24 июня 1789 года, на следующий день после отступления гвардейцев из зала Меню-Плэзир, к Национальному собранию присоединилось большинство депутатов от духовенства, а 25 июня - 47 депутатов-дворян. 27 июня Людовик XVI повелел оставшимся дворянам и священникам присоединиться к их коллегам, ибо "чего уж тут, идите и попытайтесь вернуть всё это в цивилизованные рамки". Воодушевленные депутаты 9 июля 1789 года переименовали Национальное собрание в Учредительное собрание, ибо торжественно приступили к "самой важной работе" - выработке конституции. Налоговые законы были похерены так глубоко, что их уже никто и не вспоминал... На самом деле король косплеил "затаившегося тигра и крадущегося дракона" - еще 26 июня он отдал приказ стянуть к Парижу 20 000 солдат из немецких и швейцарских полков. Правда, кажется, никто из историков никогда не пытался выяснить, сколько из них и когда на самом деле оказались возле французской столицы. Но недостатка в "абсолютно достоверных слухах" не было - "один встречный офицер" говорил-де о том, что 50 000 солдат идут на Париж, ибо Генеральные Штаты сошли с ума, и нужна "полная коррекция положения"... 11 июля "силы реакции" перешли в контрнаступление - Людовик XVI отправил в отставку Неккера, "из-за которого всё это и началось сдохни, тварь!", а нового генерального контролера финансов назначать не стал - взамен были назначены целых два человека, разделив полномочия, прилагавшиеся к оной должности. Суперинтендантом финансов стал Жозеф Франсуа Фулон де Дуэ, 74-летний интендантский чиновник, а "первым министром" - Луи Огюст Лё Тонеллье, барон де Брётай (Бретель) и де Прёйи, дипломат, государственный военный секретарь в 1787 году, имевший незаслуженную репутацию "человека твердой руки". С точки зрения популярности в обществе замена Неккеру получилась весьма неудачная - Фулон с 1784 года враждовал с герцогом д'Орлеаном, по наущению которого ему сделали "плохой черный пиар" в СМИ, приписав, в числе прочего, знаменитую фразу, которую тот не говорил: "Если у них [голодающих] нету хлеба, пусть жуют траву!", так что парижане были на Фулона жутко злы. Ну а барон де Брётай был беззаветно предан королю (ну, это бы ему еще простили...) и королеве (а вот тут явный педераст!), защищая ее в "Деле ожерелья" от нападок кардинала де Ро[г]ана - так что парижане были на него злы как на "клеврета австрийской стервы". Еще одно назначение выглядело также зловеще - военным министром стал "герой Семилетней войны", маршал Франции ВиктОр Франсуа, герцог де Брольи, имевший репутацию человека сурового, а также 71 года от роду, что исключало любой намек на симпатии к "нововведениям".

12 июля 1789 года в Париже узнали об отставке Неккера, и она напугала и разозлила уже всех буржуа - малоимущие увидели "руку деспотизма" и испугались введения иностранных войск, "добра от которых не жди", а состоятельные приуныли из-за неизбежного падения курса ценных бумаг, а также потери последней надежды на выход страны из финансового коллапса. Раздраженные горожане кинулись в самое модное место гуляний - в Пале-Рояль, квартал, который герцог д'Орлеан застроил кафешками, магазинами, скверами и прочими "увеселительными заведениями", где горожане привыкли убивать время и гулять, выпендриваясь друг перед другом. Вниманием толпы тут же завладели наиболее горластые крикуны, выдававшие себя за "глас народа". Известно имя лишь одного из них - адвоката парламента Камиля Демулена, да и то лишь потому, что впоследствии он стал известным журналистом и бесконечно описывал свои подвиги "в те роковые дни" (и, понятное дело, достоверность написанного никто особо не проверял). Согласно воспоминаниям Демулена, он "воспламенил массы", призвав их вооружаться и "дать отпор", а также утыкать шляпы зелеными ветками, ибо "это цвет свободы". Правда, Демулен от природы заикался и до, и после 12 июля, но, может быть, в минуту "высочайшего порыва" он смог преодолеть недуг...

