Илимские партизаны.

Мои воспоминания из времен Гражданской войны. Реакция 1918–1919 годов
Косые лучи восходящего солнца золотили макушки холмов.
Поднявшись с земли, белый туман чуть заметными каплями падал на землю. Наигрывая в рожок, пастух гнал в поле стадо. Последнюю песню пели петухи. Чуть поплескивая веслами, бросая по сторонам золотые капли, вниз по речке Илиму двигалась лодка. До 15 колчаковских солдат сидело в лодке, одетые во френчи, с кокардами на фуражках и в погонах. У одного даже блестящие серебристые погоны. Это поручик Рубцов, под его командой и званием находился весь отряд. Это был первый карательный отряд белых в нашем Н-Илимском крае. Главным помощником Рубцова в его отряде был сын купца Абрашка Перец и чуждые трудящемуся люду элементы. В середине лодки сидел, понурив голову кузнец из соседней деревни. Пьяный поручик подал команду. Лодка причалила к берегу, солдаты выскочили на берег, окружив кузнеца, повели в деревню, подталкивая его прикладами винтовок.
Это была первая жертва колчаковской реакции, производимая карательным отрядом Рубцова. «Ну, сказывай, кто у вас тут еще большевики», — кричали пьяные каратели побледневшему кузнецу. Последний упорно молчал. Тогда поручик Рубцов дал приказ своим солдатам «немедленно всыпать 25 шомполов». Четверо солдат схватили кузнеца, вывели его в ограду, свалили на пол и по подсчету Рубцова дали 25 ударов шомполами. После этого опять допрашивали и держали под конвоем двух солдат. Невозможно было без злобы и раздражения смотреть на эту кровавую расправу над беззащитным, безвинным и безоружным человеком. Его ватные брюки были смочены кровью от производимой порки.
Опьяненный отряд бандитов под командой Рубцова бесчинствовал. Намеривались еще в дороге, плывя в лодке, по рассказам ямщиков, расстрелять свою жертву, но по уговору ямщиков, оставили живого кузнеца, но избили шомполами. Опьяневший поручик, раскачиваясь, хлопая по голенищу сапог нагайкой, расхаживал перед своим отрядом пьяных бандитов. Только благодаря пьянке бандитов и при помощи местных крестьян активистов-бедняков, кузнец скрылся от отряда, убежав в лес.
Доброволец Перец из отряда Рубцова, как местный Н-Илимский житель, знал всех бедняков-батраков, активистов и доносил Рубцову, что они большевики, а последний со своей шайкой гонялся за крестьянами и производил порку и убийство. Также этот отряд имел связь с купечеством, попами и кулаками, которые мстили бедноте за взятое у них имущество и земли в 1917 году, указывали, что они большевики, много крестьян скрывались в лесу и по заимкам, боясь мести купечества и порки или расстрела от бандитского отряда Рубцова.
Летом того же года отряд Рубцова расстрелял батрака в д. Макаровой, последний работал на пашне, окапывая пни вновь разработанной земли, и приехавшие четверо бандитов расстреляли его прямо в поле и приказали населению, чтобы не хоронить расстрелянного. Труп, окровавленный и обезображенный, несколько дней, пока не стал разлагаться, валялся в поле. Но родственники последнего ночью тайно закопали этот труп около Листвянки, около места расстрела. Однажды мы получили известие, что в д. Бубновой недалеко от Н-Илимска бандитский отряд Рубцова собрал общее собрание граждан, окружил здание и выпускал крестьян по одному, пропуская через строй шомполов и нагаек.
Слабые падали в обморок, так как не могли выдержать порки. Население от карательного отряда было терроризировано.
Были также случаи, когда пороли крестьян, каждого десятого, выпытывая большевиков. Возмущение росло. Крестьяне толковали о расправе с этим отрядом бандитов. Вдруг получилась весть, что появился второй отряд под командованием офицера Красильникова. Ну, может этот лучше, говорили крестьяне. Но строго просчитались. Отряд Красильникова был также одинаков, такой же карательный, такой же бандитский, также пороли и издевались над крестьянами, как и отряд Рубцова.
