Особым типом училищ Восточной Европы, появившимся в конце XVI века, были т.н. «греко-славянские школы». Предлагая иную, нежели иезуиты, учебную систему, эти школы опирались на поддержку восточных патриархов и создавали в противовес латинской образовательной сфере в Речи Посполитой новые традиции образованности на славянском языках. Но все они на территории нынешних Белоруссии и Украины оставались средними учебными заведениями. До статуса, близкого к европейскому университету, доросла лишь Киевская "академия". На развитие университетов в Восточной Европе XVI–XVII веках решающее воздействие оказали процессы Реформации и Контрреформации. Образовательное пространство в регионе во многом определялось активностью иезуитов. В результате к уже существовавшему с XIV века Краковскому университету в конце XVI – начале XVII века добавились ещё три новых католических университета Восточной Европы, получившие свои привилегии из рук местных монархов и папы римского и носившие название академий: Виленская, Замойская, Трнавская. Кроме того, ещё одна утвержденная светскими и духовными властями академия в Коложваре не смогла продолжить свою деятельность в XVII веке из-за изгнания иезуитов из Трансильвании. Одной из главных особенностей основания училищ в Восточной Европе XVI–XVII веках являлось то, что они обеспечивались не только и не столько государством в лице королевской власти, но пожертвованиями частных лиц – местных магнатов. Именно поэтому на землях Речи Посполитой смог распространиться особый тип учебных заведений – иезуитские коллегии, соответствовавшие уровню средних, а иногда и высших школ. Ещё одним типом училищ Восточной Европы, появившимся в конце XVI века были т.н. «греко-славянские школы». Предлагая иную, нежели иезуиты, учебную систему, эти школы опирались на поддержку восточных патриархов, привлекали к преподаванию учителей с православного Востока и создавали в противовес латинской образовательной сфере в Речи Посполитой новые традиции образованности на греческом и славянском языках. О первых православных школах в Западной Руси рассказывает историк Андрей Андреев в книге "Российские университеты XVIII – первой половины XIX века в контексте университетской истории Европы" (изд-во "Знак", 2009 год). Первым опытом создания такой школы было открытие на Волыни Острожской «славяно-греко-латинской академии». Название «академии» за ней удержалось в историографии, хотя в источниках конца XVI – начала XVII века оно упоминается лишь дважды в контексте, далёком от строго юридического, т. е. отражая не реальный, а желаемый статус училища. И в самом деле, школа не имела никаких привилегий от верховной власти и не производила в учёные степени. Поскольку к тому же нет никаких сведений о преподавании там высших философских и богословских наук, следует заключить, что она являлась лишь средней школой и может сопоставляться с иезуитскими коллегиями, но отнюдь не с академиями-университетами.

Подобно иезуитским училищам, школа в Остроге была основана на фундуше (ренте), предоставленном крупнейшим местным магнатом. Киевский воевода, князь Константин (Василий) Константинович Острожский владел огромными имениями в Подолии, Галиции и Волыни. Сохранившиеся сведения об открытии училища в Остроге относятся к концу 1570-х, в частности, первые пожертвования имений в пользу «академии» были сделаны супругой князя Галыпкой (Елизаветой) в 1579 году, а затем дополнены самим князем, так что в 1585 году составляли доходы от семи сёл и одного местечка. Для размещения школы был выбран монастырь св.Троицы. За преподавателями князь обратился в Грецию, и от константинопольского патриарха прибыли несколько учителей, в том числе двадцатилетний Кирилл Лукарис, учившийся в Падуанском университете (в Италии), в будущем широко известный церковный деятель, александрийский, а затем константинопольский патриарх. В Острожском училище он преподавал греческий язык и некоторое время исполнял должность ректора. К сожалению, никаких учебных программ и устава Острожской школы не сохранилось. Из упоминаний современников явствует, что в ней учили греческому, латинскому и церковнославянскому языкам, а также "свободным наукам". Первое десятилетие существования училища прошло успешно: туда приходили ученики не только из Волыни, но и Галиции и Литвы. При школе действовала типография, куда из Львова прибыл известный московский первопечатник Иван Фёдоров, и здесь по поручению князя им была в 1581 году напечатана знаменитая «Острожская библия» – первая полная библия на церковнославянском языке. К началу 1580-х относится сообщение Антонио Поссевино о том, что Острожским училищем «далеко и широко распространяется схизма», что также свидетельствовало об успехе её учебной деятельности. Однако уже в 1592 году князь Острожский жаловался Львовскому братству на «великий умственный голод», недостаток учителей. Тем не менее и в эти годы великий гетман Ян Замойский, создавая свою академию, одного из греческих учителей пригласил из Острога.

