Карту мира, известную как Mappamundi Тунуслу Хаджи Ахмеда принято считать одним из самых значительных образцов картографии нового времени. Созданная в неизвестной венецианской мастерской в 1559 году, она является самой ранней турецкой картой (не считая двух фрагментов карты Пири Реиса, которая не сохранилась полностью), а ее описание является также самым ранним напечатанным текстом какого-либо рода на турецком языке. Издание карт мира для мусульман было выгодным бизнесом и венецианские издатели с удовольствием им занимались. Именно венецианскому происхождению карта обязана своей «сердцевидной перспективой», популярной для средневековых карт. Считается, что карта Хаджи Ахмеда создана по образцу карты французского математика и картографа Оронция Финеуса. О самом авторе карты известно только то, что он сам написал о себе в углу текста. Он утверждает, что его зовут Хаджи Ахмед из Туниса, он учился в в мадрасе в марокканском Фесе, попал в плен к христианским пиратам, но затем его купил венецианский дворянин, который ему пообещал свободу, если он составит карту для османских принцев, сыновей Сулеймана Кануни, заказавших ее в Венеции. Уже в XX веке филолог Виктор Менаж поставил под сомнение авторство Хаджи Ахмеда, указав на несколько ошибок в тексте. По его мнению, настоящим автором текста был скорее всего главный венецианский драгоман Мишель Мембре (ум. 1594), а Хаджи Ахмед, если он вообще существовал, мог только помогать ему в этом. Более поздние ученые поставили под сомнение столь категоричные выводы Менажа. Но кто бы не был автором карты, является ли она оригинальной картой или же переводом, карта интересна тем, что она показывает, как люди Османской империи смотрели на широкий мир в середине XVI столетия и на свое место в нем. Текст, обрамляющий «сердцевидный мир» на карте очень интересен. В нем содержится обширный обзор мира, состоящего из двух полушарий — восточного, хорошо известного древним, и западного, открытого недавно. Автор описывает четыре континента (Африка, Азия, Европа и Новый Свет), семь самых могущественных правителей и двенадцать самых важных царств. Помимо того, что он описывает исторические, географические и экономические детали, все они также помещены в организационную схему, основанную на астрологии. Каждый из семи правителей ассоциируется с планетой, а каждое из двенадцати царств — с одним из двенадцати знаков зодиака. Но возможно самая интересная деталь текста это тот фрагмент, где автор дает систематическое определение европейскости. Европа (Avruba) — концепция, которая была совершенно неизвестна арабским картографам (а они считаются предтечами османских), делившим мир не на континенты, а на семь климатов (акалим) в рамках «обитаемой четверти» (руб аль-мескун), той части мира, где только и можно жить. Хаджи Ахмед тоже использует эту терминологию, но кроме того он ясно пишет о четырех континентах, причем Европа у него ассоциируется с важнейшим небесным телом, Солнцем. - «Европа: Это часть мира, которую также зовут «Френгистан»…Этот континент особенный, так как он меньше, по сравнению с другими, но в тоже время более плотно населенный и более интенсивно возделывается. Искусства и науки процветают здесь, а боевой дух ее людей служит постоянным источником просвещения, так что она более красива и безопасна, чем другие известные и прославленные земли. Более того, надо знать, что величайшие правители всех времен сравнивали эту землю с Солнцем, и большинство из них правили отсюда. Среди них были могущественный султан Александр Великий, который правил за 918 лет до Пророка Мухаммада Мустафы, и 284 года после него империя римлян (начала свое правление отсюда), и сегодня в год 967 по хиджре ею правит его величество Сулейман из Дома Османов, султан султанов и прибежище правителей мира, который является даже еще более великим источником просвещения человечества. И рядом с ним владения королей Франции и Испании тоже включены в этот континент, и они подобны планетам Юпитеру и Меркурию. Она также искрится светом знаменитых и процветающих владений Италии, Португалии, Германии и Сарматии, которые все описаны в деталях ниже» Здесь Европа это не просто географическое понятие, но и место, которое уникально в том, что касается истории и политических традиций. А это необычно уже не только для арабской географической традиции, но даже для европейцев того времени. Надо помнить, что если базовая концепция организации физического пространства на континенты была уже хорошо знакома европейским интеллектуальным элитам, то понятие «Европы», как специфического политического и культурного пространства (не только