В СССР иностранцы ехали по разным причинам: кто-то поверив советской пропаганде о стране "всеобщего благоденствия, равенства и братства" кто-то - спасаясь от политических преследований у себя на родине, кто-то ехал за работой, которой в США из-за Великой депрессии стало мало. У иных был авантюрный склад личности. Фанатичные коммунисты и бывшие иммигранты из Российской империи, вернувшиеся ведомые духом авантюризма. Темнокожие активисты из Штатов, надеявшиеся найти новую родину - или получить поддержку на вооруженную борьбу на родине своей. Финские фермеры, мечтавшие о том, что в советской Карелии, жизнь будет такой, какой ее описывал советский агитпроп. Итальянские коммунисты, бежавшие от фашистов (и нередко получавшие пулю уже от братьев-коммунистов). Рабочие, откликнувшиеся на призыв Ленина о помощи. Беженцы из гитлеровской Германии. Тысячи, десятки тысяч самых разных людей. Они ехали в молодую страну за утопией, за равенством, за будущим, какого никогда не было. Немногие из них получали комфорт, кому-то доставались овации. Но, как оказалось,большинство (кроме сумевших встроиться в систему и тех, кого использовала в своих целях советская пропаганда) сделали самую большую ошибку в своей жизни. А очень многим из них довелось на саоей шкуре узнать, что такое ГУЛАГ, допросы, лагеря, расстрелы, выдача нацистам, или как минимум запрет на право выезда из коммунистического "рая". По разному; очень по разному попадали они в Страну Советов. Например, знаменитый американский левый журналист Джон Рид, оказавшийся в Петрограде как раз во время прихода большевиков к власти — осенью 1917 года. В столице России он был не один: с ним была его любовница — социалистка и журналистка Луиза Брайант, публицист Альберт Рис Вильямс, журналистка Элизабет Битти. Все они были свидетелями октябрьского переворота, восприняли его идеалы, стали слугами и инструментом пропаганды советского режима, и оставили труды и книги, в которых абсолютно сознательно и абсолютно предвзято воспевали построенный большевиками "рай" и "наисправедливейший в мире" советский строй, умалчивая о том, что на самом деле скрывалось за фасадом большевистских пропаганды и лозунгов. Наибольшую известность, безусловно, получила работа Рида «Десять дней, которые потрясли мир»).

Такие, как, собственно, Джон Рид, безбедно жили и работали в разных партийных и государственных органах (Рид, например, помогал наркомату иностранных дел) и занимались пропагандой за рубежом.

Иные ехали в Россию с благотворительными целями уверовав в благие цели большевиков. Так, во время вызванного "продразверсткой", коллективизацией, и отъемом даже посевного зерна у кресттьян, голода в Поволжье 1921 года, когда миллионы человек в России были на грани гибели, помощь зарубежных организаций оказалась критически важной. Среди тех, кто тогда отправился в Россию, были люди с самыми удивительными судьбами. Например, Анна Луиза Стронг, дочь протестантского священника из Небраски, сменившая христианство на социализм и получившая степень доктора в Чикагском университете. Она приехала в Россию в 1921 году и с тех пор связала свою жизнь со страной и коммунизмом, создавая сельскохозяйственные общины, руководя англоязычной советской газетой Moscow News и путешествуя по всему СССР.

И это был еще не самый экзотичный персонаж из тех, кто в начале 1920-х отправились в СССР. В декабре 1919 года, после череды охвативших страну терактов, из США были высланы социалисты и коммунисты, содержавшихся в тюрьме на острове Эллис. Их загрузили на пароход и отправили в Финляндию — оттуда они должны были отправиться в Россию.Им повезло благополучно преодолеть океан, высадиться на полуострове Ханко и через Териоки (теперь Зеленогорск, город в черте Санкт-Петербурга) и Белоостров попасть в Петроград.

