Слова, вынесенные в заголовок, принадлежат герою моего очерка, и сказаны они, хотя и в шутку, в ответ известному илимскому краеведу В.Д. Елизарову, когда он сообщил Семёну Ивановичу, что ему, Виталию Андреевичу, пришлось развенчивать, отчитывать его недоброжелателей, обосновавшихся здесь, на Илиме.
Мне понравилось такое заглавие, так как оно будет ещё одной отповедью интриганам и злопыхателям С. И. Косыгина.
Замечательный человек, как правило, всегда оставляет следы на земле — следы нестирающиеся, неисчезающие со временем.
Следы героя моего документально-художественного очерка остались не только на земле. Он остался в судьбах и в жизни его учеников, в памяти коллег-учителей и всех, кто был знаком с этим человеком.
Я перебираю письма, воспоминания, листаю фондовые документы районного Музея просвещения, а также Историко-Художественного Музея имени академика М. К. Янгеля, сотрудники которого предоставили мне возможность поработать с архивом.
... Родился на Илиме в 1888 году, 1 сентября, в деревне Балагановой, в бедной крестьянской семье. После смерти родителей (а умерли они рано) Сёма остался сиротой. Политссыльный из деревни Коробейниковой взял мальчика на воспитание, усыновил его и дал ему свою фамилию. Приёмный отец Иван Николаевич, по утверждению односельчан, был человеком грамотным, никогда не отказывался написать прошение властям от граждан или дать какой-то совет. Да и у себя дома учил грамоте детей крестьян, в том числе и своему Сёме помог осилить Азбуку и другие предметы школьного обучения по программе приходской школы.
В 1899 году в волостном центре открывается двухклассное училище (4 и 5 классы), и деревенский парнишка Сёма Косыгин становится учеником двух сельских учителей А. В. Сидоровской и Ф. И. Бахарева, которые за неимением других учителей вели все учебные предметы: кроме чтения, письма и счёта добавились сведения по географии и естествознанию. Учился мальчик хорошо и этим отличался от других. В 1901 г. с отличием закончив Нижнеилимское двухклассное училище, 13-летний подросток устраивается в нём на хлопотливую работу сторожем и одновременно помогает истопнику колоть дрова и топить печи. К счастью, его жажду знаний и способности заметил тоже свой «учитель жизни» и помог встать на тернистую тропу учения.
По совету и протекции заведующего училищем Фёдора Ивановича Бахарева Семён Косыгин направляется и едет учиться в Иркутскую учительскую семинарию, затем с июня 1908 г. по июнь 1911 г. учится в трехгодичном Учительском институте г. Томска, получает незаконченное высшее педагогическое образование и возвращается в Нижнеилимск первым учителем от населения нашей волости.
В пору упрочения и зрелости учитель Косыгин нёс знания, воспитывал, вразумлял и одухотворял сельских ребятишек в открывшемся в 1911 году Нижнеилимском четырёхклассном городском училище. Первыми учителями в нем были вместе с С. И. Косыгиным Федор Иванович Бахарев, Антон Дмитриевич Колесов, Леонид Семёнович Платонов.
В годы Первой мировой войны Семёна Косыгина призывают в царскую армию. Однако отчим настроил Семёна против царизма, ибо к этому времени у Ивана Николаевича появились новые свободолюбивые мысли, и он часто говорил, что общество будет другое, но не капиталистическое. И эту свою идею распространял среди других. Поэтому С. И. Косыгин вёл агитационную работу среди солдат гарнизона с позиции большевиков. По воспоминаниям нашего земляка Иннокентия Ивановича Черемных, служившего в батарее сибирского артиллерийского дивизиона, он «хорошо знал Косыгина, который не боялся репрессий, был смел и рассказывал солдатам правду о положении в стране, о задачах революции и о том, что даст она народу, крестьянам». Это было 27 октября 1917 г. Бывший прапорщик русской армии Семён Иванович Косыгин явился на центральный телеграф города Читы. Его встретил чиновник с короткой бородкой и в золотых очках.
— Вот, наконец-то, к нам пришла защита от этих самых большевиков, — заискивал чиновник.
— Вы ошиблись, — холодно ответил Косыгин.
Чиновник от неожиданности онемел. Он враждебно взглянул на прапорщика. Перед ним стоял человек небольшого роста, одетый в офицерскую шинель. Чиновник не мог выдержать его сверлящего взгляда.
Семён Косыгин потребовал показать ему все телеграммы. Чиновник поитересовался его полномочиями. Прапорщик протянул небольшую бумагу: «Предъявитель сего, член Совета солдатских депутатов тов. Косыгин делегируется на правительственный телеграф для контролирования депеш как поступаемых из центра России, а равно и отправляемых из г. Читы».
Это первый документ, выданный Читинским Советом учителю Семёну Ивановичу Косыгину, встретившему Октябрь 1917 года в офицерской шинели. 22 декабря 1917 г. решением Совета ему вручается новый мандат, который гласил: «Предъявителю сего, комиссару исполнительного комитета прапорщику Косыгину, поручается составить команду для осмотра поезда № 3 и задержать находящихся там лиц из состава отряда Семёнова. Исполком предлагает исполнять все требования означенного комиссара».