Возбужденные речами агитаторов (может быть, даже Демулена - почему бы и нет?), парижане формируют пока еще относительно мирную толпу, вооружившись лишь бюстами и портретами Неккера, которая идет на Вандомскую площадь, где ее наконец-то встречают драгуны Королевского немецкого полка... Увы, дебют драгун в революции явно запоздал - манифестанты обращают их в бегство с помощью "булыжника - орудия пролетариата", после чего с радостными улюлюканиями идут на площадь Людовика XV. Тут они встречают целый полк драгун принца де Ламбеска во главе с самим Шарлем Эженом де Лоррэном, принцем де Ламбеском и герцогом д'Эльбёфом (поскольку принц был лотарингцем, то и полк его тоже был "немецким"). Демонстрируя, что "нужно просто больше драгун", принц обращает толпу в бегство и преследует по улицам Парижа... Увы, в пылу погони кавалерия заскакивает в сад Тюильри, где кучи парижан просто гуляют семьями, и, приняв их за "вторую серию толпы", атакует и их. Парижане бегут в разные стороны, но внутри у них поднимается возмущение - немцы, сатрапы, бурбоны, наемники тирании, убийцы невинных детей! Тут же во всех концах города закипела бурная деятельность - парижане хватали "оружия пролетариата" и бежали махаться с солдатами. Недостатка в заводилах, как выяснилось потом ("с их же слов записано верно"), не было - шарлатан-самоучка Жан-Поль Мара[т] и адвокат Жак Жорж Дантон били себя в груди, утверждая, что "формировали батальоны и звали к оружию". Немецкие и швейцарские солдаты, скорее всего, из стычек с "вооруженными пролетариями" вышли бы победителями, но произошло событие, довольно часто случающееся при революциях - на сторону бунтовщиков перешла целая воинская часть, весьма многочисленная (несколько тысяч солдат) и до зубов вооруженная - элитный полк Французской гвардии. По всему городу гвардейцы начали вступать в регулярные бои с немцами, поддерживаемые толпами повстанцев, так что в итоге к вечеру 12 июля военный комендант Парижа, швейцарец Пьер ВиктОр, барон де Безенваль и де Брюнштатт, отдал приказ всем войскам, сохраняющим верность королю, покинуть город и уйти на Марсово поле, где они стали лагерем. Париж оказался в руках восставших горожан...

Утро 13 июля 1789 года в Париже для роялистов выдалось хмурым - город кипел и бурлил. "Движуха" началась "на местах" - во время выборов в Генеральные Штаты город был разбит на электоральные секции, в которых граждане, допущенные до процедуры (подходившие по цензу), голосовали за выборщиков, а уже те (поскольку выборы были двухэтапными) определялись с кандидатурами депутатов. Теперь эти секции "вписались" в процесс как стихийное "местное самоуправление" (когда собрание избирателей голосует по "насущным вопросам"), а выборщики, числом 200 человек, собрались в ратуше и создали временный исполнительный орган уже в границах всего Парижа - Постоянный комитет.

На первом же заседании Постоянного комитета решался вопрос "защиты революции" от войск де Безанваля и тех, которые, по множащимся с каждой минутой слухам, подходили к Парижу буквально со всех сторон - и всё немцы, да швейцарцы! Комитетчики постановили с помощью "перешедших на сторону народа" французских гвардейцев создать ополчение горожан - Национальную гвардию, куда призывались добровольцами все "неравнодушные патриоты" (всего их планировали развернуть 48 000 человек). В каждой секции формировался батальон (собственно, 48 секций - 48 батальонов, 48 000 человек), офицерами становились французские гвардейцы, адвокаты, судьи, лавочники - все, кого выбирали их соратники, ибо все назначения в новом "народном войске" проводились через механизм "прямой демократии". Зеленые кокарды решили заменить - хотя это и был цвет герба Неккера, но также и графа д'Артуа, брата короля, и вместо них решили пользоваться красно-синими кокардами - цветами города Парижа. Новоиспеченные "гвардейцы" тут же кинулись патрулировать улицы, а также искать оружие. В Арсенале и Доме инвалидов (по терминологии XVIII века "инвалид" - это ветеран, в Доме жили на государственном обеспечении старые заслуженные солдаты, оказавшиеся без средств к существованию) обнаружили 32 000 ружей и даже пушки, но вот пороха было маловато.

