Уверен, любой человек, начинающий читать книги по Великой французской революции, скоро сталкивается с проблемой терминологии: за ограниченный промежуток времени в какие-то пять лет перед ним проскакивает неимоверное множество разнообразных политических групп, партий и объединений: фельяны, монтаньяры, якобинцы, кордельеры, жирондисты, федералисты... Причем один и тот же человек, например, умудрялся быть кордельером и монтаньяром, либо жирондистом и якобинцем, и т.п. Да, и эта россыпь политических клубов - Бретонский, Якобинский, Кордельеров, Клиши... Чем они все друг от друга отличаются?

1. Бретонский клуб. Как только в Версаль начали съезжаться избранные депутаты Генеральных Штатов, еще даже до открытия заседаний, группа наиболее радикально настроенных избранников народа из Бретани стала собираться для "координации действий" в кафе "Амори". Постепенно круг заседавших рос, в нем появлялись люди, которые совсем скоро будут оказывать непосредственное влияние на политические события - Сийес, Мирабо, Барнав, Петион, Робеспьер, Грегуар и др. Когда короля вынудили переехать в Париж, а вслед за ним туда отправились Генеральные Штаты, обозвавшие себя Национальным собранием, заседания прекратились и кружок распался. Но большинство его прежних членов основали в столице Якобинский клуб.

2. Правые и левые. Собственно, современная политическая терминология родилась именно во время ВФР. В Национальном собрании (которое затем снова переобозвалось в Учредительное собрание) депутаты сидели, как и в большинстве парламентов мира со свободным принципом занимания кресел, кучками по симпатиям. С правой стороны обосновались радикальные монархисты, лидером которых был Казалес, лающие на революцию в любом виде, в котором она им мерещилась - они и стали правыми. Помимо них, существовали "роялисты-демократы", или конституционалисты, которые были "за умеренный прогресс в рамках законности и правопорядка"; их вождем был знаменитый банкир Неккер. Остальные депутаты входили в группу "национальная партия", которые были "за революцию", как они ее понимали на тот момент. Руководители "националов" - Мирабо, Лафайет, Байи. Ну и наконец среди "националов" было радикальное крыло, члены которого усаживались на крайние места слева - и, естественно, получили прозвище левых. Их возглавлял "триумвират" из Барнава, Ламета и Дюпора.

3. Якобинцы. По-французски-то они, конечно, "жакобэны" - потому что после переезда Национального собрания в Париж бывшие члены Бретонского клуба стали проводить свои заседания в заброшенном монастыре ордена св. Якоба (Жакоба). Постепенно народу стало набиваться - приходили "послушать умных людей", а то и самим поорать, и не члены парламента. Посещение было свободным - типа, дух деомократии, и на галерке вечно отирались всякие женщины и дети (как и везде - от любого клуба до парламента). Но выступать разрешалось только принятым в клуб - членский взнос составлял 12 ливров, и ежегодный сбор в 24 ливра (чтобы уж совсем босяки с улицы не горлопанили среди приличных людей). Самое же главное, что сделало Якобинский клуб таким грозным и влиятельным учреждением - у него быстро появились филиалы, "корреспондентские общества" почти в любом более-менее крупном городе Франции. Туда рассылали всякую агитационную литературу, оттуда приходили обращения и послания - в общем, якобинцы "держали руки на пульсе" и имели "инструменты влияния".

4. Фельяны, фейяны. Постепенно среди якобинцев в клубе нарастали противоречия - обычные разногласия между умеренным крылом, считавшим, что "всю революцию уже поделали, и надо устраивать закон и порядок", и радикалами, жаждавшими "еще революции!". В 1791 году лидеры умеренных - Мирабо, Лафайет, Байи, Барнав, Дюпор, братья Ламеты - решили, что надоело им собачиться с радикалами, и "мы создадим свой клуб с блэк-джеком и шлюхами". Схема была та же - заняли бывший монастырь ордена фельянов (или фейянов) и принялись заседать там. Некоторое время клуб активно соперничал с Якобинским, потом стал сдавать позиции, а после падения монархии в 1792 году вообще прекратил свое существование, а слово "фельян" стало у революционеров ругательным, наряду с "аристократом", "английским шпионом" и "гнидой казематной".

5. Кордельеры. Если фейяны были якобинцами, недовольными радикальными выходками, то, по закону всеобщего политического разделения везде и всегда, существовала в монастыре св. Жакоба и противоположная группа - крайних радикалов, недовольных всем, начиная с взноса в 12 ливров и ежегодной платы в 24. И они тоже ушли за своими блэк-джеком и шлюхам в рабочее Сент-Антуанское предместье, опять таки оккупировав бывший монастырь, на сей раз ордена кордельеров. Там всё было свободное - членство, посещение, темы для обсуждения. Попросту говоря, базланили с утра до вечера, и в основном громко, ибо "не могли молчать". Лидерами их стали Дантон, Демулен, Марат, а после "поправения" первых двух и смерти третьего выдвинулись такие люди, как Эбер, Венсан и Моморо. В ходу у них была откровенная демагогия и постоянные призывы к насилию - без кордельеров не обошлось ни одно вооруженное парижское событие в 1792 и 1793 годах. По сети корреспондентов и отделений в городах кордельеры одно время конкурировали с якобинцами. Но когда в 1794 году робеспьеристы истребили Эбера и его сторонников, а потом "старых кордельеров", казнив Дантона, Демулена и др., клуб быстро захирел и "впал в ничтожество".