как «христианского мира»), лишь начинало восприниматься серьезно интеллектуалами в середине XVI столетия. Текстов, обсуждающих, что такое Европа, было создано не так уж много, и этот османский текст — один из них. Другими словами, Хаджи Ахмед составил свой текст в тот самый исторический момент, когда «европейская идентичность» оставалась на самых ранних стадиях своего развития. Именно поэтому, у него были абсолютно развязаны руки в выборе критерий для определения Европы и европейскости, даже если его критерии отличаются от тех, что популярными позднее, и даже воспринимаются как само собой разумеющиеся. В приведенном выше фрагменте автор ни слова не говорит ни про римское право, ни про греко-римские буквы, ни про гуманизм, и самое главное и очевидное — он совершенно не говорит о христианстве. Вместо этого Хаджи Ахмед делает акцент на политике, приписывая европейскому величию историческую роль Европы в качестве места рождения Александра Македонского и Римской империи. Греко-римское имперское наследие и политический динамизм современного мира — вот две вещи, определяющие Европу по сути, в понимании Хаджи Ахмеда. В своем утверждении он без всяких колебаний упоминает Османского султана в одном ряду с королями Испании и Франции, как европейского правителя — а на самом деле, как самого европейского правителя — именно потому, что не принимает религиозно-культурные (не говоря уже о расовых) критерии «европейскости», по которым Османов не включают в Европу. В соответствующих частях текста Хаджи Ахмед рассматривает каждую из европейских держав своего списка и систематически сравнивает их с неевропейскими державами и правителями, хотя ни один другой континент не удостоился в его описании такого интенсивного представления, как Европа. Интересно, как он связывает Европу, Рим, наследие Александра Македонского и образ Солнца, когда утверждает, что османский султан является величайшим правителем всех эпох. Как ясно говорит Хаджи Ахмед, Александр был могущественным завоевателем мира, потому что он правил из Европы, места, которое в иерархии континентов «сравнивали с Солнцем…величайшие правители всех времен». Через свои завоевания за пределами Европы Александр установил прецедент, которому позднее будут следовать императоры Рима, и наконец османский султан. И это логично приводит к расширенному описанию правления Сулеймана Кануни, в фрагменте, который служит как бы основанием аргумента Хаджи Ахмеда: «Его прославленное величество, великий османский султан, сравним с Солнцем. Он прежде всего освещает Европу, но власть от лучей (его величия) также сияет на земли Азии и Африки, так что другие правители не сравнимым даже со звездами, будь-то по своему блеску или своему величию, ибо они все исчезают (из-за его сияния). Этот благородный род, через свои доблесть и отвагу, постоянно победоносен, управляя провинциями Анатолии, Карамана, Диярбакыры, Эрзурума, Багдада, Дамаска, Аравии, всего Египта, Балкан и Венгрии, и простер свои границы вплоть до Германии и к границам Аравии, и в Африке на юге вплоть до Эфиопии, и в западном направлении, с завоеванием владык Алжира, вплоть до Марокко. Вкратце, слава и сила и величие Дома Османов неизмеримы, и бесчисленны владыки, как мусульманские так и христианские, давно оказывают уважение ему. И сейчас, из этого прославленного дома, султан султанов, который является доказательством правления, владыкой конъюнкцию (сахиб-и киран) времен Александра Двурогого, его величество султан Сулейман правит от Ориента до Аравии, со своей храбростью и силой и славой и мудростью и справедливостью и милосердием. Величие и чудо (его правления) таковы, что они не могут быть описаны языком, или записаны и разъяснены пером, хотя многое из этого, тем не менее было записано». Итак, в великом созвездии народов и правителей мира, Османская империя и ее султан это Солнце, «так что другие правители не могут сравниться даже со звездами». И поскольку Европа, в свою очередь, определена как солнце в созвездии континентов, Османский султан утверждается как физическое воплощение Европы. Лишь Османский султан является легитимным наследником Александра Великого, расширившим столь обширно свои владения за пределами Европы. В других местах, когда автор обсуждает современные ему государства за пределами Европы, встречаются интересные детали, тоже указывающие на это понимание османской европейскости. Например, когда он описывает коренное индейское население Перу, автор отмечает, что «эти люди были некогда все язычниками, но теперь большинство из них стало католиками…и выучили испанский язык и обычаи, также как люди Анатолии и Карамана