В смутную пору разделения, охватившего православное население Галиции, Подолии и Волыни после событий Брестской унии 1596 года, князь Острожский попытался поднять престиж своего училища как главного оплота православия и преобразовать её в полноправную академию, иначе говоря, основать первый в Европе православный университет. О том, что у Острожского как магната Речи Посполитой, пользовавшегося влиянием на короля Сигизмунда III, были шансы добиться желаемого, свидетельствует пример Яна Замойского, сумевшего закрепить за своим частным основанием статус академии. В 1603 году князь Острожский послал составленный им проект академии для ознакомления как в Грецию, так и в Рим, рассчитывая на переезд в Острог учителей и учеников из тамошней греческой коллегии св.Афанасия. Смерть князя Острожского в 1608 году положила конец этим попыткам. Весь смысл деятельности князя был направлен на то, чтобы поднять уровень просвещения в православном народе. Другими его образовательными начинаниями были школы в Турове (1572) и Владимире Волынском (1588). Однако сын и наследник князя, Януш Острожский изменил православию и перешел в католичество, после чего школьные инициативы его отца оказались заброшены. Для Острожской школы таким финалом являлось появление в 1624 году рядом с ней иезуитской коллегии, которой по решению внучки основателя, княгини Анны-Алоизы Острожской-Ходкевич были переданы все имения, оставленные князем Константином для финансирования его училища. В 1636 году последние «русские бакалавры» были изгнаны из Острога иезуитами. Более подробные источники, позволяющие лучше понять устройство «греко-славянских школ того времени, сохранились применительно к школе Львовского Успенского братства, основанной в 1586 году, от которой дошёл «Порядок школьный или Устав ставропигийской школы во Львове». Помимо Львова подобные братские школы открылись в это время в Вильне, Луцке, Бресте, Минске, Могилёве, Киеве, но львовская среди них была старейшей и играла роль образца. Из упомянутого Устава видно, что несмотря на разные конфессии, учебные программы иезуитских коллегий и «греко-славянских школ» имели немало общих черт, проистекавших из единой античной природы средневековой образованности. Основу преподавания «греко-славянских школ» составляли языки и предметы семи свободных искусств. Обучению языкам в этих школах уделялось даже большее внимание, чем у иезуитов, где господствовала одна лишь латынь – здесь же ведущее положение занимали несколько языков, являясь не только изучаемыми предметами, но и языками преподавания. Во-первых, это был церковнославянский язык как язык богослужения и Священного Писания в православных церквях, во-вторых – греческий язык, на котором изучались не только церковные тексты, но и труды античных писателей и философов. Меньшую роль в преподавании первоначально играл латинский язык, но его значение со временем увеличивалось, поскольку вследствие конкуренции со стороны коллегий учителя братских школ также начинали использовать латинские учебники, и сфера их употребления расширялась. Наконец, в преподавании могли использоваться также польский язык – как государственный.