Возбужденнее всего был народ в Сент-Антуанском предместье - рабочем пригороде Париже, где жили в основном пролетарии и "очень мелкие буржуа", самая горластая и подрывная часть революционеров. Их называли санкюлотами, и вопреки глупым буквалистическим переводам "марксистских историков", это слово обозначает не "бесштанников" ("голоштанников"), а людей, как раз-таки одетых в длинные штаны-брюки - в отличие от респектабельных горожан, носивших штаны-кюлоты до колен и чулки (которых "бескюлотные" и не могли себе позволить). Эти-то санкюлоты из Сент-Антуанского предместья были сильно озабочены тем, что стоявшая на границе с ними королевская крепость Бастилия имела пушки, из которых "тирания в любую минуту может открыть огонь" по их хибарам. К тому же прошел слух, что внутри много такого нужного пороха. Большая толпа окружила Бастилию и требовала от ее гарнизона убрать пушки из амбразур и сдаться "вооруженному народу". Гарнизон состоял из 82 как раз "инвалидов" (ветеранов) и 32 швейцарцев, переброшенных для усиления накануне. Командовал ими комендант (эта должность продавалась и передавалась по наследству) Бернар-Рене Журдан, маркиз де Лонэ, отнюдь не имевший репутацию стойкого бойца - накануне барон де Безенваль просил военного министра маршала де Брольи заменить его на более надежного человека. В "узилищах тирании" томились на данный момент всего семеро "узников совести" - четыре фальшивомонетчика, психически больной и двое, которых таки можно было записать с натяжкой в "политические" - покушавшийся на Людовика XV 30 лет назад Огюст-Клод Тавернье (тоже не совсем здоровый психически) и граф Юбер де Солаж, посаженный по выпрошенному родней "леттре де каше" за "чудовищные злодеяния" (то ли инцест с сестрой, то ли взятки - разброс версий "покрывает почти всё поле"). К де Лонэ были из ратуши посланы несколько делегаций, но он наотрез отказался сдавать крепость "какому-то сброду". Возбужденные санкюлоты перелезли через ров и опустили подъемный мост внешнего двора крепости - см. иллюстрацию. Когда толпа ворвалась во двор, комендант велел стрелять из пушек и ружей. В считанные минуты 98 человек были убиты и 73 ранены, но это не остановило нападавших - они просто рассредоточились по укрытиям и принялись палить по Бастилии (увы, но за несколько часов пальбы им удалось убить лишь одного защитника). Еще две мирные делегации из ратуши санкюлоты попросту не пропустили к де Лонэ - "пролилась кровь, и кровью всё закончится!". В 15.00 к Бастилии прибыл посланный Постоянным комитетом отряд национальных гвардейцев под командой сержанта полка Швейцарской гвардии Пьера-Огюстена Юлена и прапорщика (порте-драпо, чин в гвардии, аналогичный су-лейтенанту в других войсках) полка Королевы Жакоба Жака Эли (и снова не француза - немца из Эльзаса) - по иронии судьбы, главный "подвиг" парижан, боявшихся немцев и швейцарцев, совершили швейцарец и немец. У них было 5 пушек, позволивших начать "правильную осаду" - два часа ворота Бастилии обстреливали из орудий и наделали в них трещин, в одну из которых де Лонэ просунул записку. За нею побежал по узкой доске, переброшенной через ров, доброволец, но упал и сломал шею. Вторую попытку предпринял судебный пристав Станислас-Мари Майяр - на сей раз успешную, принеся записку, из которой осаждавшие узнали, что комендант готов капитулировать "на почетных условиях".

Но озверевшая толпа уже "была несогласная" на "почетную капитуляцию" и жаждала крови. В итоге сами инвалицы со швейцарцами открыли ворота (кому ж охота помирать посреди Парижу!). Юлен и Эли гарантировали сдавшимся безопасность и отправили их в Ратушу, но по пути на Гревской площади толпа схватила де Лоне, двух офицеров, трех солдат и Жака Флесселя, прево (старшину) торговцев Парижа, и "предала смерти", отрезав затем головы, насадив их на пики и таская по улицам в качестве "трофея"...