выучили язык и обычаи турок». Другими словами, тюркизация Малой Азии вместе с исчезновением греческой православной гегемонии были симптомами европейской экспансии в Азию, также как эллинизация была симптомом завоеваний Александра Великого. Разумеется, это полная противоположность привычному нарративу о восточных ордах, уничтоживших христианскую европейскую цивилизацию византийцев. Хаджи Ахмед, кстати, объясняет, почему он пишет по-турецки (хотя родным языком его был арабский, что может объяснять некоторые ошибки в тексте): «Этот перевод по приказу моего хозяина я написал на турецком языке, насколько я был способен, ибо это язык, управляющий миром». Наконец, возможно самая политизированная часть текста посвящена иранскому шаху Тахмаспу, давнему врагу Османов на востоке. Хаджи Ахмед пишет, что у шаха «есть большое число кавалерии, и он разумный и могущественный правитель, и некогда страна Персия правила всеми землями на востоке, а ее границы простирались до Римской империи». Откровенно связывая Сафавидов с персами древности, он однако напоминает читателю, что несмотря на все свое величие, персы «были неспособны сопротивляться Александру Великому, были им разбиты и покорились ему». А значит, шах Тахмасп тоже, «сравнимый с Марсом и осветивший Азию своими лучами», был обречен на затмение европейским солнцем Сулеймана Кануни.

Османская империя в середине XVI века достигла пика своего бурного территориального расширения и на этом завоевания остановились. К Османам начало приходить осознание того, что экспансия не может быть вечной. Они начали более глубоко вглядываться уже внутри себя, пытаясь определить, кто же был настоящим Османом (вопрос тем более практичный, поскольку ресурсы империи теперь не казались бездонными). Одна сторона отстаивала точку зрения, изложенную Хаджи Ахмедом — они представляли Османов как реинкарнацию Римской империи и говорили об османском суверенитет на весьма европейском языке. Вряд ли кого-то удивит тот факт, что основными сторонниками такого взгляда были эмигранты из христианских стран, а также мусульмане в первом поколении, представители балканской и византийской исламизированной знати — во времена Хаджи Ахмеда значительная часть османской элиты состояла именно из таких людей. Но это римское видение устраивало не всех. Другая группа, состоявшая из свободно рожденных и религиозно образованных османских интеллектуалов, выстраивала свой нарратив, который в целом сегодня лучше известен, чем нарратив «Османского Рима». Их историческая проза, написанная в «высоком стиле» османского языка во многом следовала более ранней арабо-персидской традиции, а Османская династия помещалась ими не среди европейских империй, но в цепочке исламской истории, где генеалогия начинается с Адама и пророков (мир им всем) и следует вплоть до Пророка Мухаммада, Праведных Халифов, Омейядов, Аббасидов и так далее. Тем не менее, было бы ошибкой считать, что эти два нарратива всегда друг другу противоречили. Отнюдь, внутри каждого из них были свои субнарративы и отклонения, а также совместные переплетения. Например, Александру Македонскому место оставалось в любом нарративе, а некоторые авторы даже считали его пророком, ассоциируя с Зуль-Карнайном, о котором говорится в Священном Коране. Конечно же, его образ в таком случае совершенно не походил на образ эллинизированного героя греко-римской цивилизации. Но в любом случае, как отмечает профессор Касале, какой бы нарратив не отстаивали османские интеллектуалы — Нового Рима или уникального Исламского Халифата, с их очевидным политическим применением в современном мире было связано и понимание географического пространства и границ. Хорошим примером является история, которую приводит османский адмирал и ученый Сейди Али Реис (ум. 1563) в своей знаменитой Мират уль-Мемалик (Зерцало стран), биографическом повествовании о путешествии в Индию. Он пишет о том, как оказался при дворе Тимуридов (Моголов) и падишах Хумайюн спросил его: чье царство, по мнению Сейди Али Реиса, больше — османского султана или его, Хумайюна. Али Реис ответил, что «также как Александр был правителем мира и царем семи климатов, также и падишах Рума (то есть, османский султан)». Чтобы доказать это, он привел список османских провинций, которые представляли семь климатов, начиная с Йемена на юге, и заканчивая Венгрией на севере. Он заключает, что даже за пределами собственных владений падишаха Рума, во всех семи климатах мусульмане читают пятничную хутбу (проповедь) с именем Османского султана (даже в Китае, добавляет он). Хумайюна якобы впечатлил этот аргумент и он воскликнул: «Поистине, нет