В Забайкалье и на Дальнем Востоке свирепствовали интервенты. Каратели сурово расправлялись со всеми сторонниками Советской власти. Предметом розыска стал член Читинского Совета Семён Косыгин. В его личном деле хранится повестка: «Следственная комиссия по розыску дел об офицерах, служивших у Советской власти, вызывает прапорщика Косыгина, служившего в Черемховском батальоне, на 4 число февраля месяца 1919 года на 11 часов дня в камеру по Трапезниковской улице, в дом Второва для допроса в качестве обвиняемого по делу о нём».
Жизнь солдатского депутата спасли большевики, работавшие в тылу у врага. По возвращению на Илим призванный в колчаковскую армию Семён Иванович Косыгин совершает побег и участвует в освобождении Ангаро-Илимо-Ленских земель от белогвардейцев. Он не мог согласиться с расстрелами, поркой крестьян и первый из офицеров вступил в отряд партизан, где играл активную роль в организации партизанского движения на Илиме, участвовал в боях.
Солдатский депутат Косыгин, вернувшись в родной Нижне-Илимск, столкнулся с кознями эсера Гарина. Вместе с купцом Черных Гарин на волостном собрании добивался принятия резолюции о признании власти Колчака. С помощью учителя Косыгина собрание провалило эсеровскую резолюцию. Нижнеилимские крестьяне признали только центральную Советскую власть в Петрограде во главе с Лениным. Гарин собрал вокруг себя кулаков. Он поспешил дать в Иркутск хвастливую телеграмму: «Большевизм на Илиме мною ликвидирован».
Но Советская власть на Илиме жила. Нельзя уничтожить то движение, которое является делом самих людей труда, самого народа. Нижне-Илимск и ближайшие сёла восстали, восстановили у себя власть Советов. Образовался партизанский край.
С. И. Косыгин теперь заведовал всем делом народного образования в этом крае. В личном деле Семёна Ивановича сохранился любопытный документ того времени. Вот он, партизанский мандат, имеющий самодельную печать:
«РСФСР
Времен. Краевой Совет
Северо-восточного района.
Гражданский отдел 18 декабря 1919 г.
№ 149
Село Нижнее-Илимское.
Мандат
Предъявитель сего, товарищ Косыгин есть действительно заведующий по народному образованию в Северо-Восточном крае Советской власти, кооптированный на эту должность краевым съездом.
В круг его обязанностей главным образом вменено снабжение школ учебниками и учебными пособиями, устройство школьной жизни и все остальные вопросы, относящиеся к народному образованию учащихся.
Настоящий мандат выдан тов. Косыгину в подтверждение его личности при служебных разъездах в крае с правом обращения к волостным и сельским исполкомам в оказании ему содействия в деле народного образования и беспрепятственного посещения школ всех типов.
При разъездах тов. Косыгину предоставляется право взимания обывательских подвод без платежа прогонов».
Вручая ему этот памятный мандат, друзья по партизанскому оружию шутили: «Вот и мы в своей маленькой таёжной республике имеем своего народного комиссара просвещения». Да, именно по предложению комдива Д. Е. Зверева Семён Иванович назначается «комиссаром Илимской республики», заведующим отделом призрения Крайсовета-Центросовета Северо-Восточного партизанского фронта. Организует школы в Нижне-Илимской и Карапчанской волостях и руководит народным образованием на Илиме, отдавая все силы и знания народному просвещению родного края. Если раньше на Илиме, Ангаре было всего лишь 3 школы, Косыгин организует ещё 6.
Весной 1919 г., сразу после шуги, когда ещё не спала вода в ярах, на Илиме один за другим появляются карательные отряды.
С. И. Косыгин вспоминал:
— ... пока прапорщик Рубцов продвигался по Ангаре, в Нижне-Илимск въехал в начале июля отряд особого назначения в 100 человек под командой поручика Мамаева с двумя прапорщиками. Население достаточно научилось понимать отряды подобного назначения и с ужасом ожидало новых репрессий. Но тут произошло много неожиданного: оказалось, что новый отряд набран из пленных красногвардейцев, побывавших в колчаковских вагонах смерти. Общественность Нижне-Илимска была в большом недоумении: как могли красногвардейцы оказаться в колчаковском отряде особого назначения? Прежде всего, бросилось в глаза очень культурное поведение этих белых, они не только никого не тронули, но живя в школе около двух недель, не допустили ни одного нецензурного слова. Но всё же мы их опасались: вспоминалось народное выражение «мягко стелет». Следующее, что показалось совсем непонятным, заключалось в том, что этот отряд как будто и не собирался на борьбу с партизанами. Лично я перестал их бояться после того, как мой вопрос о состоянии в России народного образования они с нескрываемой гордостью рассказали мне об исключительной заботе советского правительства о школе. Загадочным казались и такие их выражения: «Мы видим, что вы нас боитесь — напрасно. Мы не будем воевать с большевиками, и вы ещё о нас услышите». Наконец, решил раскрыться и я, сказав, что был в Чите членом исполкома Советов рабочих и солдатских депутатов в дни Октябрьской резолюции. Завязалось интереснейшее знакомство, всё ещё некоторое время казавшееся мне рискованным. Через 2 недели (примерно) отряд выехал на Ангару и действительно не воевал там ни одного дня, а в конце августа эти «белые» убили своего командира Мамаева, ещё одного офицера и объявили себя Красными.