— Ну, ребята, нужно нам обдумать, как нам избавиться от этой сволочи, — говорит собравшейся кучке благонадежных крестьян
односельчанин Василий Павлович. — Пока нас всех не перепороли, да не расстреляли, надо браться за оружие, какое у нас есть и
шлепать эту гадость. Нам можно их легко уничтожить, вот только взобраться вот на ту горку, — указал он корявым пальцем на рядом
с деревней возвышавшейся холм, рядом с которым протекает река Илим. — Только закидать им с того яра в лодку гранату и точка — ни одного в живых не останется.
— Да, а как же ямщик? — возразил сосед его, Иван. Ведь погибнут безвинные люди. Это, во-первых, а во-вторых, придет другой
отряд, сожгут наши деревушки и семьи все повырежут.
— Ничего, — вмешался третий. — Я слышал от Степана Романовского, который сейчас от бандитов скрывается, что идет Красная
Армия и гонит белых в хвост и гриву. И нам нужно подготовиться и бить эту банду. Нас наберется много и ничего нам бандиты не
сделают, а воевать нас учить не нужно, повоевали при царе и умеем стрелять из пулеметов и из винтовок. А оружие мы наберем, есть кое у кого, и винтовки, и бомбы достанем, а также пойдут в ход и дробовики. А провиант у нас есть, притом и у беляков отнимем.
— Верно, — согласились все и решили готовиться к выступлению. Последние лучи заходящего солнца золотили макушки сосняка. Белый туман расстилался по лощинам. Стадо скота спускалось с холма, спеша к водопою и на ночной отдых. Пастух выигрывал трель. Наша группа разошлась по домам, затаив принятое серьезное решение. Через несколько [дней] мы получили сообщение, что идет к нам какой-то отряд «особого назначения». Было странно, что этот отряд не занимается ни поркой, ни расстрелами.
— Да, ребята, это что-то особенное. Отряд белых и плетями не дерут, — удивлялся ранее поротый белыми, скрывавшийся кузнец.
— Или это подлог, или есть там свои ребята.
— Ну уж, нашел своих, — огрызнулся один из нашей группы.
— Ничего, — вставил второй, есть старые солдаты, то они пороть не будут и не дадут пороть крестьян. Ведь оружие-то в их
руках. Ухлопать офицерню и готово дело.
— Да, согласились все.
«Отряд особого назначения под командованием Мамаева» спустился вниз по Ангаре до д. Едормы Карапчанской волости и в этой деревне произошло восстание: перебив офицеров и генерала Мамаева, организовалось 2 партизанских отряда. Один под командованием Бурлова направился вверх по Ангаре, а второй под командованием Зверева направился вверх по Илиму.
Красный партизан под командованием Д. Е. Зверева В. И. Перфильев
8 сентября 1935 г., партийное удостоверение № 10302.
ГАНИИО. Ф. 300. Оп. 1. Д. 392. Л. 50–53. Машинопись.
Выдержки из рукописи С. Я. Романова
«Илимские партизаны»
I. Жизнь илимских крестьян до революции
Илимский район: от г. Иркутска 880 километров и от железной дороги 512 километров до ст. Тулун.
Илимские крестьяне занимались и занимаются в большинстве случаев охотой. До революции почти в каждой деревне были политические ссыльные. Принято было в то время называть ссылку «партионными». Население жило спокойно. Ничего не понимали, про какую-нибудь другую власть. Было так крепко внедрено «за батюшку-царя», что никто не думал о какой-нибудь другой власти. Все годы до революции проходили у крестьян в хождении на охоту, пахали пашню, гуляли, молились Богу и восхваляли батюшку-царя. Такое воспитание введено царской властью.
На четыре волости было 18 церквей, а школ было до революции только 12. Население никакой культуры не видело. Знали только одно — запоёт петух утром, и встают, идут на работу, и вечером, когда начинает темнеть, приходят с работы. Также и сельское хозяйство велось самым примитивным способом. Во всех четырёх волостях не было ни одного плуга, ни одной сеялки, ни одной жнейки, а о других машинах и говорить не приходится — пахали на деревянных сохах, боронили на деревянных боронах, веяли на ветру лопатой. Жили далеко от города и не знали городской жизни, а если проезжал по деревне какой-нибудь городской человек и останавливался у какого-нибудь крестьянина, то вся деревня собиралась и смотрела на него, как «баран на новые ворота». А если кто осмеливался его спрашивать, говоря ему словами: «Ты, паря, откуда, чей?» — И всё. Это за ряд последних лет в большинстве случаев загнанные туда политические ссыльные открывали глаза из году в год Илимскому крестьянину.