6. Монтаньяры. 1 октября 1791 года на смену Учредительному собранию пришло Законодательное. Кстати, в нем не было ни одного прошлого депутата - "учредиловцы" в порыве простодушия приняли запрет для самих себя иттить на новые выборы. Так что набежало много нового радикального человечества из разных уголков страны. У них возникла та же проблема, что и у предшественников - как садиться. Вопрос решили просто - радикалы-крикуны сели повыше (и поближе к галерке, где терлась их постоянная аудитория - бесплатные зрители, большинство из которых составляли, кстати, женщины бывшего "третьего сословия"), "на Гору", и стали с тех пор "горцами" - монтаньярами. Ну а все остальные уселись внизу, превратившись в Равнину (когда хотели им польстить и указать на "твердую незыблемость и неподатливость к колебаниям"), или в Болото (когда хотели обидеть). Разделение было настолько простым и показательным, что сохранилось и в следующем парламенте, Национальном Конвенте.

7. Жирондисты. Итак, в Законодательное собрание съехались молодые крикуны из провинции, доселе никому неизвестные и жаждавшие внимания. Среди них крикливостью и ораторскими способностями выделялась группа парламентариев из Жиронды - окрестностей Бордо, за что их и окрестили жирондистами. Эти провинциалы и примкнувшие к ним парижаны выделялись крайне агрессивной риторикой и несколькими ключевыми пунктами - республика, война и "вся власть провинциям", за которые с пеной у рта и начали агитировать. Лидерами сей пестрой группы были Бриссо, Верньо, Гюаде, Петион, Ролан, Кондорсе и пр. Они много наработали своими погаными языками для свержения монархии в 1792 году и объявления Францией войны против всех, кто двигался в мире (кроме США, которых со скрипом признавали "братской по духу республикой"), и это принесло им большинство постов в министерствах - исполнителной власти. Но вопрос о дальнейшей судьбе Людовика XVI и "всей власти провинциям" поссорил их с остальными монтаньярами и якобинцами (жирондисты поначалу были и теми, и другими) - не хотели "федералисты" (так их обозвали политические соперники) казнить короля и строить "жесткую вертикаль власти". В период принципиального противостояния они струсили - позволили осудить монарха, и стали стремительно терять популярность. В мае 1793 года инспирированное кордельерами восстание в Париже свергло жирондистское правительство, а большинство их либо были арестованы и впоследствие казнены, либо попытались бежать в провинции и поднять восстание, где постепенно были переловлены и казнены.

8. Эбертисты. После самоустранения "старых кордельеров" власть в клубе захватил Эбер - радикально настроенный журналист-популист, женатый гражданским браком на бывшей монашке, выпускавший быдло-газету "Папаша Дюшен", пользующуюся бешеной популярностью среди гопоты из-за матюгов и тотального охаивания всего на свете. Там, например, печатался бред о том, что королева Мария-Антуанетта растлевала своих детей, кушала младенцев на ужин и прочие такого рода "высеры" (будь тогда блоги, Эбер бы стал головной болью Роспотребназдора). При этом сам Эбер носил напудренный парик, изящный камзол и выстебывал прокурора Коммуны Шометта за деревянные башмаки-сабо. Эбер и его сторонники, в отличие от иных якобинцев и монтаньяров (например, Робеспьера, всегда впадавшего в оцепенение, как только начиналась буза, и пребывавшего в нем до самого конца бузы), никогда не стеснялись пачкаться в крови, и "всех, кто сегодня будет аристократом - на фонарь!" было их "обычной программой". В общем, когда монтаньяры-якобинцы зачистили всех политических врагов - фейянов, жирондистов - они, наконец, прихлопнули и эбертистов, оставив их на "вкусненькое".