Будучи заведующим отделом народного образования на всей занятой партизанами территории, Семён Косыгин в конце декабря 1919 года поехал по школам в Кежемский район и был свидетелем трогательной преданности населения Советской власти: ему приходилось подолгу пережидать длинные встречные крестьянские обозы с мясом, рыбой, мукой, кожей, лыжами и т. п., направлявшимися в партизанский отряд и притом всё это бесплатно и по доброй воле.
Трудное это выло время. Не было керосина, свечей. Учителя не получали зарплаты в течение I9I9–I920 года. Но партизаны заботились о них и помогали, чем только могли. Случалось, раздобудут где-нибудь у белых метров 10 бумаги и посылают для учителей. В школах не было ни бумаги, ни письменных принадлежностей.
По воспоминаниям того же Семёна Ивановича, он возил с собой для раздачи учителям одну коробку подержанных, поржавевших перьев, обрезки карандашей длиной иногда по дециметру. Ребятишки писали на макулатуре, нередко между строками какого-нибудь купеческого векселя, случалось — и на бересте, причём вместо чернил — соком черники или самодельными чернилами из берёзовой чаги. До сих пор не может забыть, как один учитель на Ангаре все уроки проводил в пальто, хотя в классе было жарко. На вопрос С. И. Косыгина: «Не болеет ли он?» — учитель распахнул пальто: оказывается, у него не было ни пиджака, ни рубахи.
Как-то Семён Иванович, проезжая по школам Нижнеилимской волости, заглянул в деревню Кеуль, чтобы поприсутствовать на уроке молодой учительницы. При обсуждении урока, как вспоминала З. А. Погодаева, он попросил её обратить внимание на слова, когда ученик по Закону Божия отвечал: «Аллах! Аллах! Услыше нас».
— Ты сама-то это понимаешь? — задал он мне вопрос и посоветовал вообще не вести эту дисциплину». Вот так душевно направлял он нас на правильный путь в жизни.
С. И. Косыгин не только руководил народным образованием в осажденном врагами крае, он и сам продолжал преподавать в Нижне-Илимском высшем начальном училище, переименованном в 1917 г. в семилетнюю трудовую школу.
Читаю воспоминания той же Зинаиды Алексеевны Погодаевой, учителя-орденоносца, отличника народного просвещения:
— Семёна Ивановича я запомнила со школьной скамьи. В 1917–1919 гг. училась в четырёхклассном училище. Он вёл уроки анатомии. Для нас был старшим товарищем, и все ученики относились к нему с уважением. Кроме хороших и ясных уроков С. И. Косыгин проводил и воспитательную работу: организовывал школьников на проведение игр, готовил с учащимися спектакли. На всю жизнь мне запомнилась постановка пьесы Д. И. Фонвизина «Недоросль», где я играла роль матери Митрофанушки — госпожи Простаковой. Как он требовал от нас на репетиции чёткости в произношении, выразительности, логических ударений и обоснованных пауз. А после окончания спектакля мы ещё читали стихи.
Какое это счастье — встретить в юности человека, с которого захочешь «сделать жизнь».
«Это было в 19-ом, — вспоминал И. Погодаев, — тогда я оканчивал ВНУ (школу с необычным названием: высшее начальное училище). Наш новый директор Семён Иванович Косыгин быстро завоевал непререкаемый авторитет. И если, проходя мимо дверей его квартиры (а жил он здесь же), мы замедляли шаги и старались говорить тише, то это тоже было данью уважения. Подтянутый, спокойный, внимательный и доброжелательный к нам. Он оборудовал кабинеты физики и биологии. Идя на урок, мы знали, что увидим новое, интересное. А в 14 лет я, как и многие сверстники, заболел "поэтической лихорадкой". И, конечно же, держал это в секрете. И всё-таки хотелось с кем-то поделиться, услышать совет».
И вот однажды на уроке русского языка, когда все ученики сдавали тетради с диктантом, Кеша Погодаев сдал и свою жёлтую тетрадь, наполовину заполненную виршами. Ужас, как волновался! На следующем «русском» Семён Иванович, раздавая тетради, вернул тетрадь и со стихами. С трепетом перелистал страницы юный стихотворец. Читает: «Есть способности, но советую больше читать Некрасова, Горького...». Учитель понял, что ученику не нужна слава, что ждал он только его оценки, а не шумной презентации перед классом. И тем самым покорил его окончательно. Так любимый педагог выдержал экзамен на доверие. Школа, воспитание людей стали смыслом его жизни.
