Накипело. Не знаем, кто первый пустил в люди легенду о супер-пупер-дристапупер "Железном маршале" Николя д'Аву. Мы бы хотели того человека встретить (ну, хоть кости взять) и здорово так поглумиться, чтобы эта паскуда сказала - для какого нахрена она сочинила все эти сказки?.. Родился Николя д'Аву в 1770 году, в семейном замке Анну. Ибо принадлежал к старинному дворянскому бургундскому роду, известному еще с XIII века. В семье все первенцы служили в армии, про то даже была местная поговорка "Когда рождается д'Аву - шпага вылезает из ножен". Папа его тоже служил, но как-то вяло - дослужился всего лишь до лейтенанта. Мама же была не совсем аристократических кровей - некоторые горе-авторы обосновывают ее знатность тем, что-де ее предок был председателем Парижского парламента! Но это была судейская должность, и родовые дворяне таких избегали, аки чумы, и даже если судейские получали за заслуги титулы, различия между "дворянством шпаги" и "дворянством мантии" было всегда весьма четкими. Так что наличие такой жены означало всегда одно - голубую кровь надо было разбавить желтыми денежками... Так что особого жизненного выбора у Николя не было - мало ли кем он хотел стать в детстве, как первенец он был послан в военное училище, сперва Осерское, а потом Парижское, по окончании которого был выпущен су-лейтенантом (младшим лейтенантом) в Шампанский кавалерийский полк (тяжелая, или линейная кавалерия), где служил майором (то есть, фактическим командиром) его дядя. И уже в ранней молодости проявилась одна из основных черт д'Аву, сохранившаяся до конца жизни - он был жутко, смертельно непопулярен среди сослуживцев. Офицеры не любили его за принципиальное неучастие в "общественной жизни" и за ужасающее неряшество (еще одна черта на всю жизнь), а также высокомерие - всю жизнь будущий маршал вел себя с подчиненными или равными по званию крайне грубо. Солдаты ненавидели за то же самое, плюс склонность к казарменной дисциплине (третья черта). В общем, особой карьеры юному су-лейтенанту не светило. Посему он восторженно принимает революцию - великий шанс для всех изгоев и отщепенцев. В сентябре 1791 года он оставляет регулярную армию, чтобы вступить простым волонтером в Национальную гвардию, 3-й батальон Йонны. Этот шаг умиляет своим бескорыстием и революционным пылом всех биографов, которые как-то походя отмечают - уже на следующий день человека с военным образованием и опытом службы в армии волонтеры выбрали капитаном. Так д'Аву умудрился перепрыгнуть сразу две служебные ступеньки. Кто говорит - революционная пылкость, кто - довольно трезвый расчет...