9. "Снисходительные", дантонисты. Начинал Жорж Дантон как радикальнейший крикун-кордельер, колотящий по трибуне кулаками и оравший так, что было на улице слышно, "за "революцию, народ и аристократов на фонарь!" Впрочем, для него и для его окружения - Вестермана, Фабра д'Эглантина, Эро де Сешеля и пр. - главным в революции были возможности выдвинуться и набить карман. Поэтому после "победы" в 1793 году, когда Дантон попал в министерство, он сворачивает деятельность в клубе и полностью отдается "организации победы", взяткам, кутежам и прочим непотребствам. А потом и вовсе удаляется в имения "на покой". Весной 1794 года друзья призывают его в Париж, ибо "это Робеспьер совсем окуел!!!". Дантон вальяжно прикатывает, начинает неспешно разводить интриги, его друг Камилл Демулен выпускает газетенку "Старый кордельер", но... Пока кое-кто отлеживал бока, у новых волков выросли зубы. Робеспьер заклеймил "дантонистов" словечком "снисходительные", то бишь продавшиеся аристократам и прочим всяким жирондистам и эбертистам, а потом и вовсе добился ареста "группы лиц", осуждения и смерти.

10. "Бешеные". Самые радикальные из "леворуционеров" - радикальнее их никто уже не смог побыть, ибо не успел. Появились в 1793 году путем "отпочкования" от кордельеров. Лидерами были Ру, Варле, Леклерк и гражданка Лакомб (актриса-феминистка). Требовали "всё взять и поделить" в буквальном смысле - отнять имущество у имущих и поровну распределить "между всех", а также выгнать со службы всех бывших аристократов "и вообще слишком чисто одетых", да не просто, а чтобы потом взять и казнить. И т.д., и т.п. За всё это их аццки любили в СССР и обзывали "первыми коммунистами". Эбертисты почувствовали в них конкурентов в "борьбе за умы" гопоты и сцепились в жестоком "обсуждении одного места у блаженного Августина", а потом с помощью якобинцев добились осенью 1793 года ареста лидеров "бешеных". Часть из них потом была казнена, а прочие, выйдя из тюрем после смерти Робеспьера, "обратились в ничтожество".

11. Термидорианцы. В месяце термидоре II года Республики, как известно, Робеспьер доигрался. Он сделал довольно глупую вещь - произнес в Конвенте, а потом и в Якобинском клубе речь, что "у меня тут список из стопятьсот врагов в Конвенте, которых мы на днях кОзним!", но не сделал даже намека на то, кто они. Тогда наиболее струхнувшие, которые поняли, что "они-то в списке полюбас!", пошли ночью по коллегам с еще более тупой разводкой "слыхал, а ты-то в списке!". Но за время Террора люди привыкли к любому бреду, и утром большинство Конвента дружно проголосовало "слова Робеспьеру не давать, и вообще арестовать, ибо он аристократ, фейян, жирондэн, дантонист-эбертист и английский шпион!". Далее последовали мелодраматические события, после которых Робеспьера и "группу товарищей" гильотинировали. В стране провозгласили очередную "победу над врагами Революции, которая продолжается!!!" Ну а тех, кто участвовал в ночной шебуршне и утренней бузе, стали звать термидорианцами. Потом между ними произошла внутренняя рабзорка, и кое-кого вынесли на гильотину или каторгу - Бийо-Варенна, Колло д'Эрбуа, Фукьё-Тенвиля, Каррье и пр. И оказалось (лет сто спустя), что они всё это время были левыми термидорианцами, а "настоящие пацаны", оставшиеся в Конвенте - правыми.

12. Бабувисты. Но не только термидорианцы остались после смерти Робеспьера - на свободу попали и многие вышедшие "по амнистии" радикалы. Например, бывший "бешеный" Гракх (сменивший на это "настоящее" имя свое пошлое Франсуа Ноэль) Бабёф. Он "быстро понял" две вещи. Во-первых, термидорианцы совсем не то, что надо "народу Франции", ибо всё не отнимают и не делят, а также прекратили убивать всяких аристократов. Во-вторых, свалить их с помощью демократии невозможно, а потому в пень демократию - нужны заговор, путч и диктатура. (Коммунисты за всё это его обожали, особенно за "временное отступление от демократии по необходимости", объявляли "своим в доску парнем" и "первым настоящим коммунистом".) В 1796 году он сотоварищи попробовал путчнуть, но не случилось - заговор выдали, всех поарестовали, и через год Бабёфа казнили.

13. Клуб Клиши. После убийства Робеспьера стало очень модно быть "пострадатым от Террора". Так что члены Конвента, которые при Терроре сидели в тюрьмах, но не успели казниться, образовали свое общество ссыльных каторжан - клуб Клиши. Постепенно республиканцы из него отсеиваются, и клуб всё правеет и правеет - "вторая волна" членов пришла в 1796 году после учреждения Директории в лице "умеренно умеренных", а в 1797 году вообще появилась "третья волна" - откровенных монархистов и сторонников "возвращения славных старых времен". Многие "клишисты" были "мюскаденами" - нарочито необычно одевавшимися молодыми людьми, гулявшими с толстыми тростями-палками по рабочим районам и лупцевавшими попадавшихся мимо пролетариев. После переворота 18 фрюктидора 1797 года, разгромившего монархическую оппозицию, клуб Клиши "впал в ничтожество" и прекратился.