В этот грозный 1919 год крестьяне Нижне-Илимска избрали С. И. Косыгина своим депутатом на волостной съезд Советов. Бывший солдатский депутат стал избранником крестьян. Из волости учителя Косыгина послали на уездный съезд. От Нижне-Илимска до Киренска — 400 км. Посланник нижнеилимских крестьян с трудом добрался до уездного города.
Нижнеилимские школьники многие месяцы ждали возвращения из Киренска Семёна Ивановича. Обратный путь был очень трудным: белогвардейцам удалось отрезать путь с Лены на Илим. Вторжение отступавших каппелевцев заставило делегатов съезда, в том числе и С. Косыгина, вновь взяться за винтовку. Делегат съезда Косыгин принял участие в жарких боях за освобождение села Усть-Кут, где был взят в плен полностью белогвардейский отряд в 800 сабель. Командование назначило Косыгина комендантом Усть- Кута. Начальником штаба был Черемных Пётр Егорович, с которым Семён Иванович в 1901 г. окончил Нижне-Илимское двухклассное училище.
1 марта 1920 года временный комендант Усть-Кута рапортовал командующему советскими войсками: о выполнении всех возложенных на него задач. Белогвардейские отряды были разбиты, и «путь на Илим открыт». На рапорт последовал приказ об освобождении учителя — делегата уездного крестьянского съезда от обязанностей коменданта Усть-Кута на Лене. И Семён Иванович снова вернулся к своему любимому делу в школе. С тех пор он и трудился на посту народного учителя в Восточной Сибири. Позднее, по ряду обстоятельств, покинул Илим, перебрался в Иркутск и работал заведующим педагогической частью Детского дома имени III Интернационала, проявляя себя аккуратным, исполнительным и энергичным работником. Об этом свидетельствует Удостоверение от 27 августа 1925 г. за № 643. В 1932–1933 учебном году С. B. Косыгин заведует учебной частью 2 ступени старейшей школы в Иркутске № 10-ФЗС. Руководит работой методического бюро, выступает с докладами на КМО «О сознательной трудовой дисциплине в школе», «О постановке соцсоревнования и ударничества в школе», «О методике и технике проверочных испытаний». Как лучший ударник по школе Семён Иванович работает в авторской бригаде по составлению учебника по географии. В течение 3 месяцев консультирует и руководит производственной практикой студентов-обществоведов пединститута как подлинный борец за политехническую школу.
Прекрасный методист, глубоко и всесторонне знающий школу и школьное дело, волевой, политически и морально выдержанный С. И. Косыгин в 1933 году переезжает в г. Красноярск, назначается на работу школьным инспектором в аппарат КрайОНО и едет на месячные курсы при Центральном Институте повышения квалификации.
Читаю: «Удостоверение от 15 июля 1937 г., № 1395. Тов. Косыгин прослушал дисциплины: Конституция СССР, ленинизм, педагогика, вопросы методики русского языка и арифметики, организация, содержание и методика инспектирования школы, основные вопросы учебно-воспитательной работы в начальной школе и сдал зачёты по педагогике на „отлично“».
О школьном инспекторе в учительской среде обычно говорили как «грозе учителей». Такое мнение бытовало ещё с дореволюционного времени, когда в школы заезжали чинуши и гастролёры. Совершенно иными принципами руководствовался советский инспектор С. И. Косыгин, как учитель учителей, как взыскательный друг и советчик, ибо задача инспекции — не столько «ловить, изобличать», сколько уметь поправить.
Семён Иванович по-деловому проводил анализы посещённых уроков, делал объективные сообщения на педсоветах по результатам проверки работы школы, читал акты обследования с конкретными выводами, предложениями, сроками, предназначенными для исправления недостатков.
В этой весьма ответственной и почётной должности Семён Иванович на одном месте пробыл 26 лет и еще 2 года был внештатным инспектором МП РСФСР. Целям распространения лучшего педагогического опыта, предупреждения возможных ошибок в работе школ и инструктировании служат и его статьи, опубликованные в местной периодической печати: «Памятка проверки работы средней общеобразовательной и политехнической школы с производственным обучением», «Об устной и письменной речи учащихся». Во время работы заместителем директора по учебной части Красноярского Института повышения квалификации он публикует рецензии на педагогические книги, обращает внимание учителей и руководителей школ на то ценное, что могло быть использовано в школьной практике. Ряд его методических материалов широко пользовались спросом.
Опыт, как говорится, приходит с годами, но о С. И. Косыгине уже в 1945 году заговорили, как о хорошем инспекторе КрайОНО, который правильно сочетает высокую принципиальность и требовательность в обучении и воспитании педагогических кадров, даёт основательные, продуманные указания, систематически контролируя их выполнение.
И вот его опыт и труд получают признание в республиканском масштабе. За неутомимую и преданную на посту инспектора работу, научно-исследовательскую деятельность в качестве заместителя директора по учебной части Красноярского института повышения квалификации Указом Президиума Верховного Совета СССР от 15 февраля 1945 года Семён Иванович награждается орденом Трудового Красного Знамени, через два года — орденом Ленина и в этом же, 1947 году, он получает значок «Отличник народного просвещения».