II. Откуда узнали илимские крестьяне, что жить так тяжело
За все выступления рабочего класса в России против царских порядков проводилась ссылка в самые глухие уголки. Такой глухой уголок для политических ссыльных был найден — Илимский край, где из году в год прибывали партии политических ссыльных в Илимский край. Особенно много прибывало партий после революции 1905 г.
Я — местный крестьянин села Романово. Хорошо помню, как проживали политические ссыльные в с. Романово. Яковский, который жил у Якова Семеновича Чурых и занимался столярной работой, и пан Пеньковский, который жил у бабушки Евгении и занимался чеботарством. Сначала они были без куска хлеба, никто им не давал есть. Все боялись их. Так было внедрено в крестьянскую голову, что если человек «партионный», с партией пришёл — с ним нельзя было говорить и ничего ему нельзя было давать.
От времени до известного времени, стали крестьяне привыкать к политическим ссыльным, особенно молодёжь, которая часто собиралась в квартиру Яковского и слушала рассказы, которыми обладал Яковский. Когда молодёжь привыкла к Яковскому, то Яковский стал задавать вопросы другого характера. В одно время спрашивает Яковский у ребят: «А скоро к вам приедет урядник? Почему урядник позавчера у Андрея последний самовар увёз? Почему у Петра овцу забрал? За что Пётр трое суток просидел в холодной бане?» Ребята говорят: «Пётр сидел в бане за то, что не хотел отдать последнюю овцу». В общем, таких вопросов Яковский задавал и давал понять крестьянам, что их обирают зря, что это есть насилие. Мало этого, Яковский всем таким обиженным крестьянам писал заявления в волость.
Я хочу сказать, что политические ссыльные в других деревнях так же открывали глаза тёмным крестьянам. Дополнительно к этому открыла глаза большинству крестьян Русско-германская война. Участвовал в Русско-германской войне весь молодой возраст. Нужно сказать, что за три года Германской войны солдаты много узнали подлости и несправедливости со стороны царской власти, где каждый солдат и рассуждал, за что людей бьют, какая от этого польза. Тогда, когда уже вернулись домой, некоторые приехали по болезни, некоторые бежали, и дома они сознательно стали говорить, что «нас гнали воевать за помещиков» и отвечали: «Более воевать не хотим и никому подчиняться не будем». А стали организовываться в группы для борьбы с существующей властью, в то время Керенского и после Колчака.
III. Как оперировали отряды Колчака на Илиме
В 1918 году, летом, приехал в Илим отряд в 10 человек, специально по сбору оружия и военного обмундирования. Многие бывшие фронтовики обмундирование и оружие не сдали. Этим самым показали себя, что не хотят подчиняться власти. Сначала больших репрессий не было со стороны этого отряда, но однако, когда отряд донёс об этом губернатору Яковлеву, что есть сопротивление в этом со стороны илимских крестьян, то губернатор Яковлев командирует комиссара Гарина Петра Алексеевича, который выехал в Илим и за ним отряд татар под командой капитана Валюженича. Отряд был в количестве 28 человек, которые начали прощупывать каждого в отдельности, в каждой деревне. Население не верило, что отряд будет кого-то пороть, насильно отбирать
охотничье оружие и военное обмундирование. Однако население это увидело. Отряд Валюженича не только отбирал оружие и обмундирование, но и пороли шомполами за то, что крестьяне не хотели сдавать оружия и обмундирования.
На основании этого население стало кое-что соображать. Стали скрываться во время проезда отряда белых в лес, на заимки
и прятались по гумнам. Этим самым у населения получилось два лагеря: одни поддерживали белых, а другие, особенно из фронтовиков Германской войны и бедняков, батраков в большинстве случаев укрывались в тайгу. На основе этого получилось ясное лицо классовой борьбы. Почему и вызвало — прислать из Иркутска дополнительно отряд в 46 человек, под командой Кокорина и Вейса, которые, проезжая по деревням, пороли, кого попало, убивали из оружия собак. В общем, на дороге никто им не должен попадаться. Проезжая по Илиму, в низовьях Ангары, вплоть до Кежемского района предупреждают в каждой деревне: «Если они поедут обратно, окажутся у вас в деревне большевики, то не только будем расстреливать, а будем целиком все деревни сжигать».
Этим самым зажиточная часть деревни их поддерживала и торжествовала над другой частью крестьянства, которая никак не могла быть в их лагере и с ними соглашаться.