владыки, который был бы достоин называться падишахом, кроме падишаха Рума». Сейди Али таким образом совместил в своем ответе оба нарратива, но все же ему самому (свободно рожденному мусульманину из старой мусульманской семьи) идея “Европейского Александра” была не близка. Тем не менее, также как и Хаджи Ахмед, он пытается определить Османское государство через комбинацию всемирной географии и исторического повествования, с Александром Великим в центре нарратива. Это показывает, что сторонники двух мировоззрений делили один ментальный мир, один общий словарь и одни точки отсчета, хотя при этом могли категорически отрицать легитимность позиций друг друга. Эти два соперничающих мировоззрения транслировали себя в два различных способа визуального представления мира, что выражалось в картографии. Сейди Али Реис очень ясно разъясняет этот визуальный конфликт в своей “Китаб аль-Мухит” (Книге океанов). В главе, посвященной принципам картографии, он начинает с разъяснения основных видов карт — harti и papamundi. Этимология первой, по его словам, происходит от латинского слова «quarta» (четверть), такая карта показывает лишь «обитаемую четверть» мира (прежде завоеванную Александром), соответствуя птолемеевской карте мира, которую использовали средневековые арабские картографы. А вот карты, которые показывают весь мир называются mapa mundi. Но по словам Али Реиса этимология на самом деле происходит от papamundi, от слов papa («папа Римский») и mundi («мир»). В данном случае не столь уж важно, что эта этимология Али Реиса совершенно не соответствует действительному происхождению двух картографических терминов. Гораздо важнее, как Али Реис их применяет на практике. По его мнению, карта, которая показывает лишь обитаемую “четверть” (руб аль-мескун), то есть harti, концептуально продолжает стандартное представление о мире в до-османской арабской географии: птолемеевская карта, показывающая “семь климатов, над которыми владычествовала Александр”. С другой стороны, карты, включающие земли(в том числе Новый Свет) неизвестные древним, и делившие мир на континенты, а не климаты — papamundi — представляли собой существенное отклонение от традиции. Ассоциируя такие карты этимологически с папой Римским Сейди Али указывает, что такие карты по сути передают христианское представление о географическом пространстве, а значит они не совместимы с османской мусульманской идентичностью. Или другими словами — люди, которые принимают христианское представление о том, как выглядит мир, неизбежно будут принимать и вселенские претензии главы христианского мира, римского папы. Отвечал ли Сейди Али тем самым на карту Хаджи Ахмеда, знал ли он вообще о ней — неизвестно. Но однозначно можно сказать, что он имел в виду именно такого рода карты мира (mapa mundi). Классическим примером “правильной” картографии по мнению Сейди Али Реиса можно считать приведенную выше карту мира из “Кюхн уль-Ахбар”, сочинения Гелиболулу Мустафы Али (ум.1600). Она кажется крайне абстрактной с нашей современной перспективы, но передает важные идеи. Прежде всего, север на ней снизу, а юг сверху, как было принято в арабской картографической традиции. Балканы, Константинополь снизу, Африка сверху, Азия с левой стороны. Мир делится на семь климатов, это по сути птолемеевская карта. На карте виден большой османский минарет, возле которого подпись: “Это минарет, с которого можно осмотреть весь мир”. То есть, карта представляет собой мир, который можно осмотреть с верхушки величайшего минарета (и это конечно же османский минарет). А в самом низу карты, под “Вилаятом Босния” просто чернота, подписанная как “Земля зульма” (тирании, невежества, темноты). Это и есть Европа. В конце концов, к XVII веку, когда экспансия на Запад остановилась окончательно, победил условно “халифатский” нарратив. Эта победа отчетливо выражается в популярных исторических сочинениях того времени, которые помещали Османскую империю в одно пространство с Индией, Африкой, Центральной Азией, даже с Китаем, но лишь изредка с Европой, и почти никогда с Новым Светом. Эти сочинения могли затрагивать до-османскую историю фараонов Египта, царей Ирана, монголов, многие до-исламские династии (включая, в том числе Александра), но никогда не давали существенного места Римской империи. А иллюстрировались такие сочинения как раз таки картами мира, созданными по птолемеевской модели, часто просто копиями из арабских средневековых книг, и никогда не использовали mappaemundi западного образца. Повторное открытие как mapa mundi, так и собственной европейской идентичности, в Османской империи произойдет уже гораздо позже.