К числу предметов «семи свободных искусств» относились риторика и диалектика, вместе с грамматикой (т. е. собственно изучением языков) составлявшие науки «тривиума», а также арифметика, геометрия, астрономия и музыка – т.н. науки «квадривиума». Отличие от Ratio studiorum здесь было не слишком большим: у иезуитов риторика (вместе с поэтикой) относилась к завершающим классам гимназии (studia inferiora), после которой переходили к изучению начальных предметов studia superiora, т.е. логики, физики и метафизики, но основы последних как раз и входили в преподавание диалектики в «греко-славянских» школах, для чего использовались как написанная по-гречески и переведённая на церковнославянский язык «Диалектика» Иоанна Дамаскина, так и собственно латинские учебники. Преподавание геометрии в братских училищах имело характер изучения «практического землемерия», также в прикладном плане преподавались арифметика и астрономия для объяснения вычислений лунного цикла и Пасхалий. Наконец, под музыкой понималось обучение церковному пению, которое также испытывало латинское влияние. Воздействие инославных школ сказывалось и в формах обучения, в частности в устройстве диалогов и спектаклей, которые в преподавательскую практику Восточной Европы были впервые введены иезуитами. Ещё больше сходства наблюдалось в формах организации школ. Если иезуитское училище возникало на базе коллегии, т.е. общежитийного «товарищества», то православную школу содержало самоуправляющееся братство, во многом представлявшее собой такой же аналог духовной гильдии. Православные братства в Речи Посполитой конца XVI века именовались ставропигиальными, поскольку обладали судебным иммунитетом – независимостью от суда местного епископа и подчинялись только суду патриарха. Такое право они смогли приобрести благодаря пребыванию на территории Речи Посполитой в эти годы восточных патриархов. Успенскому братству во Львове эти привилегии были дарованы одновременно с открытием школы в 1586 году остановившимся в городе антиохийским патриархом Иоакимом, а затем в 1589 году подтверждены проезжавшим через Львов константинопольским патриархом Иеремией. В том же году привилегию от патриарха Иеремии вместе с правом открыть школу получило и Троицкое братство в Вильне. В то же время королевскими грамотами братства и, соответственно, принадлежащие им училища освобождались от городских налогов и подчинения местным судьям. Король Сигизмунд III по представлению князя Острожского даровал эти права Виленскому братству в 1589 году, а Львовскому – в 1592-м.

Корпоративная природа братств и принадлежавших им школ была вполне сопоставима с «академической свободой» университетских корпораций, и если последняя в Речи Посполитой утверждалась королём и первоиерархом католической церкви, то первая – королём и первоиерархами церкви православной. Сходство с коллегиями усиливалось тем, что учителя братских школ, которых называли по-гречески «дидаскалы», жили на полном обеспечении братства, получая не только денежное жалование, но и жильё, пропитание и одежду. Нельзя забывать об очевидном отличии: в иезуитских коллегиях проживали и преподавали представители духовенства, члены монашеского ордена, который руководил всеми их делами, – в православные же братства входили миряне, которые и приглашали учителей для своих школ, а среди учителей встречались как монахи, так и светские лица. Но и здесь состав преподавателей мог пересекаться – из-за недостатка собственных приходилось братствам зачастую обращаться за инославными учителями. Демократический характер братств подчёркивался всесословным характером обучения в их школах: уже в грамоте патриарха Иоакима Львовскому братству от 15 января 1586 года говорилось об открытии школы для «детей христианских всех состояний», чтобы «их христианский род не был бы бессловесным через свою неучёность». Студенты (по-гречески – «спудеи») из бедных слоёв обучались бесплатно, с богатых брали плату, соответствующую их возможностям. Для бедных студентов при училищах на содержании братств открывались бурсы на несколько десятков мест; всего же на рубеже XVI–XVII веков, например, в львовском училище учился 61 студент. Высокий уровень учителей, среди которых в конце XVI – начале XVII веков были известные церковные писатели Лаврентий и Стефан Зизании, Арсений Эласонский, Мелетий Смотрицкий и др., отражался в активной переводческой и издательской деятельности братских школ. Важную роль во Львове, как и для Острожского училища, сыграла типография, основанная Иваном Фёдоровым. И тем не менее братские «греко-славянские» школы ещё нельзя считать высшими училищами – по объёму преподаваемых наук это были средние школы. Так, ту же львовскую часто называли «гимнасион», т.е. гимназия. Существовали у братств и финансовые возможности по расширению школ – например, важное значение имело получение львовской школой в 1622 году фундации от гетмана Петра Сагайдачного в1500 польских злотых. Братские «греко-славянские» школы во Львове, Вильне, Бресте, Луцке и других городах в конце XVI – начале XVII веков следует рассматривать как зародыши православных университетов, для оформления которых уже начала создаваться соответствующая правовая база в виде привилегий православных патриархов и польского короля, а также был накоплен успешный опыт преподавания, в котором не хватало лишь перехода к высшим наукам – философии и богословию. В результате эта перспектива воплотилась с созданием Киево-Могилянской академии.

