отправилась в обратный путь.
Доехала до парома в деревне Игнатьевой и мне сообщили, что из деревни только что скорая помощь увезла роженицу. Роды были сложные и мне пришлось сразу же, не заходя домой, уже в сумерках добираться до больницы в Нижне-Илимске. Собрали консилиум: я, опытная акушерка, врач В. Г. Шемин, только что вернувшийся из Иркутска с краткосрочных курсов по хирургии. Случай был очень слож-ный — выпадение в начале родов ручки плода и пуповины, плод находился в поперечном положении, что очень осложняло роды. Приняли решение делать кесарево сечение, то есть разрешить роды оперативным способом через живот. Хирург был неопытный, плод — со слабыми признаками жизни. Родовспоможение сделали, плод оживлять не стали из-за того, что мать по имени Параня была умственно отсталой (дебильной, с физическими дефектами) и не было надежды, что ребёнок будет умственно здоровым. Ребенка, завернув в простынку, положили в таз, а сами стали заканчивать операцию: зашивать матку и брюшную полость. Через несколько минут на всю операционную раздался детский крик — новорожденный давал о себе знать, пришлось передать его в родильное отделение для обработки пуповины и необходимого туалета. Появился новый человек. Всё обошлось благополучно и для мамаши и для ребёнка. Почти сутки я была на ногах, и вот таких дней было очень много, врачей не хватало. Историю болезни по этим родам сдали в архив, но к ней пришлось «вернуться». Спустя два года к нам в больницу приезжает областной акушер-гинеколог Зоя Михайловна Погодаева с проверкой состояния родовспоможения в районе. В ходе проверки областной специалист особенно интересовалась случаями оперативного родовспоможения и ей попалась история болезни(родов) Парани Замаратской. Зоя Михайловна вызывает меня как главного врача и как врача, оказывающего помощь при родах и заявляет мне, что в истории родов Замаратской явное очковтирательство: при описанной патологии беременности и родов и той медицинской помощи, которая была оказана, женщина не должна была выжить , а должна погибнуть от сепсиса (заражения крови), так как ей в матку была внесена инфекция выпавшей ручкой и пуповиной плода, тем более,что мы разрешили её роды кесаревым сечением. По законам акушерства в этих случаях необходимо было делать плодоразрушающую операцию, тем более, что вы не собирались оживлять новорождённую девочку, которая была со слабыми признаками жизни и с предполагаемой умственной отсталостью. Зоя Михайловна сказала, что ей не верится, что Замаратская жива, на что я ей ответила, что мы уже отправили машину за П. Замаратской, и она должна приехать вместе с дочкой. Когда З. М. Погодаева увидела Параню с дочкой в полном здравии, то была очень удивлена и сказала, что этот случай уникален и она не знает этому объяснения. А мы объяснили этот случай тем, что во время и после родов ввели Замаратской большие дозы пенициллина, который только начали применять в лечебной практике и ещё потому, что у неё хороший надёжный иммунитет к грязи, так как она живёт всю жизнь в антисанитарных условиях. С этим Зоя Михайловна согласилась и пообещала опубликовать этот случай в медицинском журнале «Акушерство». Вот так мы отличились. Самым трудным периодом в моей трудовой деятельности была работа в Нижне-Илимской районной больнице. У меня было мало практического опыта, приходилось совмещать административную и лечебную работы, не хватало квалифицированного медицинского персонала и диагностического оборудования. Всё это, а также атмосфера страданий и горя, неизлечимые болезни, возможность несчастного случая, ошибки, даже смерти, постоянно «держало» мою душу в состоянии не успокаивающей тревоги и «било» по сердцу и нервам. Хорошо, что нам помогала служба санитарной авиации. Заведующий этой службой шёл нам навстречу, учитывая наши условия работы, и мы иногда имели возможность рассчитывать на их помощь в транспортировке больных не только в экстренных случаях. Так мне пришлось послать больную Чуварёву из Большой Деревни в глазную клинику, в Иркутск, на оперативное лечение по поводу катаракты на оба глаза. Она была одиноким, абсолютно слепым человеком в преклонном возрасте. Муж и сын её погибли на фронте в Великую Отечественную войну, и односельчане помогали ей в жизни чем могли. Поскольку больная не могла самостоятельно добраться до Иркутска, а катаракта не является тем диагнозом, по которому требуется транспортировка больного санитарным самолётом, нам пришлось, по согласованию с санитарной авиацией и глазной клиникой, пойти на хитрость и сделать запрос в санавиацию с просьбой госпитализировать больную Чуварёву с диагнозом «проникающее ранение глаза». Больную доставили самолётом в Иркутск и сделали операцию на оба глаза. Встреча наша с Чуварёвой после операции была очень трогательной. Когда её вызвали ко мне из палаты и сказали кто я, она со слезами, упав на колени передо мной, благодарила меня за то, что теперь она зрячая. От радости плакала не только она, но и я, и больные из её палаты, и медперсонал.
