Конституция I года Республики, принятая осенью 1792-го, была признана нуждающейся в существенной переработке, и Конвент за оную взялся - сформировал Комиссию 11-ти, куда вошли "лучшие юридические умы" (Буасси д'Англа, жирондист Ланжюине, архивариус Пьер Клод Франсуа Дону, адвокаты Антуан Клер Тибодо и Луи-Мари де Ляревельер-Лепо), которая и занялась разработкой проекта. Пока же процесс не был завершен, высшей властью в стране оставался представительный орган, и потому период с 9 термидора II года по 4 брюмера IV года (27 июля 1794 - 26 октября 1795 года) носит название господство термидорианского Конвента.
Первым серьезным испытанием новой власти стал продовольственный кризис зимы 1794-1795 года. Во-первых, летом случился большой недород, а потом вдарила ранняя, долгая и холодная зима. Начался голод - крестьяне прятали излишки, злобно рыча "жрите свой максимум!" и уже не боясь "революционных армейцев" с конфискациями. Они ждали, когда цены на черном рынке станут фантастическими по весне - так что даже из-под полы хлеба не хватало. Закупки зерна за границей - в Османской империи, в Скандинавии и в Магрибе - тормозились из-за холодов и обледенения рек, по которым доставляли хлеб баржами в Париж. Такого голода жители столицы не помнили со времен Луя XIV в 1709 году.
Термидорианцы решили, что раз не работает максимум - в опуж максимум, и 4 нивоза III года (24 декабря 1794) отменили сие "завоевание революции", провозгласив "свободу торговли". Экономика как наука находилась пока в стадии какания в пеленки, и "физиократы" наивно думали, что "ну, сперва да, цены взлетят, но потом спрос родит конкуренцию, жратву повезут на продажу в Париж ни дуром, и всё устаканится". Цены, естественно, взлетели, спрос тоже попёр вверх, а вот предложение осталось лежать у плинтуса - хлеб зимой не родится, к тому же селяне упорно ждали весну, когда пойдет самый барыш. Санкюлоты в Сент-Антуанском предместье завыли - сперва "Марсельезу", а потом и "Карманьолу" с "Са ира"...
С мест (из санкюлотских секций) понеслись крики о том, что "вот при Робеспьере такой фигни не было!". Сдерживало гопоту лишь то, что у нее не осталось политических вожаков - Коммуну закрыли, от эбертистов остался один ничтожный Гракх (он так себя называл, чтобы никому не говорить, что на самом деле Франсуа Ноэль) Бабёф, пописывавший в свой журналец "Ле Трибюн дю Пёпль" ("Народный трибун" - он же типа Гракх!), и даже Робеспьера с Кутоном - и тех уже показнили. Монтаньяры, еще оставшиеся в Конвенте, сиротливо карабкались на самые верхние скамьи, за что получили издевательское прозвище "хребет Горы", или "критяне" (во французском слова "хребет" и "критянин" звучат одинаково) - и отнюдь не жаждали открытого боя.
Но голод не тетка - к тому же у санкюлотов оставались мушкеты, сабли и пики, которые они, "служа" в Национальной гвардии в 1792-1794 годах, понатырили себе по домам. Назревал большой шухер...
В марте 1795 года на улицах Парижа разворачивались натуральные побоища - санкюлоты из рабочих кварталов "бились" с "золотой молодежью" (отряды "инкруаяблей", вооруженные тяжелыми дубинами и сформированные под эгидой депутата Фрерона, называли "мюскаденами" - "пахнущие [надушенные] мускусом"). Предместья Сан-Марсо, Сен-Жак и Сент-Антуан направляли в Конвент требования решить "продовольственный вопрос". 21 марта 1795 года по предложению Сийеса был принят закон, предусматривавший смертную казнь за призывы к восстанию против власти Конвента. 7 жерминаля III года (27 марта 1795) секция Гравилье провела неразрешенное собрание граждан (сборы в секциях без разрешения парламента были запрещены после 9 термидора), на котором "обсудила текущий момент", а 10 жерминаля ее примеру последовали некоторые другие секции - они требовали хлеба, восстановления конституции I года, возобновления работы политических клубов и освобождения арестованных "патриотов".
Нет комментариев