В 1615 году в Киеве была открыта «греко-славянская» школа Богоявленского братства. Особенностью возникновения школы был переход туда лучших учёных сил из Львова, и даже первым ректором в Киеве стал прежний ректор Львовского братского училища, преподававший там с 1604 года греческий и латинский языки, Иван Борецкий. В 1620 году он под именем Иова принял сан киевского митрополита, продолжая покровительствовать местной школе. Именно по его инициативе запорожский гетман Петр Сагайдачный пожертвовал по завещанию не только львовской, но и киевской школе своё имение и некоторый капитал, причем сам гетман был погребен в братской церкви. Первым же фундушем, позволившим открыть школу, было пожертвование в 1615 году от некоей Галыпки (Елизаветы) Лозинской, супруги мозырского маршалка. Среди учителей братской школы в Киеве были и греки, и выходцы из Московского царства, и ученики иезуитских коллегий. Привилегии училища утвердили своей грамотой константинопольский и александрийский патриархи Феофан и Кирилл в 1620-м. Преемником Борецкого в должности ректора в 1620–1624 годах был Кассиан Сакович – выученик Краковской и Замойской академий, который усилил в школе роль латинского языка, а также разбил учёбу на четыре класса по подобию коллегий. Но окончательное преобразование школа получила после переезда в Киев выдающегося государственного и церковного деятеля, оказавшего решающее влияние на судьбы православия, Петра Могилы (1596–1646). Будущий митрополит киевский, Могила выделялся тем, что принадлежал к княжескому роду – его отец, дядя и родной брат были господарями Молдавии и Валахии. Фамильные традиции тесно связывали его с львовским Успенским братством, благотворителями которого были его родственники. Неудивительно, что и образование Петр Могила получил в братской школе во Львове, а затем закончил его в иностранных университетах (по некоторым известиям, даже учился в Париже). Участник войн с турками, он с 1627 года поселился в Киеве, где митрополитом был его друг и наставник по львовской школе Иов Борецкий Могила хорошо осознавал недостатки школьности у православных, которые, с одной стороны, не давали им возможности на равных вести богословские споры с носителями латинской образованности, а с другой стороны, заставляли тех, кто все-таки хотел постигать высшие науки, учиться в иноверческих коллегиях и университетах, что часто приводило к уходу из православия. Заслуга Петра Могилы состояла в том, что в этой ситуации он сумел выдвинуть принципиально новую программу развития православного образования. Её целью было создание такой высшей школы с преподаванием богословских (а соответственно, и всех подготовительных) наук, в которой «западная наука была бы целиком пересажена на православную почву». Для этого нужно предпринять несколько последовательных шагов: 1) преобразовать существующий тип «греко-славянской» школы в латинскую коллегию, где преподают по латинским учебникам, но в строго православном духе; 2) учредить в такой коллегии преподавание высших наук – философии и богословия (опять-таки, по латинским образцам); 3) добиться для этой коллегии статуса академии (университета). Самому Могиле полностью удалось выполнить лишь первый пункт программы, остальные оставив своим ученикам. Почему Могила решил утвердить именно латинскую школу для православных на смену «греко-славянской»? Успехам последней мешали, во-первых, очевидная нехватка греческих и русских учителей, которых не могли поставлять в достаточном количестве ни православный Восток, ни Московское царство, и, как следствие, недостаток учебников по высшим наукам на греческом и славянском языках. Во-вторых, немаловажным фактором являлось противодействие науке со стороны консерваторов в самой церковной среде на Руси. Античная образовательная традиция, хотя и воспринятая греческим православием, вызывала у них отторжение и подозрение в язычестве: «Риторика, диалектика и прочие поганские хитрости и руководства суть изобретение диавола, ведущего борьбу с славянским языком как с самым плодоноснейшим и самым приятнейшим Богу… Ни Платон, ни Аристотель не указывают дорогу к спасению», – писал один из ярких православных публицистов начала XVII в., уроженец Галиции, проповедник аскетического монашества и обличитель нравов местного духовенства, отрицавший всякое значение образования для человека, Иоанн Вишенский. До присоединения "греко-славянской школы" в Киеве к России, где не имели понятия об учёности, оставалось лишь несколько десятилетий". #украина #беларусь #РечьПосполитая #православие #образование