Все эти репрессии не заглушили революционный дух у активной передовой массы крестьянства, наоборот, с каждым днём революционная масса крестьянства закалялась и уходила в лес, разрешать вопрос.
Вскоре после этого отряда Кокорина явился отряд Крупцова в количестве 18 человек, совершенно озверел. Помимо того, что пороли, кого попало, но даже собирали серебро, обыскивали по сундукам и забирали всё то, что им понравится, производили насилие над женщинами, забирали «прясло», на которых женщины ткут холст, в общем, делали всё, что им хотелось. Если Рубцов заезжает в деревню и через 15 минут не дали ему лошадей, то разлаживает первым делом старосту — пороть его сколько ему надо.
Примерный случай — в селе Романово не было лошадей, но Рубцов ухитрился так: заставил крестьян дать большую лодку и тянуть вверх по реке бичевой, в которой сидел отряд Рубцова. Рубцов смотрел на часы, и если тихо крестьяне его тянут, то Рубцов берёт винтовку и прицеливается в ямщиков, а сам кричит: «Погоняй рысью, а то буду стрелять», и ямщики вынуждены вверх по Илиму с бичевой бежать рысью.
Всё это так же не помогло белым отрядам. Чем больше было репрессий, тем скорее крестьянство сплачивалось в одно целое и стали подготовляться с оружием в руках. Этим самым масса приняла организационный характер и показала лицо перед колчаковским отрядом, им стало невмоготу. Они приняли меры ещё жёстче: стали производить расстрелы. Расстреляли батрака Трофима Ефоттиевича Перфильева, который находился на пашне в лесу, копал по найму копку, т. е. раскапывал пашню. Рубцов искал партизан в лесу, но найти не мог. Проезжая мимо Трофима, спросил: «Где партизаны?», но Трофим не знал, чего ему сказать, потому что он не знал, где партизаны находятся. Рубцов сказал ему: «Рой себе могилу здесь, на месте». Трофим же ответил: «Разрешите моему брату меня похоронить дома, на кладбище». Рубцов же сказал: «Не разговаривай, повернись лицом от нас». Трофим повернулся, и Рубцов его из нагана застрелил. Послал за братом ординарца, который привёл брата Михаила, говорит: «Загреби его здесь». И при них же Михаил его загрёб на этой пашне.
После этого вскоре из моего отряда Максим Дудченко, политический ссыльный с 1905 года, пошёл домой к жене, переодеть бельё. Отряд Рубцова скараулил Максима, утром на заре захватил его дома, но двери были заложены. Пока жена отлаживала дверь, Дудченко спрятался в печь. Сначала его не нашли. Ушли обратно, но на карауле остался один солдат. Через некоторое время Максим в печке закашлял, солдат вытащил его из печи, вывел на улицу, в это время собрался отряд и посреди улицы Рубцов из нагана Максима застрелил. Это было в 1919 году в селе Нижне-Илимское.
Все эти действия со стороны белых доносились в Иркутск, что
эти расстрелы проходили во время боёв, а не так, как на самом деле. Из Иркутска для подавления большевиков на Илиме выслали четвёртый отряд под командой Мамаева, в количестве 118 человек. В июле месяце отряд Мамаева проехал по Илиму в низовья Ангары, никаких репрессий не производил. В этом отряде проезжал тов. Зверев, который впоследствии был командующим войсками сибирских партизан. Когда отряд доехал до Кежемской волости, совершили переворот. Убили офицеров, в том числе и Мамаева, и командиром отряда оказался тов. Зверев. Вскоре после этого из Иркутска на подавление большевиков по Илиму был выслан на двух пароходах батальон солдат под командой Белоголового. Но им пришлось дойти только до Илима и Оглоблиной.