Проходят годы. Они быстры, и порой кажется, что вместе с ними уходит и часть тебя, забирая что-то важное. И ничто так не характеризует человека, как его личное признание: «Мне 63 года, работаю в КрайОНО, начал уставать. Проклятая занятость дошла до такого напряжения, что скоро "кондрашка хватит", и я не вижу предела этой занятости. Сижу, не разгибаясь, целыми днями над редактированием методических писем, над отчётами, рецензиями, готовлюсь к лекциям (приходится иногда выступать). Ездим нынче мало: как-то вошло в традицию безденежье на командировки. Старею отчаянно, особенно по внешности.
Боюсь уж и в зеркальце посмотреть...»
Из письма к сестре Евгении Ивановне (19.04.1952 г.):
— Пишу из командировки. Это в 30 км от Кемеровской области. Живу и треплюсь здесь с 5 апреля: оказался в бригаде крайкома партии по народному образованию. Времени мало, а вопросов много: и обследовать среднюю школу, организовать проверку 4-х других школ, побывать в двух детских домах, разобрать жалобу в одной школе, проверить работу аппарата РайОНО и как районные организации относятся к народному образованию. Твёрдо созрело намерение уйти из КрайОНО, только не могу надумать — куда.
— Енисейск, 18.06.1952 г. Пребываю здесь с 13.06. в качестве председателя комиссии по государственным экзаменам в педучилище. Устал страшно: только что приехал из трудной командировки и через три дня снова отправили сюда на месяц. Вся моя вина в том, что во мне видят чуть ли не краевого специалиста по русскому языку. Я уже ошалел от докладных записок (отработал в трёх бригадах крайкома). Сейчас русский язык должен перестраиваться на основе учения И. В. Сталина по языкознанию. Вот я и копаюсь по вопросам этой перестройки. Потом надо будет работать над отчётом по русскому языку в Министерство, затем в середине августа будет проходить краевая научно-практическая конференция по русскому языку, а с 20 августа пойдут районные совещания учителей.
В системе Управления КрайОНО инспектору принадлежит очень важная роль: он — соответчик за дела в районах, референт и консультант по широкому кругу вопросов. И всё, что приходилось выполнять С. И. Косыгину в аппарате отдела, учесть и перечислить невозможно. Можно лишь назвать некоторые «аппаратные» инспекторские дела: составление заказов и разнарядок на всевозможные программы, учебники и учебные пособия, сбор различных оперативных данных и составление итоговой информации, разбор жалоб, ответы на запросы редакций газет, детских комнат милиции, участие в различных совещаниях и т. д.
Но, конечно же, не аппаратные дела — главное в деятельности школьного инспектора. За много лет работы Семён Иванович накопил достаточное количество памяток по проверкам, которые постоянно совершенствовались, вносились изменения и дополнения с учётом современных требований. И такую проверку он проводил в двух направлениях: проверял деятельность руководителей школы и сравнивал эти результаты с фактическим состоянием дела — посещал уроки и другие школьные мероприятия, проверял знания учащихся. Основное внимание уделял проверке внутришкольного руководства и контроля. И это совершенно правильно. Он изучал, насколько выводы и предложения руководителей школы соответствуют научно-педагогическим требованиям к учебно-воспитательному процессу.
Повседневная помощь инспектора С. Косыгина школам Красноярского края способствовала улучшению основных показателей развития народного образования: сократилось второгодничество, уменьшилась убыль учащихся 1–7 классов, увеличился приём в 8-е классы.
За многолетний и безупречный труд Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 25 января 1956 г. ему присваивается почётное звание «Заслуженный учитель школы РСФСР». Это был действительно Учитель учителей, и это звание Семён Иванович носит по праву. Каждый школьный инспектор держит экзамен перед учителями, перед обществом, перед собой на душевную щедрость, широту взглядов, глубину ума. С. И. Косыгин этот экзамен выдержал с честью.
Это был настоящий педагог. Когда Семён Иванович вышел на заслуженный отдых, он продолжал заниматься научной деятельностью, подбирал речевые особенности илимчан и составил «Словарь илимских говоров» — документ к биографии Косыгина и как памятник илимской культуры, одобренный Сибирским отделением Академии наук СССР. Пишет работы, статьи «О роли политссыльных в развитии илимского крестьянина», составляет «Хронологический перечень важнейших данных из истории Сибири». В районном Музее просвещения есть его черновые рукописи «Илим», «К истории Нижнеилимска» и «Замечания, рекомендации к материалам по истории средней школы», «К истории народного образования в Нижнеилимском районе», а также отпечатанные материалы — воспоминания С. И. Косыгина «Этих дней не смолкнет слава» (о карательном отряде особого назначения под командованием поручика Мамаева и его разгроме в конце августа 1919 г.); «О ликвидации отряда каппелевцев в Усть-Куте в 1920 году» и «Облик правого эсера» (о лидере эсеров П. А. Гарине, настоящая фамилия которого — Рыкунов).
Полувековой юбилей Октября Семён Иванович встречал ещё полный сил и творческих планов. То он наезжает в родной Нижнеилимск, то навещает своих друзей по Усть-Куту, где 47 лет назад он был временным комендантом, то в Красноярске, выступая на конференции, делится своим богатым жизненным опытом, или на курсах пропагандистов читает лекцию «О работе с книгой».
Продолжительное время С. И. Косыгин помогал краеведу В. А. Елизарову в восстановлении событий многолетней давности на Илиме, в розыске сведений и материалов для его очерков в серии «Замечательные люди Приилимья», по сибирской ссылке. В его переписке с Виталием Андреевичем раскрылась ещё одна примечательная черта нашего земляка, ещё одно увлечение: Писал стихи. Мир его поэтических дарований оказался широким, но как педагога его волновала школьная тема. Таковы его стихи «Письмо другу», «Зимняя ночь», «Осенние воспоминания». А вот стихотворения, посвященные родному краю: «Летом», «Тоска по родине», «Любовь охотника», «Буря в тайге». А вот эти строки наполнены грустью: «И вот кончаю путь. Жизнь неудачная к закату подошла. Так мало радостей, а горечи так много. Полынью бледной юность отцвела».
Ещё с детства Семён Иванович стремился как можно больше знать и уметь. Этим стремлением была наполнена его жизнь. Как можно больше узнать о родной стране, о родине детства, набраться свежих впечатлений, закалить волю и выносливость — такая цель приводит его к ежегодному путешествию по маршруту «Красноярск — Нижнеилимск».
В письме, датированном 1959 годом, к своему племяннику Леониду он пишет: «Ныне летом я побывал на родине. И радости, и грусти было много. Страшные перемены во всём — и в людях, и в домах, и в пейзаже. Я там не был 28 лет. Меня не узнавали даже двоюродные сестры. Всё, что я оставил в 1931 году, постарело, поседело, потемнело. Некоторые деревни целиком исчезли. Нижнеилимск, наоборот, разбух. Кое-как „наскребли“ человек 12 хорошо знакомых, около них и провертелся чуть меньше месяца».
Из дневника поездки на Илим летом 1962 года: «22 августа выступал на районном совещании учителей. Очень тепло принят учительством».

В другом письме к Леониду от 27.01.1964 г. Семён Иванович сообщает, что каждое лето вот уже 5-й раз ездит на родину, ловит рыбу, собирает грибы и ягоды, предаётся воспоминаниям о невозвратности юной поры. «Побывал в Коробейниковой. Грустный океан! Деревня, как и все небольшие деревушки по Илиму, захирела совсем. Когда-то это было многолюдное жизнерадостное село, а теперь и людей на улице не видно».

Именно в этот свой приезд на малую родину в 1963 г. С. И. Косыгин посетил школу и выступил в качестве гостя на выпускном вечере десятиклассников. До сих пор хорошо помню (в то время я работал заведующим школьным отделом райкома ВЛКСМ и был приглашён на этот праздник): встаёт из-за стола президиума торжественного акта, посвященного вручению аттестатов зрелости, небольшого роста 76-летний старичок, скромно одетый. Делает напутствие... В 76 лет, наверное, можно без всякого осуждения жить прошлыми и прежними заслугами. А, оказывается, Семён Иванович весь в настоящем и будущем, и возраст его невозможно определить прожитыми годами, ибо удивительно молодо сердце и поражает по-прежнему острота мышления.
О чём, казалось бы, заботиться и сожалеть человеку, чей труд отмечен двумя орденами и народной любовью? А он спрашивает, много ли читают учащиеся старших классов? То ли читают, что надо? Может, большой интерес к детективам? С душевной искренностью говорит о самом простом и самом сложном, о вечных истинах и нравственных ценностях. Как живёт? Как поступает? Что творит и во имя чего? О чём думает? А о себе говорил так, словно душу каждого открывал, очищал её от мелкого, суетного, наносного. И как бы отвечая своим мыслям, произнёс в задумчивости: «Человек растит человека. А что нам с вами в жизни важнее всего? Пример, хороший пример». Сам же С. И. Косыгин и являет собой и своей жизнью этот самый достойный пример. Никто и никогда — ни в родной семье, ни в селе, ни на работе не видел его праздным. Всегда в трудах, в учении, в заботах. А заключительные слова его небольшой речи были такие:
— В жизни нашей, дорогие ребята, всякое бывает (как поётся в одной песне): налетают тучи и гроза. Ветер набегает, тучи разгоняет, и опять синеют небеса. Так пусть же у вас, мои юные друзья, всегда будет синее мирное небо, и пусть сбываются все ваши мечты и желания. В добрый путь, мои земляки!

Село Нижне-Илимск. 4 июля 1964 г. Из письма к сестре Евгении Ивановне: «Вот истекает месяц моего пребывания здесь. Не был пока ещё у сестры Тани и в Коробейниковой. Один раз забегал только на 10 минут к нашей Шуре, у неё тоже ремонт был, так что потолкались только в огороде. К Кудриным как-то заехал посмотреть их здоровье. Якова дома не было, а Дуня пурхалась с покраской полов. У Ивана Павловича Голублева был раза четыре, но он всё время был на работе, а вечером ходить до них поздно (не менее 2 км). Приезжал сюда Алексей Андреевич, но ко мне не зашёл и не передавал ни привета, ни приглашения».

Из другого письма к сестре от 4 сентября 1964 г.:
— Позавчера получил твою телеграмму. Она растрогала меня до слёз. Здесь никто не знает дня моего рождения, хотя когда-то все прекрасно знали. Алексей Андреевич свозил меня в Коробейникову, пробыл там два дня в хорошей обстановке. Позвала к себе Марина. Всё было хорошо, тепло и ласково. И там я сознался, что именинник. Алексей живёт в „Васильевском“ доме. Деревня исхудала. Но работают там здорово, обзавелись сельхозтехникой. Хлеба выросли отличные, сено хорошее. А Илим так убыл, что за всю жизнь я его таким мелким не помню. Во многих местах перебродят свободно на тракторах или на грузовиках. Много наросло шелковника, разной тины. Тянуться бечевой совершенно невозможно, а в некоторых местах плывёшь, как по гороховой каше: пихнёшься на два шага — и без всякой инерции.

Из дневника № 3 поездки на Илим, 1969 г. Читаю:
— Сегодняшний день моего рождения начинаю в школе. В. Г. Москвин провёл меня по комнатам и классам моей школы-старушки. Посетил школьный музей, со мной были Александр Викторович и директор школы. Сделано здорово! Значится масса краеведческих экспонатов, вложено немало большого труда. 2 сентября... дошёл до Брызгалов, сел на обрыв, долго-долго смотрел кругом. А как я люблю ледоход на Илиме! С каким нетерпением жду каждую весну... Вот появились забереги, льдинки мелодично позванивают в бурлящих промоинах, плишки (трясогузки) подтряхивают хвостиками на подтаявших торосинках, а лёд потемнел, словно нахмурился. Как я люблю дышать ароматом распускающихся лиственниц! А что за прелесть наши цветы прострел!..

Признаюсь, давненько мне хотелось поближе познакомиться с биографией Семёна Ивановича, и я потихоньку шёл к этому. И вот с помощью переписки краеведа Елизарова с одной из сестёр С. И. Косыгина — Евгенией, а также писем от других близких родственников начала приоткрываться завеса над личной жизнью Семёна Ивановича, в чём я буду очень осторожен, дабы ничем, ни одним штрихом не навредить памяти Косыгина.
Всё больше убеждаюсь, что Семён Иванович прожил большую, яркую, но и не менее трудную жизнь — тяжёлую, драматичную, особенно последние 20 лет. Читать сохранившиеся письма С. И. Косыгина без содрогания сердца невозможно. Всё это рисует его весьма и весьма сильным, благородным.
Из письма от 7 августа 1951 г.: «Эх, не таким я был по отношению к старикам, воспитавшим меня. Мне безумно жалко было их. Писал им каждую неделю (это он жалуется сестрёнке Жене, что не пишет ему уже 1,5 месяца сын Саша). Помню, в Томске давал уроки за 12 рублей в месяц и всё до копеечки посылал их отцу. А ведь Шура даже не поинтересуется: не нуждаюсь ли я, и никак не догадается послать хотя бы 50 рублей. А года ещё не прошло, как я посылал ему по 100 рублей, 150, а то и 250. В мать растёт: бесчувственный какой-то. Боречка был не такой... Шурик же получает, по его словам, около 1500 руб. Но я ни слова не намекну — бог с ним. И к нему тоже не поеду. Это не любовь».
В другом письме: «Недогадливая молодёжь, а мы как старые клохтуны клохчем около них. Почему бы телеграмму не подать, как там у них, ладно или неладно».
Правда, мы — сыновья — при жизни часто не ценим наших родителей. Как-то так уж получается: свой, самый близкий, родной — оказывается неоценённым.
В письме от 12 августа 1952 г. С. И. Косыгин писал той же сестре Евгении:
— Я широко, всесторонне люблю жизнь, особенно природу, родные незабываемые края. Но вот беда: не с кем всхлынуть воспоминаниями. И люди есть, но они либо мертвы раньше времени, или довольствуются успехами, или по каким другим причинам даже не захотели ответить на тёплое дружеское письмо. А тут ещё сынишка скупится лишний раз написать... Ты писала, Женя, что сын Гена женился без согласия с тобой. Это вечная общественная трагедия. Мы ведь сами так поступали, как я, например. Уж как моему отцу не хотелось, чтобы я женился на Груньке, а я настоял на своём с обычным упрямством.

В общем, счастья в личной жизни не получилось у Семёна Ивановича. Ни с первой женой Груней, которая оставила ему двух сыновей: Бориса и Александра. И ни со 2-й — Ольгой Александровной, которая увезла от него дочку Надю. С интеллектуальной точки зрения уж слишком разные это были семейные пары. Да и по взглядам на жизнь тоже. «Хорошего вспоминать совершенно нечего: только разве детство и время до женитьбы, а всё остальное отравлено обманом, неблагодарностью, грубостью».

В письме к племяннику Л. А. Довган (27.01.1964):
«Мне 76-й! А я вот всё торчу и — шабаш! Мало того, ещё и работаю. Назначили мне персональную пенсию республиканского значения, но такую мизерную, что стыдно её и называть — 75 рублей. Это за 57-то лет педагогической работы, за участие в Октябрьской революции и партизанском движении?!»
Да, вся жизнь его была отдана педагогической работе. Для себя, можно сказать, он и не жил совсем. Утешался только тем, что не за горами финиш. «Живу по-прежнему Робинзоном, который завёл себе Пятницу (молодого студента-заочника, рабочего), он сын моего большого друга» — писал Семён Иванович тому же племяннику.— Подмерзаю: главную печь не отремонтировал, пробиваюсь на маленьких железных, натоплю до 15–16 градусов, а к утру смотришь — 6–7 градусов. Но я живу силой моего воображения».
Так вот, этот студент, которого звали Евгением Сергеевичем Голицыным и который жил на квартире у С. И. Косыгина с 1956 г. сам не скрывает, а подчёркивает ту роль, которую сыграл Семён Иванович в его жизни. Он так просто и убедительно и красиво пишет о нём, что я склонен думать о большом влиянии Семёна Косыгина на Евгения. Это был действительно настоящий учитель с широким диапазоном знаний, наполненный доверху только добротой, но издёрганный неудачами жизни. Клевета, возведённая на Косыгина по поводу его участия в работе Читинского Совета и в партизанском движении на Илиме (будто бы Семён Иванович сам себе придумал, что был комендантом Усть-Кута) кроме личной семейной драмы, добавила ко всем горестям бочку смолы.

В одном из последних писем С.И. Косыгина речь шла о равнодушии «лекарей», к которым он угодил в последние дни жизни. Вот эти строки из письма:
— ... я в больнице. Поступил туда 27.08. При наличии пропуска пришлось мытарствовать весь день: нашли, что пропуск надо переоформить. Никакие мольбы, что я не только ходить, но и сидеть не могу, не помогли. Пришлось в этот день отмахать пешком не менее 5 км на дожде! Скамейки везде сырые — отдохнуть негде. Это был поистине крестовый путь. Приплёлся в КрайОНО, по счастью, захватил там заведующего — иначе пропал бы совсем. Он — человек хороший: вызвал машину и повёз меня опять в ту же клинику. Приняли!..

Надо ли комментировать эти строчки?! Ужас, беспросветный мрак равнодушия и жестокосердечья.
Не безынтересным оказалось и письмо В. А. Елизарову из прокуратуры Красноярского края. Прокурор Павел Игнатьевич Бочилло писал, что с Семёном Ивановичем он познакомился в больнице в августе 1971 года. Судя по разговорам, которые носили отрывочный характер, он понял, что в палате лежит высокопочитаемый, эрудированный и вместе с тем простой человек. Несмотря на почтенный возраст, память его оставалась светлой. Косыгин много рассказывал о службе в старой армии, критиковал. Много писал, видимо, это были письма к друзьям и товарищам. Умел шутить, был весёлым, жизнерадостным. Врач обещала ему выздоровление. Только вдруг неожиданно стало хуже: диагноз — двустороннее воспаление лёгких. И он умер. В некрологе краевой «Красной газеты» заслуженный учитель РСФСР С. И. Косыгин душевно назван другом и наставником учителей края.
За заслуги в области народного образования и в связи с юбилейными датами педагогической деятельности он имеет кроме вышеупомянутых наград ещё большое количество благодарностей от Красноярского краевого отдела образования и Красноярского Института усовершенствования учителей:
— Благодарим за Ваш великий труд специалиста. За то, что Вы в 67 лет не бросили трудиться для народа, для счастья жизни и радости побед!
В 1945 г. Семён Иванович награждается правительственной медалью «За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны». 15 апреля 1947 г. он получает лично от Министра просвещения РСФСР А. Калашникова денежную премию в сумме 1500 рублей.
В 1957 г. 28 сентября получает медаль «За освоение целинных земель», а в 1970 году награждается юбилейной медалью «За доблестный труд. В ознаменование 100-летия со дня рождения В. И. Ленина».
Семёна Ивановича принимают в почётные пионеры пионерской дружины имени Паны Прокопьевой и его имя заносится в Книгу Почёта Нижне-Илимской средней школы.
Таков жизненный путь одного из первых депутатов Читинского Совдепа в огненном 17-м году, для которого революция стала его кровным делом. Он всю жизнь был и остался её верным солдатом. Это биография удивительного человека, отдавшего всего себя делу народного просвещения до конца жизни, которая оборвалась в августе 1971 года. По личной просьбе С. И. Косыгина он похоронен в селе Емельяново — «второй родине» прославленного илимского учителя.

Ф. П. Тараненко, зав. фондами Музея просвещения Нижнеилимского района
24.03.2010