Часто вызовы в санавиацию приходилось делать с домашнего телефона (так как мне звонили домой по служебным делам и в выходные дни, и в праздничные, и в ночное время) и называть условный диагноз — «острый живот». Эти разговоры слышала моя дочь Таня и однажды, когда ей было пять лет, она меня спросила : «А почему животы заостряются ?» Я не знала как это ей объяснить и ответила, что когда руки не моют перед едой, то живот начинает болеть. Таня моя, как говорится «намотала это на ус» и не стала забывать мыть руки перед едой и в детском саду давала такой совет ребятишкам.
Без санитарной авиации нам было бы обходиться очень трудно, хорошо, что в Нижне-Илимске в 1943 году был построен аэропорт для посадки больших военных самолетов,которые перегоняли из Америки через Аляску и Чукотку в Советский Союз. Аэропорт был построен почти вручную (так как техники в то время не было), силами жителей близлежащих деревень, в основном, женщин и подростков. А после войны в крупных деревнях Кеуле, Невоне, Воробьёво были построены посадочные площадки для санитарных самолётов. Мне запомнился один случай, когда в 1948 году поступила телеграмма из села Невон о травме охотника Карнаухова, который охотясь на лося, подскользнулся на подтаявшем льду и сломал ногу в области бедра и ребро. До посёлка его доставили охотники на брезенте. Для доставки его в больницу, в районный центр, в Нижне-Илимск, был вызван по рации самолёт санитарной авиации с указанием посадочной площадки на острове Таловик (там был плотный грунт — гравий, в то время в Невоне ещё не было специальной посадочной площадки.) Самолёт вначале прилетел в Нижне-Илимск, и для фиксации перелома необходимо было вместе с лётчиком лететь врачу с необходимыми инструментами и перевязочным материалом. За неимением других врачей лететь пришлось мне. Мы вылетели за больным очень рано, до восхода солнца, чтобы приземлиться до того, как солнце пригреет землю, и она растает. Самолёт долго кружился над Невоном, лётчик выбирал место для посадки самолета, не решаясь приземляться на острове Таловик, так как по его мнению лёд на реке Ангаре был уже тонким и по такому льду опасно доставлять больного до острова. Искали полосу невспаханной земли, куда бы можно было посадить самолёт. Время было ещё раннее, из каждой избы по трубе поднимался дымок. Все жители деревни: и стар, и мал, несмотря на раннее утро выскочили на улицу и следили за самолётом. Для них это было чудом. Когда самолёт сел за деревней, жители всей толпой устремились к самолету. Наложив шины, больного погрузили в самолёт и мы уже с большим трудом поднялись в воздух, колёса вязли в земле. После этого случая мне пришлось перед руководством района ставить вопрос, чтобы сельские советы серьёзно подошли к вопросу строительства специальных посадочных площадок для санитарной авиации в своих деревнях для оказания своевременной помощи больным.