IV. Как готовились илимские крестьяне к выступлению
за Советскую власть
В 1918 году в феврале месяце по инициативе Романова Степана Яковлевича был созван волостной съезд фронтовиков Германской войны по вопросу, какая должна быть власть в Нижне-Илимской волости. Председателем этого съезда был избран Романов С. Я., секретарём был избран Гарин П. А., который за сообщение об этом съезде губернатору Яковлеву получил назначение колчаковским комиссаром Илимского края. Характер этого съезда был таков: какой власти мы должны поддерживаться, Учредительного собрания или Советской власти? На съезде присутствовало 45 человек старых солдат и местных разночинцев 18 человек. Выступление председателя Романова было прямым: «Никакой власти нам не надо, кроме Советской». Выступление Гарина было подлинными словами, что «до Советской власти нам далеко, мы ещё тёмные, нам нужно поддерживать Учредительное собрание, если большевики говорят за Советскую власть, то нужно посмотреть, что из себя представляют большевики. Большевики — это царство зверей, они продадут Россию германскому правительству. То ли дело Учредительное собрание, за ним вся культура и к тому же здесь уже, по Илиму, мы собрали много пожертвований и всё население соглашается за Учредительное собрание». В это время один из солдат-фронтовиков, Моисеев Павел, взгрёб его за грудь из-за стола и через стол потащил и раз ударил. Но драться им не дали.
Мне сразу же пришлось прекратить разговоры и объявить перерыв на обед. А после обеда пришлось внести предложение на усмотрение каждого: «Кто за какую власть хочет». Иначе было нельзя, потому что группа Гарина во время обеденного перерыва решила председателя арестовать.
Это собрание дало повод Гарину, что нужны здесь отряды по ликвидации большевиков, что и было Гариным сделано. Пришлось активной группе: Романову, Белобородову Егору, Прокопьеву Александру, Перфильеву Тимофею решить вопрос: объехать район, переписать «кто желает выступить с оружием в руках за Советскую власть». Группа возложила эту работу на Романова.
К декабрю 1918 г. уже было записано по району с трёх волостей 116 человек старых фронтовиков, быть готовыми к выступлению в любой момент. Запись была произведена так: в с. Романово — 26 чел., дер. Прокопьево — 8 чел., дер. Яра — 5 чел., Корабельниково — 8 чел., Зыряново — 7 чел., Макарово — 8 чел., Большая — 11 чел., Ступина — 5 чел., Корабельщиково — 6 чел., Туба — 11 чел., Сиданова — 13 чел., Пашино — 6 чел. Ядро руководства было сосредоточено в с. Романово. Тогда когда стали появляться отряды белых на Илиме, то отряду во главе Романова С. Я. пришлось назначить место для сборища в лесу у речки Яры, в распадке, где и решали ряд организационных вопросов. Самые главные вопросы стояли и занимали место: когда выступать открыто с отрядом? Сколько потребуется оружия и сколько оружия не достаёт, а также где его доставать? Вскоре после этого, 26 мая, наш сборный пункт был обнаружен отрядом Валюженича. Нам пришлось назначить сборный пункт в другом месте. Активная группа собиралась на сборный пункт через посредство молодых ребят и жён. В таком же порядке и приходили обратно в село.
Все эти действия в деревне населению были известны. Враждебная группа ни один раз под руководством попа Мурашева на сходке ставила вопрос: что надо белым доложить и имеющихся большевиков у нас в селе расстрелять. Со стороны наших было категорическое предупреждение населению: кто только белым об этом доложит, будет расстрелян в первую очередь. В июне месяце 1919 г. активная группа решила, что мы готовы и надо выступать.
Но выступать не пришлось в июне месяце, а пришлось выступать в августе месяце. Какое у нас было оружие: винтовые охотничьи винтовки, дробовики курковые, двустволки, кремнёвки. Выступление собранием было постановлено сделать в селе Романово и произвести запись дополнительно желающих поступить в отряд.
Много молодёжи записалось. И эта же молодёжь активно участвовала в прохождении с флагом по селу, т. е. демонстрации. А потом этот флаг повесили на улице над крыльцом старой школы.
Командиром отряда был избран Романов С. Я.
V. Боевые действия партизанского отряда
В 1919 г., в августе месяце, 17 числа на последнем собрании партизан в лесу, в присутствии 35 человек, решили выступить с
отрядом 28 августа. На этом же собрании было решено, в какой деревне объявить сначала Советскую власть и обосновать фронт против имеющихся колчаковских отрядов на Илиме. Решили объявить в селе Романово. В таком же порядке было решено объявить всем записавшимся в отряд, для чего командировать двух человек.