В 1792 году юный бургундец уже становится шефом батальона (майором) и попадает в действующую армию Дюмурье, приняв боевое крещение 1 сентября у Конде. В следующем году участвует в неудачном сражении у Неервиндена, но очередной чин получает снова не за боевые заслуги, а за "революционную бдительность" - когда генерал Дюмурье замыслил свою измену, Даву (сменивший "проклятую" дворянскую фамилию на "простую") отдает солдатам приказ стрелять в него. Солдаты не стреляют, Дюмурье бежит, но революционное правительство за такой подвиг делает Николя 1 мая 1793 года шефом бригады (полковником). Однако благодарности от него революционеры не дождались - на одном из банкетов полковник Даву резко ругает якобинцев и лично Робеспьера и Марата, и комплиментарно высказывается в адрес жирондистов. И всё бы ничего, но "тайные агенты", присутствовавшие на банкете, стуканули "политическому начальству", каковое напомнило один эпизод из службы еще д'Аву еще в Шампанском полку - за донос в Париж на приказы командиров полка, подавлявших беспорядки распоясавшихся "революционеров", су-лейтенанта хотели основательно вздрючить, но именно Робеспьер и Марат вступились за него. Бургундец начал что-то мямлить про "тогда я был против короля, теперь я против якобинцев"... В общем, получилось неубедительно, некрасиво и как-то подловато. Казнить его решили погодить и послали "на перевоспитание" в Вандею. Там Даву поперло - он стал сперва бригадным генералом, а потом представлен к чину дивизионого. Но 30 июля 1793 года он отказывается от повышения, а 29 августа вообще подает в отставку - жирондисты свергнуты, армия наводнена якобинскими комиссарами, Даву в ней неприятно и не нравится. Можно сие расценивать как принципиальный поступок. А можно (на выбор) и как весьма осторожный - в армии началась волна репрессий против офицеров-аристократов, и аккурат 28 августа был казнен в Париже прославленный генерал Кюстин, чья смерть стала стартом масштабных преследований бывших дворян. Так что Даву уезжает в имение матери и живет там "на вольных хлебах". А когда его мать арестовывают за переписку с эмигрантами, он проявляет еще и свою склонность к интригам - ночью пробирается в опечатанный дом, крадет письма и сжигает их. Суд за недостатком улик маму отпускает, но ненадолго - в апреле 1794 года ее снова арестовывают, на сей раз вместе с Николя. В те поры никаких особых доказательств, кроме происхождения из "бывших", судам уже не требовалось, и семейство Даву ввергнули в узилище, из какового оно освободилось лишь после переворота 9 термидора и казни Робеспьера. Никакой любви к революции не было уже и в помине, но зато в армии теперь не было якобинских комиссаров, да и генералов казнить прекратили - можно было возвращаться. Восстановившись в чине бригадного генерала, бургундец попадает в Рейнскую армию, где дружит со знаменитым Марсо - даже хочет женить его на своей сестре Жюли. Но Марсо убивают в бою, а сам Даву попадает в 1795 году в плен к австрийцам. Но тут опять фартит - фельдмаршал Дагоберт фон Вюрмзер вспоминает своего хорошего старого знакомого, майора д'Аву, дядю Николя, и отпускает француза под честное слово - он не воюет до 1796 года, когда случается размен пленными. В 1797 году Даву даже совершает подвиги - его хвалит сам Вандам (для которого обругать человека было в сто раз легче), хотя, возможно, два отъявленных грубияна просто "нашли друг друга". Особенно же дружит бургундец с генералом Дезе - есть предположение, что на почве взаимной склонности к самому отчаянному неряшеству. Вот портрет, данный герцогиней д'Абрантес уже маршалу Даву: "Он был человек самый неприятный, самый грязный наружностью, какого можно только встретить. Это поразило меня так необычайно, что, несмотря на всю добрую волю быть вежливой к другу моего мужа, я не могла не изъявить своего изумления… при виде сапог, загрязненных даже летом (верно он шел по какому-нибудь ручью, и это могло случиться с ним даже в полдень, потому что он не ясно видел), при взгляде на руки, маленькие и белые, но с ногтями в полутрауре, под стать грязному, истасканному фланелевому жилету".

Именно Дезе круто перевернет жизнь Даву - он не только посоветовал Буонапарте, набиравшему корпус для похода в Египет, взять бургундца, но и после того, как тот не произвел на корсиканца совсем никакого впечатления, настоял на своем. И в 1798 году Николя попадает в Египет, в дивизию, естественно, Дезе, с которым бьется с мамлюками на юге, на Среднем Ниле. Но благосклонность будущего "отца родного" ему приносят снова не военные успехи, а на сей раз административные подвиги (в каковых тот был зело великий мастер, со своей любовью к казарменно-прусскому порядку "и дисциплинен") - за реорганизацию кавалерии сперва в дивизии Дезе, а затем и во всем корпусе командующий приказом выражает Даву "свой респект и уважение". За сие и за успешные карательные походы против повстанцев Николя получает чин дивизионного генерала. Однако при отъезде из Египта Буонапарте его с собой не берет, и Даву уезжает во Францию позже, вместе с Дезе. Какие-то обиды заставляют его сидеть в материнском имении до лета 1800 года, и он пропускает битву при Маренго. Тут, скорее всего, срабатывает великая скорбь и печаль Буонапарте по гибели Дезе - он "прощает" его лучшего друга и направляет в Итальянскую армию, к Брюну (а затем к Мюрату), командовать кавалерией. Там Даву снова вершит подвиги, но паче отличается опять же реформированием кавалерии. Все это логично объясняет его назначение в июне 1801 года генерал-инспектором кавалерии. Куда сложнее современникам было объяснить его внезапное назначение в ноябре того же года командиром пеших гренадеров Консульской гвардии. Как писал секретарь Буонапарте Бурьенн, "этот человек… без всяких знаменитых подвигов, без всяких прав, вдруг попал в величайшую милость". У них с первым консулом даже состоялся такой разговор: "Как вы можете так долго пробыть с человеком, которого вы сами всегда называли скотиной? – Я не знал его; он гораздо больше стоит, чем такова об нем идет молва". Более того - Буонапарте женил своего отныне верного клеврета на своей родне - сестре мужа Полины Бонапарт, генерала Леклерка, Луизе Эме Жюли Леклерк. "Апофегеем" же этого "странного взлета" стало производство Даву в 1804 году, наряду с действительно прославленными и талантливыми полководцами, в маршалы Франции...

В чем же был секрет такой быстрой карьеры обычного, малопримечательного генерала, ставшего из "скотины" членом ближнего круга? (Продолжение следует) #франция #НаполеоновскиеВойны