На борту было больше двух сотен человек — и самыми известными пассажирами корабля были Эмма Гольдман, Александр Беркман, Петр Бианки и Этель Бернштейн. Первые двое были заметными фигурами среди американских анархистов.В 1892 году Гольдман и Беркман организуют покушение на владельца предприятия — крупного американского бизнесмена Генри Клэя Флика, Исполнителем покушения стал Беркман — он пришел в офис, вооруженный револьвером и заточенным напильником. Он успел выстрелить во Флика дважды: попал в левое ухо, череп, прострелил шею. Однако помощник Флика скрутил Беркмана, предотвратив третий выстрел. Сам Флик пережил покушение, суд приговорил Беркмана к двадцати двум годам тюрьмы. Причастность Гольдман к покушению суду доказать не удалось, и она осталась на свободе. Александр Беркман вышел на свободу через четырнадцать лет после покушения, в 1906 году. Их высылка казалась логичным исходом этой многолетней борьбы с "проклятым капитализмом".

В Россию Гольдман и Беркман отправлялись полные надежд. Однако первое очарование довольно быстро прошло. Голодный и опустошенный Петроград смутил Эмму; еще больше ее удивило засилье чекистов и военных в Москве, а также то, что большевики не ценили свободу как идею, считая ее буржуазным пережитком. Ленин, услышав их недоумение по поводу жестокости в Советской России, объяснил им, что в революционной ситуации власть не может действовать по-другому. Это не убедило Гольдман: она своими глазами видела, что чекисты часто используют насилие просто для того, чтобы извлекать прибыль из черного рынка и нелегальной коммерческой деятельности. Финальной точкой для Гольдман и Беркман стало жестокое подавление Кронштадтского восстания в 1921 году. Полностью разочаровавшись в Советской России, в декабре они покинули страну. Уже через несколько лет свет увидела новая книга Гольдман «Мое разочарование в России». Она писала, что настоящая революция в России проиграла. Впрочем, Гольдман и Беркман хотя бы смогли уехать из СССР. Далеко не все из тех, кого в 1919 году отправили из США, смогли сделать то же самое. Анархист Петр Бианки погиб во время «добытинского» антисоветского восстания в Бийске (лидером восставших был сотрудник ОГПУ Фрол Добытин, бесследно исчезнувший после подавления восставших). Хайман Перкус был расстрелян в 1930-х, Этель Бернштейн отправили в лагерь на десять лет, а ее мужа Самуила Липмана расстреляли. Сделать карьеру в советской России удавалось только тем политическим активистам, которые приняли правила игры и смогли, оставив ради безоблачного будущего свои идеалы, вписаться в выстраиваемую большевиками тоталитарную.систему. Например, один из лидеров американских социалистов — Билл Хэйвуд сбежал в СССР в 1921 году из тюрьмы и безбедно дожил здесь до 1928 года, увлеченно занимаясь работой в Коминтерне и попутно уничтожая свое здоровье алкоголем. Захоронили его с большими почестями в Кремлевской стене. Впрочем, политические активисты и эмигранты и близко не составляли большинство переезжавших в СССР. Нет, в основной массе в СССР переселялись крестьяне и рабочие,желавшие найти свое место в стране, которая в своей пропаганде позиционировала себя, как некий оазис равенства и братства, где "с каждого по способностям, каждому по труду", где "землю - крестьянам, заводы - рабочим", где нет бедности и дискриминации, нет нищих и обездоленных, где вот-вот настанет полный коммунизм и всё будет бесплатно. Противопоставляя себя усердно штампуемыми тоннами пропаганды образу "загнивающему капитализма". Абсолютно закономерно, что большинством, поверившим в эти сказки, оказались выходцы из малообразованных слоев населения. В период с 1917 по 1939 год в СССР переехало от 70 до 80 тысяч иностранных рабочих. Сначала их было немного — переезжавшие в начале 1920-х чаще всего были и рабочими, и активистами, как, например, итальянец Данте Корнели — в 1922 году он застрелил секретаря Фашистской партии и бежал в Петроград. В СССР он со временем примкнул к троцкистам. Корнели арестовали в 1936 году, и до 1956-го он был в лагерях на Воркуте Покинуть СССР смог лишь в 1970-м. В Италии он прожил еще двадцать лет, став последовательным левым антисталинистом. Но уже с середины 1920-х не связанных с политикой иностранных рабочих становится все больше, В 1922 году при Совете труда и обороны создается постоянная комиссия по иностранной иммиграции. Ею руководил Симанис Бергис, покинувший Россию после 1905 года и вернувшийся после Октябрьской революции. В декабре 1926 года комиссия опубликовала данные, согласно которым с января 1923 по декабрь 1926 года комиссия согласовала расселение 26 сельскохозяйственных и девяти производственных коллективов, насчитывающих 4400 и 1223 членов соответственно. Кроме того, в страну в индивидуальном порядке впустили около 5,5 тысячи человек, которые изъявили желание работать в сельском хозяйстве. К середине 1920-х годов в СССР жило примерно 22 тысячи иностранных рабочих, большинство из которых было занято на различных сельскохозяйственных предприятиях. Впрочем, и промышленных рабочих было немало. Многие трудились на Московском автомобильном заводе, основанном в 1916 году при поддержке специалистов из итальянской компании Fiat. С 1923 года завод носил имя итальянского анархиста Пьетро Ферреро, убитого фашистами в 1922 году, в 1931 году его переименовали в честь Сталина. Значительная иностранная колония была и в Автономной индустриальной колонии Кузбасс (АИК Кузбасс). Кузбасскую промышленную колонию советское правительство создало совместно с международными левыми организациями: Советская Россия страдала от нехватки топлива — и Ленин написал письмо американским рабочим, прося их о помощи товарищам по борьбе. На призыв Ленина откликнулось более 500 американцев, которым, впрочем, вскоре пришлось вернуться в США, так как условия, в которых им предлагалось работать, оказались совершенно невыносимыми. В 1926 году АИК распустили — большая часть американцев, остававшихся здесь, вернулась в США, единицы решили остаться в СССР. Так поступил, например, Джон Тучельский — он перевелся на Горьковский автозавод. Он женился, завел семью — и был арестован в 1938 году по обвинению в шпионаже. Под страшными пытками он признался в том, в чем его обвиняли, и умер в тюремной больнице в Горьком. В 1920-х годах в Кыргызстане заработал кооператив «Интергельпо», организованный рабочими чехами, словаками и венграми, — название организации было взято из искусственного языка идо и переводилось как «взаимопомощь». «Интергельпо» появилось в результате сложения всей собственности людей, желавших получить членство в кооперативе. Кооператив развил бурную деятельность, в одно время его признавали лучшим в СССР. Его участники построили электростанцию, текстильную фабрику, плавильный цех и множество предприятий легкой промышленности. Члены кооператива были настоящими энтузиастами-романтиками, убежденными, что языком, на котором будут говорить все члены «Интергельпо», будет эсперанто.

На протяжении 1920—1930-х годов кооператив был очень важной частью экономики Кыргызстана, давая до 20 процентов ее ВВП (интересно, кстати, что среди тех, кто жил в те годы в Кыргызстане, был Александр Дубчек, будущий лидер чехословацкой Пражской весны). В конце 1930-х часть членов кооператива была репрессирована, а в 1943 году его ликвидировали и всю собственность членов кооператива национализировали, механические цеха стали заводом имени Фрунзе. В начале 1930-х, когда по миру ударила волна Великой депрессии, многие финны стремились спастись от голода и безработицы, убегая из Финляндии в Россию, нелегально переходя границу. Советские коммунисты начали большую пропагандистскую кампанию, привлекая граждан Финляндии, — и она возымела эффект: между 1930 и 1934 годами в СССР переехало от 12 до 15 тысяч финнов. Часть из них почти сразу попадали в систему ГУЛАГа из-за незаконного перехода границы, но вскоре многим разрешили работать в разных частях советской Карелии. Там они жили в специальных поселениях под постоянным надзором ОГПУ. Перед вами фото финской семьи Линквист.

В 1932 году рабочий Лаури Линквист совершил главную ошибку своей жизни - вместе с семьей перешел границу и в поисках работы оказался в "самой гуманной стране мира" . Был арестован в январе 1938-го. По «финской операции» его расстреляли после двух месяцев следствия. В ноябре чекисты пришли и за его женой Хильдой. За нелегальный переход границы (напомню, семья перебралась в СССР еще в 1932 году) ее осудили к десяти годам тюрьмы, где в 1941 году расстреляли по постановлению ГКО от 6 сентября вместе с еще 169-ю осужденными за "террор, шпионско-диверсионную и иную контрреволюционную работу". Трое детей (слева направо) — Тайсто, Илпо и Вуокко — остались сиротами. В начале 1931 года количество иностранцев в советской промышленности приблизилось к 10 тысячам человек, а уже через год на советских заводах работало больше 42 тысяч иностранцев. "Идеологически правильные"иностранные "строители коммунизма" даже занимали важные посты: американской общиной на Харьковском заводе руководил Фред Бил, бывший лидер стачечного комитета в американской Гастонии, немец Людвиг Росальский был старшим мастером мартеновского цеха на Сталинском металлургическом заводе. Этим товарищам в Стране Советов действительно жилось неплохо. Однако, большинство иммигрантов советская действительность по-настоящему шокировала. Им говорили, что они едут чуть ли не в рай на земле, где честному трудовому человеку везде открыта дорога и он не в чем не нуждается, а на деле очень часто видели голодающих рабочих, которые лишь притворялись занятыми в производстве,сами занимаясь изготовлением зажигалок и ключей, чтобы заработать денег на пропитание. Многие отмечали, что таких ужасных жизненных и рабочих условий, как в СССР, они не видели в капиталистической системе.

И это даже с учетом того, что после начала массовой индустриализации квалифицированные рабочие оказались привилегированным классом: которые не только получали относительно большую, по сравнению с другими, зарплату, но и разные почести от государства, а иностранные рабочие (которых очень любила демонстрировать советская пропаганда) могли рассчитывать и на хорошее жилье, Однако общее положение иностранцев было смутным, непредрешенным — советская власть относилась ко многим из них крайне настороженно, задержки зарплаты были обычным делом, финны, например, страдали от качества советских продуктов, а французские рабочие отмечали, что даже некоторые бездомные во Франции одеваются лучше, чем большинство советских граждан. Особняком стоит судьба темнокожих мигрантов, Советский Союз позиционировал себя на международной арене, как грандиозный интернациональный проект, декларировавший свою приверженность межнациональному сотрудничеству и отказу от дискриминации на почве расы или происхождения. Темнокожие активисты, приезжавшие в Петроград и Москву, все время сталкивались с подчеркнуто позитивным отношением со стороны советских властей, партийной верхушки и советских активистов. Так Клод Маккей, писатель с Ямайки, коммунист, приехал в Россию в 1922 году — и сразу же был принят на самом высоком уровне. Спустя годы он писал: «Двигаясь от Москвы до Петрограда и от Петрограда до Москвы, я с триумфом сталкивался со все новыми сюрпризами. Меня несли на гребне сладкого возбуждения. Я был подобен черной иконе во плоти. Я был первым негром, приехавшим в Россию после революции, и, возможно, меня вообще считали предзнаменованием удачи! Да, именно так». Упоенный эйфорией Маккей отмечал, что никогда и нигде он не чувствовал столько гордости за то, что он темнокожий, как в России. Только прибыв в Москву на съезд Коминтерна, не познакомившись еще ни с кем в советской столице, Маккей был окружен на Тверской ликующей толпой коммунистов, которая подняла его на руки и начала радостно подкидывать в воздух, а Корней Чуковский в Петрограде представил Маккея творческой интеллигенции и познакомил его со всеми важными поэтами и писателями. Для большевиков показная доброжелательность по отношению к темнокожим (прежде всего афроамериканцам и выходцам с Карибских островов) стала важной частью внешнеполитической пропаганды. СССР стремился показать западным странам свое моральное и этическое превосходство во всем, в том числе и в расовом вопросе. Не удивительно, что по следам Маккея в Советский Союз отправились десятки, если не сотни, афроамериканцев. Наиболее известным из которых, благодаря своей истории, впоследствии стал Роберт Робинсон - 23-летний единственный темнокожий рабочий завода Форда в Детройте, который в 1930 году был приглашен в СССР в рамках программы по обучению советских специалистов, и застрял в тюрьме народов на 40 лет.

Робинсон стал героем советской прессы, его не коснулись чистки, он переехал из Сталинграда в Москву, а в 1934 году его даже избрали депутатом Моссовета, не вступил в партию, не завел близких друзей, не женился и не перестал мечтать выбраться. В 1974 году с помощью посла Уганды в Москве Робинсон получил визу и разрешение на отпуск в Кампале и больше в СССР не вернулся. В своей автобиографической книге "Черный о красных"; вышедшей в 1988 году, он описал всю правду о своей жизнь в стране, где никакого расизма и расовой нетерпимости "нет", и где "хорошие и честные люди умирают несчастными".

Вот несколько цитат из его книги: «Я написал эту книгу, ибо глубоко уверен: о том, как относятся к черным в обществе, декларирующем свободу от расовых предрассудков, нельзя молчать. На протяжении сорока четырех лет я наблюдал русских и их политический строй не как белый идеалист, но как чернокожий, которого американский расизм научил распознавать искренность человеческих слов и поступков. Я могу сказать со всей ответственностью: один из величайших мифов, когда-либо придуманных пропагандистским аппаратом Кремля, состоит в том, что в России нет расизма. Этот тезис был вбит в головы людей в России и за ее пределами. На самом деле всех нерусских считают в этой стране неполноценными. В соответствии с негласной шкалой неполноценности, армяне, грузины и украинцы лучше других нерусских. Азиатам из советских республик — тем, у кого желтая кожа и узкие глаза — отводится место в самом низу этой шкалы. Черные — и того хуже. Реальность расизма противоречит картине социального совершенства, нарисованной властями. Русские гордятся тем, что они свободны от расовых предрассудков. И это особенно раздражает. Им трудно понять, насколько они несправедливы по отношению к людям с другим цветом кожи.» «Что бы ни говорили мне мои русские соседи, как бы ни превозносили коммунистические начальники страну, где якобы достигнуты социальная справедливость и равенство, меня никогда не принимали за равного. Да, меня ценили за профессиональные качества, однако я оставался диковиной и потенциальным героем советской пропаганды. Я как-то приспособился ко всему этому. Смирился даже с одиночеством: некому было согреть мою постель, некому обнять и назвать папой. Я научился переносить почти все. Кроме одного. Я так никогда и не примирился с расизмом в Советском Союзе. Расизм постоянно испытывал мое терпение и оскорблял человеческое достоинство. Поскольку русские кичатся тем, что они свободны от расовых предрассудков, расизм их более жесток и опасен, чем тот, с которым я сталкивался в годы юности в Соединенных Штатах. Мне редко доводилось встретить русского, считавшего черных — а также азиатов или любых людей с небелой кожей — ровней себе. Пытаться их переубедить — все равно что ловить призрак. Я кожей чувствовал их расизм, но как можно бороться с тем, что официально не существует? Я ощущал на себе расовую неприязнь, хотя и заслужил признание как инженер-механик, чьи изобретения позволили в несколько раз повысить производительность труда. Я даже получил свою долю советских медалей и почетных грамот.» "Ягоду и других подсудимых признали виновными и приговорили к расстрелу. На следующий день весь завод погрузился в уныние. За сорок четыре года жизни в Советском Союзе я понял, что русские не только способны бесконечно предаваться тяжелым думам, но и наделены сверхъестественной способностью предчувствовать опасность. <...> Не то чтобы рабочие скорбели о главе тайной полиции — другом он им явно не приходился. Скорее они готовились к новым страданиям, предчувствуя их приближение". «Я узнал о фанатической нетерпимости русских к своим же советским согражданам на второй год войны. К нам на завод прислали большую группу желтокожих мужчин из Узбекистана и Казахстана, чтобы заменить ушедших на фронт рабочих. В действующую армию азиатов старались не брать, а направляли их в строительные батальоны: считалось, что им можно доверить разве что лопаты и кирки, но не оружие. Они ворочали камни, валили лес, строили дороги, как американские каторжники.<...> Заводские относились к ним с брезгливостью; послушать их, так азиаты были и глупые, и ленивые, и злобные, и вероломные, да еще от них плохо пахло.» «Помню, я пошел на вечерний сеанс в кино. Показывали кинохронику. Когда на экране красноармейцы-пехотинцы и бронемашины проходили по Бессарабии, зал встал: все принялись аплодировать, громко выражать свое одобрение, кричать "ура" и угрожающе потрясать в воздухе кулаками.Они откровенно гордились тем, как их родина опустошает беззащитную страну. Меня это поразило.» Массовые репрессии, начавшиеся во второй половине 1930-х годов, сначала затронули иностранцев лишь по касательной. Конечно, отдельные аресты происходили еще в 1920-е: чаще всего такая судьба ожидала рабочих, примкнувших к «неправильной» оппозиции во времена партийной борьбы за власть. Но сталинский Большой террор не мог обойти иностранцев стороной. Печальная судьба ждала, например, многих итальянцев — всего в СССР их в 1930-х было около шестисот человек. Значительная часть бежала от фашистского режима, надеясь найти спасение в Советской России. Такой была история Надзарено Скариоли. В 1925 году он застрелил в Италии фашиста, сбежал из тюрьмы в СССР, вступил в компартию и долгие годы работал на макаронной фабрике в Москве, пока не был арестован в 1937 году. Почти двадцать лет он провел на Колыме и смог вернуться в родную Италию лишь в 1960 году. Не избежал заключения итальянский коммунист Эдмундо Пелозо, регулярно приезжавший в СССР в 1920-е годы и постоянно живший в Москве с 1927 года: в 1938 году он был арестован, осужден, а в 1942-м расстрелян. Итальянский анархист Отелло Гаджи, бежавший от фашистов в Россию, был арестован еще в начале 1930-х и провел следующие двенадцать лет в лагерях в Средней Азии, где и скончался в мае 1945 года. Из заключения он, как и многие другие итальянцы, регулярно писал обращения к лидеру итальянских коммунистов Пальмиро Тольятти, проживавшему в Москве. Но тот предпочитал игнорировать эти обращения. 25 мая 1936 года началось шествие по советским экранам знаменитого фильма "Цирк", создатели которого талантливо доказывали, что никакой дискриминации по национальному признаку в СССР нет. А 9 марта, за два с половиной месяца до премьеры, политбюро ЦК ВКП(б) издало постановление "О мерах, ограждающих СССР от проникновения шпионских, террористических и диверсионных элементов", резко усложняющее въезд и натурализацию любых иммигрантов. В реальной жизни у героини Любови Орловой могли возникнуть большие проблемы.

Постановление ЦК ВКП(б): Разрешить Наркомвнуделу продолжить до 15 апреля 1938 года операцию по разгрому шпионско-диверсионных контингентов из поляков, латышей, немцев, эстонцев, финн, греков, иранцев, харбинцев, китайцев и румын, как иностранно-подданных, так и советских граждан, согласно существующих приказов НКВД СССР. Подписи: «За» Сталин, Молотов, Каганович, Ворошилов, Микоян, Чубарь. 31 января 1938 года Еще хуже было своим гражданам, которым не повезло принадлежать к титульным нациям. Особенно тем, кто имел зарубежных сородичей, мог поддерживать связи с заграницей и мысленно считать Советский Союз не единственной родиной. В партийных и чекистских документах их именовали "иностранными для СССР национальностями". Только с 25 августа 1937-го по 17 ноября 1938-го года по "национальным операциям" были рассмотрены дела 346 713 человек, из них осуждены 335 513 и расстреляны 247 157 человек, то есть 36,3% всех жертв "Большого террора". Число депортированных по национальному признаку составило около трех миллионов человек. Не считая немереного количества тех, кому испортили жизнь, заставили долгие годы сжиматься от страха и чувствовать себя людьми второго сорта. Массовые репрессии против "неблагонадежных" национальностей начались.25 июля 1937 года, с приказа НКВД номер 00439. Начали с немцев. По "немецким" делам были осуждены 55 055 человек, в том числе расстреляны 41 898. Затем последовали новые приказы и директивы. Не забыли никого. 11 августа 1937 года: "польская операция". Арестованы 143 810 человек, осуждены 139 835 и расстрелян 111 091 - каждый шестой из живших в СССР этнических поляков. Перед этим количеством жертв меркнет даже катынская расправа, хотя именно она стала известна всему миру; 17 августа 1937 года: "румынская операция". Осуждены 8292 человека, расстреляны 5439. 30 ноября 1937 года: операция в отношении перебежчиков из Латвии, активистов латышских клубов и обществ. Осуждены 21 300 человек, расстреляны 16 575. 11 декабря 1937 года: "греческая операция". Осуждены 12 557 человек, расстреляны 10 545. 14 декабря 1937 года: директива о распространении репрессий по "латышской линии" на эстонцев, литовцев и финнов. По "эстонской линии" осуждены 9735 человек, в том числе к расстрелу приговорены 7998, по "финской линии" соответственно 11 066 и 9078 человек. Директивы по финнам добился от Москвы глава НКВД Карелии Карл Тениссон - сам этнический латыш; 29 января 1938 года: "иранская операция". Осуждены 13 297 человек, расстреляны 2046; 1 февраля 1938 года: операция в отношении болгар и македонцев. Число жертв не установлено. 16 февраля 1938 года: "афганская операция". Осуждены 1557 человек, расстреляны 366... В целом, во время Большого террора были расстреляны 43% осужденных, а по "национальным делам" - 73,66%. Только "польских шпионов" НКВД обнаружил около 102 тысяч, в том числе в совершенно неинтересной для польской разведки Сибири. По рассекреченным данным Центрального военного архива в Варшаве, число агентов польской разведки во всем мире тогда не превышало 200 человек. Просто загуглите "национальные операции" и вы ужаснетесь, сколько людей, и целых народов, было репрессировано. Зародившийся в 1930-х гитлеровский нацизм был величайшим злом, но еще более страшным злом был советский коммунизм. Этим двум людоедским системам изначально было предначертано объединиться в союз на определенном этапе истории.

В начале 1930-х в газетах Рурского угольного бассейна публиковались объявления с приглашениями работать в советском тресте "Союзуголь": горнякам сулили баснословную зарплату. Шахтер Фриц Балтес в 1931 году заключил договор в советском торгпредстве в Берлине и отправился в Кизел на шахту им. Калинина, где дослужился до десятника. 15 октября 1937-го он был арестован. Следователь НКВД Близняк сразу же стал его избивать. Чекистам нужно было изобрести заговор, и на роль еще одного немецкого шпиона-вредителя был избран шахтер Франц Винтер, подписавший такой же договор в советском торгпредстве. "Во время моих допросов я был подвергнут жесточайшим истязаниям. При этом у меня было выбито восемь зубов. Из-за ударов в левое ухо у меня разорвалась барабанная перепонка, так что я сегодня на это ухо больше не слышу", – рассказывал он впоследствии. 7 января 1938-го постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) "Об организации показательного процесса в Кизеле" Свердловскому УНКВД было разрешено провести открытый показательный процесс "над диверсантами, орудовавшими в Кизеловском угольном бассейне". Балтеса и Винтера приговорили к расстрелу, но потом заменили высшую меру наказания на 25 лет исправительно-трудовых лагерей. Их отправили в распределительный лагерь Котласа, откуда они писали письма с просьбой о помощи в посольство Германии. 2 мая 1940 года их привезли в Брест-Литовск, где немецкие пограничники перевели их через границу на территорию Германии. Теперь Винтер и Балтес оказались в руках гестапо и были помещены в Люблинскую тюрьму. Это лишь одна из множества историй, Документы, недавно обнаруженные в архивах КГБ УССР, открытых для исследователей после 2014 года, свидетельствуют о том, как НКВД передавало гестапо беженцев из Германии, надеявшихся найти в СССР спасение от Гитлера.

Протокол, датированный 5 января 1938 года, подписан наркомом Ежовым и прокурором Вышинским. В нем перечислены имена 45 граждан Германии, Австрии и других стран, приговоренных к высылке из СССР. После того, как Сталин и Гитлер стали союзниками в 1939 году, выдача беженцев нацистам была поставлена на поток. До лета 1941 года НКВД переправило в Германию сотни человек. Большинство составляли члены разгромленной Гитлером Компартии Германии. Коммунистов и евреев, искавших в СССР спасения от нацизма, Сталин отправлял к Гитлеру. Член политбюро КПГ и депутат рейхстага Хайнц Нойман и его жена Маргарета в 1935 году были выдворены из нацистской Германии и приехали в СССР. В 1937 году Нойман был арестован НКВД и казнен. Его жена, как "общественно опасный элемент", в 1938 году была приговорена к пяти годам лагерей и отправлена в Караганду. В 1940 году ее депортировали в Германию. Об этом Маргарета Бубер-Нойман рассказала в мемуарах "Между двумя диктаторами". Маргарета Бубер-Нойман была заключена в концлагерь Равенсбрюк, где ей чудом удалось выжить. Эрнст Фабиш (1910–1943) был членом молодежной организации немецкой компартии. После прихода к власти национал-социалистов стал одним из лидеров антифашистского сопротивления. Ордер на его арест был выписан гестапо, но ему удалось в 1934 году бежать в Чехословакию, а затем в СССР. Работал на строительстве электростанций в Сталинске (Новокузнецке) и Подмосковье. В апреле 1937 года Эрнст Фабиш был арестован НКВД, шесть месяцев провел в советских тюрьмах, а в январе 1938 года депортирован в Германский рейх. На границе он был арестован гестапо. В тюрьме Эрнст Фабиш заболел туберкулезом, после пяти лет заключения в 1943 году был убит в концлагере Освенцим. На Дернбургштрассе в Берлине среди других "камней преткновения", напоминающих прохожим о жертвах нацизма, есть латунная табличка, на которой выгравированы несколько дат.

Она установлена на том месте, где до войны стоял дом бизнесмена Макса Цукера. После прихода Гитлера к власти он решил эмигрировать из Германии и переехал к сыну, жившему в СССР. Решение оказалось роковым. В 1937 году Макс Цукер был арестован НКВД по обвинению в шпионаже, а в 1939 году, после подписания пакта Молотова – Риббентропа, депортирован в нацистскую Германию. На границе его встречали сотрудники гестапо. Как еврея и уроженца Польши, Макса Цукера отправили в варшавское гетто. 23 октября 1941 года на улице гетто его забили до смерти эсэсовцы. Собственно, на этом история западных мигрантов в СССР практически заканчивается. После Второй мировой войны Советский Союз сначала был занят установлением своих марионеточных правительств в оккупированных им странах Восточной Евпопы, а после смерти Сталина, разочаровавшись в перспективах пролетарских революций в развитых странах, решил сделать ставку на "третий мир", где массовая нищета и неприязнь к бывшим колонизаторам создавали, как им казалось, благоприятную почву для идей социализма. Для многих лидеров национально-освободительных движений либеральные ценности и права человека были пустым звуком. Зато им казался привлекательным советский опыт модернизации через диктатуру и подавления оппозиции. С 1957-го по 1964 год Москва обменялась визитами более чем с 20 развивающимися странами. Было подписано множество соглашений о сотрудничестве, в том числе военном. Особые надежды возлагались на дотоле дремавшую Африку, которую мировая пресса называла "разбушевавшимся континентом". В 1960 году, когда родился Университет дружбы народов, независимость получили сразу 17 стран.

Символом наступившей эпохи по праву можно считать фразу, сказанную однажды Леонидом Брежневым. Комментируя приход к власти в Эфиопии марксистского режима Менгисту Хайле Мариама, он "с чувством глубокого удовлетворения" заметил, что "даже в джунглях Африки люди хотят жить по Ленину". В докладе сенатской подкомиссии по разведке от 6 февраля 1980 года ЦРУ утверждало, что Советский Союз тратил в среднем 200 миллионов долларов в год на поддержку разного рода повстанческих движений и международного терроризма. Ну, а далее последовала "перестройка", крах "железного занавеса", и массовая миграция бывших заключенных "тюрьмы народов" уже в обратном направленим - на "загнивающий" но так манящий своими огнями свободы Запад. И это уже совсем другая история... ДОПОЛНЕНИЕ