В день выступления отряда на селе была тишина. Колчаковские отряды были в низовьях Ангары, день был ясный. Незаинтересованное население находилось на поле. Жали хлеб, копали картошку. Часа в 3 дня на селе стали появляться вооружённые партизаны с пришитыми красными повязками на рукаве. Собрались партизаны в старую школу, объявили девчатам помочь вышить красный флаг. Одни радостно бегают, посматривают на красный флаг, висящий у крыльца старой школы. Другие даже не выходят на улицу, а смотрят только в окно. В селе было заметно — женщины собираются в кружок по три, по четыре человека, что-то
толкуют. Одни говорят и подходят группой смотрят на красный флаг, другие стоят на улице в отдалённости, размахивают что-то
руками. Полегоньку ругают, что эти большевики разорят, придут белые, сожгут деревню и т. д.
В этот же день мы получили сообщение, что в низовьях Ангары отряд Мамаева сделал переворот. Убили всех офицеров, в том
числе и Мамаева. Командиром этого отряда стал Зверев Даниил Евдокимович.
Поскольку мы знали, что отряд Мамаева был хорошо вооружён, мы решили подождать тов. Зверева. И с другой стороны имели ввиду, что нет ли здесь какой опасности, подковырки, не обманывают ли нас сообщениями. Когда Зверев с отрядом подъехал, в разговоре со мной Зверев сказал подождать немножко, [он] пройдет до Илимска, «а потом вы выступите».
Так я со своим отрядом и сделал. Выступили мы немного позднее, не дожидаясь сообщения Зверева. Сели на коней, выехали навстречу белым отрядам. Первый день мы проехали до деревни Игирмы. Во второй день мы выехали до деревни Оглоблиной, где переговорили с товарищем Зверевым и решили: Зверев с отрядом пойдёт на Илимск, отряд Романова должен пойти на Илимский тракт, в Касьянку. На следующий день в Касьянке мы встретились с колчаковскими отрядами. Боя большого не было. Были перестрелки между разведчиками. В это время отряд был развёрнут в цепи. Шёл с горы на Касьянку в атаку, где находились белые. Отряды Белоголового немного постреляли в нас и убежали.
Это было 7 октября. 10 октября я получил сообщение от рабочих Илимского тракта, что белых в деревне Суворке стоит более 600
человек, из них 12 офицеров, 4 пулемёта, хорошо вооружены. Так же рассказали мне, где их полевые посты и караулы и т. д.
11 октября илимские партизаны под командованием Романова в количестве 135 человек выступили для захвата Суворки. Это
было утром рано с тем, чтобы можно было в полдень повести наступление. Отряд подошёл к Суворке на расстоянии 3 вёрст разделился надвое, половине отряда должно пойти в наступление со лбу, а я с половиной отряда пошёл в обход, повести наступление с
тылу. Договорились с отрядом во главе тов. Дорожкина, который будет идти в наступление, и первый выстрел должен быть ровно в 3 часа дня, с таким расчётом, чтоб своевременно можно было сделать обход. Я с половиной отряда зашёл в тыл, подошёл из леса на опушку расстоянием на 30 сажен до бараков, в которых стояли белые. Не было слышно ничего. Было тихо, только тявкали собаки и ржали лошади. Я отправил разведку узнать, что делается у деревни. Деревня стояла в лесу, пашни нет, лес до самых домов.
Разведка ушла долго, а время уходит. Скоро три часа. Скоро начнётся стрельба, а сообщения нет. Я решил пойти сам в разведку.
Взял с собой командира взвода Попова, подползли к шоссейной дороге, где навален лес у самой дороги увидели, идёт по дороге
солдат, склавши руки за спину и посвистывает. Рассуждаю я, что тихо, нас никто не знает. Когда стал рассматривать, выглядывая из лесу, то увидел: на одну сажень от меня сидит часовой, у выкорчёванного пня. Я маяком пальцем показал Попову, что сидит солдат. Попов машет рукой: «Давай пойдём обратно».
Когда мы пошли обратно, но чаща была густая, а у меня в мешке был флаг, т. е. наше знамя, мешок задевает за чащу, этот шорох
часовой услышал, закричал: «Кто такой?», но мы уже скрылись.
После этого время уже вышло, мы услышали со лбу выстрел. В это время я с отрядом подполз к шоссейной дороге и дал приказ по цепи не стрелять до разрыва бомбы, которых у меня было две.
Цепь лежала уже у шоссе. Заметив на другой стороне дороги лежавшую цепь белых, я вытащил бомбу, которая была без капсюля с фитилём, чиркнул спичку, зажёг фитиль и бросил к белым. Бомба легла удачно, прямо в цепь. В это время началась стрельба. Никакой команды давать было уже нельзя, потому что было ничего не слышно. Ружья были охотничьи, от пороха застлало дымом, ничего не было видно. Я достал вторую бомбу, в таком же порядке бросил к белым, немного правее и сразу подал команду в атаку.
