Вторжение Наполеона в России в 1812 году было вынужденной мерой – иначе наступление в противоположном направлении начал бы Александр I. Наполеон планировал разбить Россию за два года, в 1812-м ограничившись зимовкой на линии Рига-Смоленск. Изменив этому плану, Наполеона добили русские просторы, бездорожье и плохой климат. Белорусский историк Анатолий Тарас в своей книге «1812 год. Трагедия Беларуси» рассказывает, что послужило поводом для Наполеона напасть на Россию: «Тильзитский мир был выгоден для России. А Наполеон никогда не планировал уничтожать Российскую империю, в том числе при вторжении в 1812 году. Он даже крепостное право на занятой им территории не отменил, хотя личная свобода крестьян являлась одним из основных положений его Гражданского кодекса, введенного в Северной Италии, странах Рейнского союза и Польше. Развал империи Романовых не давал никаких выгод Наполеону. Во-первых, он вполне обоснованно считал Россию крайне отсталой страной, абсолютно непригодной для вовлечения в создаваемую им общеевропейскую систему экономических, политических и военных отношений. Во-вторых, на ее обломках неизбежно возник бы мощный очаг нестабильности. Более чем вероятно, что Франции пришлось бы десятки лет участвовать в войнах за «русское наследство» В-третьих, он давно мечтал о походе в Индию, по примеру своего кумира Александра Македонского. Но такой поход, с учётом господства британского флота в Атлантике и Средиземном море, был возможен лишь через территорию России. Напомню, что в 1800 году Наполеон (в то время первый консул) уже договорился с царём Павлом I о совместном походе. В январе 1801 года царь назначил генерала-кавалериста Матвея Платова атаманом Донского казачьего войска и приказал ему летом вести казаков на завоевание Индии. Только убийство царя 12 (24) марта того же года отменило это предприятие.

Русские историки традиционно обличают вероломство «корсиканского узурпатора», якобы «без всяких причин» напавшего в 1812 году на Россию. Но при этом они молчат о систематических попытках Александра I вмешиваться в дела Пруссии, Саксонии, Ганновера, