Новороссия, как заявил в первой части статьи историк Александр Васильев, это объективная историческая реальность, а ее возрождение, по словам командира ополчения первой волны Игоря Стрелкова, единственно возможный способ решить украинский вопрос с наименьшими для России издержками. Идея Новороссии, как убедился корреспондент EADaily , до сих пор жива среди активистов пророссийского движения и ополченцев, в том числе воспринявших ее иностранных добровольцев.
Андрей Морозов, действующий военнослужащий, рядовой защитник Новороссии
— Что вы понимаете под Новороссией, почему, на ваш взгляд, она исчезла из информационной повестки и можно ли ее реанимировать?
— Из информационной повестки крупных СМИ слово «Новороссия» исчезло сразу же, как только перестало быть актуальным в качестве политического инструмента в борьбе с Украиной. Вернуть это слово в оборот — вопрос исключительно редакторской политики этих самых СМИ. Вопрос «реанимации идеи» для меня не стоит — моя идея жива, никуда не делась за эти годы. Людей, очень много сделавших в 2014-м, но потом «разочаровавшихся в идее» я понимаю и сопереживаю им, но я понимаю, что разочаровались они не в идее, а в себе и своих ожиданиях от неё. В ожиданиях скорой победы, каких-то личных достижений, «социальных лифтов». Я понимаю и горечь обманутых ожиданий тех, кто реально воевал, рисковал жизнью, оставил на этой войне значимую часть жизни и здоровья. Люди ожидали несколько других итогов своих действий.
Что касается моих ожиданий, то для объяснения того, почему я не разочаровался и не разочаруюсь в Новороссии, мне проще всего пересказать сцену, которая произошла у нас на работе, когда я 5 мая 2014 года, в понедельник, я пришёл к шефу и сказал, что где-то в районе 9-го числа уеду на войну. Шеф в нашей айтишной конторе — мой ровесник, прекрасно образованный и эрудированный человек, большой патриот России. И он мне без всякого желания запугать сказал вполне здравую вещь: «Ты же понимаешь, что даже если успешно перейдёшь границу и попадёшь к условным „своим“, они тебя, скорее всего, расстреляют, потому что в системе координат варлордов (warlord — военный лидер), которые там сейчас воюют, нет персонажа типа тебя. Для них ты или украинский шпион, которого надо расстрелять как украинского шпиона. Или шпион, присланный из России следить за тем, что они там творят. Расстрелять тебя открыто как шпиона из России будет нельзя, поэтому тебя всё равно расстреляют как украинского шпиона. Понимаешь?»
Я ответил: «Я всё понимаю. Но не могу не попробовать». Что было дальше — уже достаточно широко известно. Я в одиночку ночью с 10 на 11 мая в жуткий ливень, по распечатанной яндекс-карте и компасу, успешно прошёл границу и прибыл в город Антрацит, ближайший к месту перехода границы известный мне крупный населенный пункт, контролировавшийся тогда ополчением. Там при попытке записаться в ополчение я был объявлен украинским шпионом, и казаки атамана Козицына (Николай Козицын — лидер луганского казачества, активный участник событий на Донбассе) начали меня пытать в надежде выведать какие-то секреты. Поскольку секретов я никаких, разумеется, не знал, то так и потерял сознание, вися распятым на оконной решётке в коридоре ОГА Антрацита, в паре десятков метров от кабинета Козицына, где праздновали победу на референдуме. В августе 2014-го, ещё изрядно хромая и не полностью восстановив моторику кисти правой руки, я поехал на войну вторично. В октябре я впервые штатным способом, большим пальцем правой руки, смог снять с предохранителя автомат и выстрелить, нажав указательным на спуск.
Нет никакой идеи, кроме людей, готовых драться за эту идею до последнего. «Навязать идею» политтехнологи не могут. Они могут её так или иначе оформить. Хорошо, плохо, отлично или «так себе», «на троечку», облечь её в слова, разложенные по папочкам «для детей и юношества», «для маргиналов», «для домохозяек». Создать идею политтехнологи не могут, это задача для философов. Философы создают и людей и идеи для них. Будущее у идеи есть, пока есть люди, готовые сражаться за неё, не ожидая от этого для себя ничего, кроме новых сражений и испытаний, защищая её даже в самой беспросветной, безвыходной ситуации.
Вот сейчас, например, ситуация складывается так, что ВСУ готовятся схлопнуть за несколько дней республики Донбасса, пользуясь тем, что России крайне невыгодна любая силовая активность, а также тем, что в России существует очень влиятельное лобби, которому защита Донбасса «поперёк горла», то, что многие ветераны 2014-го называют: «противник перед нами, а враг — в тылу!» И единственное, что имеет какой-то шанс спасти эту ситуацию, — отчаянное сопротивление обороняющихся даже в самых сложных условиях, драка до последнего. Когда не получится у этого самого «очень влиятельного лобби» покивать на быстро зачищенный ВСУшниками Донбасс — «вон, мол, смотрите, как ленивые шахтёры воевать не захотели, чего их поддерживать».
Французский доброволец, снайпер и публицист Эрван Кастель, получивший тяжелое ранение на донбасском фронте
Нет комментариев