Выскочили из лесу на дорогу и закричали: «Ура!»
Белые, лежащие против нас, все разбежались. Но у белых у барака, на краю по дороге было выставлено два пулемёта, из обоих была открыта стрельба по партизанам. Под пулемётным огнём расстоянием на 50 сажень нам подыматься было нельзя. Было одно спасенье от пулемёта для нас: на дороге был маленький бугор, где пули лежащих партизан не хватали. Тогда белые сообразили поставить пулемёт на телегу и только хотели стрелять, вдёрнули ленту, но стрелять пулемётчику не пришлось, как я прицелился в него прямо в лоб и стрелять было некому. В это время подскакивает к пулемёту офицер, хотел стрелять, как этого офицера я взял на мушку прямо в грудь и сразу подал команду: «В атаку, ура». И мы с отрядом захватили бараки, где их солдаты не успели отступить, но у нас уже стрелять было нечем, все патроны выстреляли. Просто догоняли и отбирали оружие. Когда уже от нас было стрельбы мало, то белые из леса повели наступление на нас. Но вошедшие в азарт партизаны не перепугались. По команде «в атаку» погнали белых от деревни Суворки. Белые бежали через болото лесом, до Мамыри. Взяты нами трофеи, 48 человек пленных, было убито их солдат 13 человек, ранено 3 человека, с нашей стороны было убито 2 человека и 14 человек ранено, захвачено у них 2 пулемёта, 56 винтовок, 40 комплектов обмундирования, 32
000 патрон, 20 лошадей.
После длительного боя нечем было стрелять. Мне пришлось отвести отряд в Касьянку для того, чтобы отдохнуть. Следующий бой был произведён совместно с товарищем Зверевым в деревне Мамыри и у пристани Заярская. По договорённости с товарищем
Зверевым Илимский отряд был уже в 400 человек, где я с ним должен был повести наступление на пристань Заярскую, где стоял пароход с орудием и пулемётом, а тов. Зверев со своим отрядом должен был повести наступление на Большую Мамырь. Бой был нам не особенно удачен, потому что Зверев с отрядом был оторван от моего отряда на 3 километра, а также и связь был потеряна.
Белоголовый бил из орудий с парохода больше в Большую Мамырь, из пулемётов больше стрелял в лес, по моему отряду. Было
ранено в моём отряде 6 человек, захвачено их в плен 9 человек, но однако белые успели сняться с якоря и уйти по Ангаре вверх.
После этого, как вошли отряды в Большую Мамырь, сразу произвели организационную часть работы: отряды разбили на роты. В то время у нас было уже до 1 000 человек партизан.
Отряды партизан уже за собой имели захваченных пять волостей, в которых надо было иметь и закреплять Советскую власть.
Для этого был избран краевой совет Северо-Восточного края Сибири, с резиденцией в селе Нижнеилимске.
Я был избран в краевой совет и находился там членом совета в военном отделе. После этого были бои наших отрядов под Усть-Уусом, Жигалово, Качуг, Янды, Усть-Уда, Зима и Иркутск. 28 февраля я был назначен с отрядом илимских партизан для ликвидации каппелевцев в Илимском крае.
Интересно изложить работу краевого совета. Характерные моменты — разрешение вопроса, что будет дальше? Ряд социалистов, членов Совета, принадлежащих эсеровской партии, хотели повернуть краевой совет в своей работе за Учредительное собрание. Чернявский, Рядковский, Черных Иван, Страус, которые не соглашались с действиями председателя Совета Брумме и Рейса и Романова. Борьба была более двух недель, на последнее дошло до оружия, где пришлось заявить им, что или вы подчинитесь и проводите Советскую власть, или мы вас посадим. И предъявили им в 24 часа оставить село Нижнеилимск, что и было сделано.
ГАНИИО. Ф. 300. Оп. 1. Д. 561. Л. 1–15. Машинопись.
Воспоминания участников Гражданской войны в Восточной
Сибири 1918–1920 годов (по материалам ГАНИИО) / сост.
Е. А. Серебряков. — Иркутск: Изд-во «Оттиск», 2019. — 648 с. илл.