Для марксистских историков логика борьбы жирондистов с монтаньярами (те, кто используют термин "якобинцы" до событий, которые будут описаны ниже, аццки ошибаются, ибо и жирондисты, и большая часть монтаньяров оставались членами Якобинского клуба) была всегда проста и понятна - "крупная и средняя буржуазия против мелкой буржуазии и пролетариата". Правда, понять, чем конкретно честный и скромный Ролан, или идеалист Бриссо, отличались "в сторону буржуазии" от воровавшего миллионы из казны с друзьями Дантона, или "пивного короля" Сантера, трудно. Как трудно представить и то, каким боком в ежедневно напудренном парике и невообразимого цвета камзолах (лилового, зеленого, желтого в полосочку и пр.) Робеспьер (его привычку одеваться как щеголь при "старом прижиме" высмеивали все его враги) или "современно-модный" франт Луи Антуан де Сен-Жюст (25-летний депутат Конвента из Пикардии) представляли санкюлотов Сент-Антуанского предместья в деревянных сабо и панталонах-"санкюлотах". Другие же историки, у которых не было насущной необходимости клясться на крови в верности "теории ОПФ", давно обратили внимание, что и жирондисты, и монтаньяры слеплены практически из одного теста - ученые, адвокаты и литераторы, болтуны, позеры, демагоги и "люди красивой позы и жеста", за счет чего ловко впрыгивали "в авангард масс" и возглавляли революцию. Единственное промеж них ощутимое различие состояло в прописке - вокруг жирондистов продолжали кучковаться революционеры "из глубинки", такие, как командир батальона марсельцев, штурмовавших Тюильри, адвокат и журналист Шарль Жан Мари Барбару, или торговец-парфюмер из Прованса же Максимен Инар, или юрист из Бретани и бывший депутат Учредительного собрания Жан-Дени Ланжюине. Впрочем, когда жирондисты начали играть первую скрипку в Законодательном собрании, к ним примкнули и многие известны парижане - тот же бывший мэр Петион (15 октября 1792 года ушедший в отставку из-за несогласия с новым курсом "кордельерской" Коммуны), или адвокат парижского суда Франсуа Николя Леонар Бюзо (быстро выдвинувшийся в первые ряды Жиронды), или популярный писатель Жан-Батист Луве де Кувре. Но всё-таки жирондисты всегда оставались выразителями дум и чаяний провинциальных элит, противопоставляя себя парижанам, среди которых верх постепенно брали горластые радикалы сомнительного происхождения и щекотливого рода занятий.

Именно на почве разницы интересов обиталей провинции и столицы и случился конфликт жирондистов с монтаньярами. Ибо из-за экстраординарных расходов военного времени в Париже начали нарастать цены, в первую очередь на продовольствие. Усугубляло ситуацию бесконтрольное печатание правительством новых бумажных денег - ассигнатов, что, понятное дело, привело к инфляции и новому росту цен. Как обычно, это не нравилось горожанам, и чем менее обеспеченным - тем более не нравилось. Но, в отличие от прочих больших городов мира во времена войны и инфляции, санкюлоты в столице ощущали себя "победившим гегемоном" - вообще-то, они только что вооруженной рукой свергли тиранию! Почему вслед за падением тирании не наступило всеобщее благоденствие? Может, пора кому-нибудь еще кровь пустить?.. "Пролетарские активисты" в секциях стали требовать введение фиксированных цен на продовольствие - так называемые "максимумы". Сие означало, что резко упадут не только розничные цены, но и закупочные, так что крестьяне из глубинки попросту перестанут продавать в столицу зерно и продукты, придерживая их "до лучших времен". То есть, хлеба в Париже станет еще меньше, и лучше никому не сделается. Это было понятно жирондистам, выросшим всяко поближе к селянам, чем парижане, вечно обжиравшие крестьян, и потому они резко протестовали против такой глупости, заслужив навеки презрение историков-марксистов, которые искренне не понимали, как можно быть против того, чтобы "всё отнять и поделить"?

"Факционная борьба" на почве различий во взгляде на "максимум" разгорелась с новой силой. 4 апреля 1793 года стало известно об измене Дюмурье, сбежавшего к австрийцам после неудачной попытки поднять в армии путч (генерал опасался мести за неудачи на фронте и был разозлен казнью Людовика XVI). Эта измена нанесла Жиронде серьезный "имиджевый удар" - ее вожди тут же попали под обвинения со стороны конкурентов в "предательстве и пособничестве тираниям". 5 апреля Мара[т] добился принятия в Якобинском клубе резолюции к провинциальным его отделениям, призывающей их начинать борьбу за отзыв депутатов - "скрытых роялистов", которые-де "ткут нити заговора, направляемого английским королём и кликой деспотов, желающих нас задушить". Обидевшийся Маргерит-Эли Гаде добился в Конвенте решения об аресте Мара[та] и передаче его дела в Революционный трибунал. Но трибунал, оккупированный монтаньярами, 24 апреля 1793 года торжественно оправдал Мара[та], которого развеселившиеся люмпены понесли на руках. 35 из 48 секций Парижа направили в Конвент резолюции с угрозами в адрес 22 наиболее известных делегатов-жирондистов. 17 апреля Камиль Демулен с подачи своего другана Дантона опубликовал памфлет "История бриссотинцев", где только что не называл соперников земляными червяками. "Брисстинцам" предстояло либо сдаться без боя нахрапистым "любителям максимумов", уйти в сторону и умыть руки, либо дать бой и нанести удар в логовище врага, где он давно уже свивался кольцами и откуда распространял свой "гремучий яд" - в Коммуну Парижа...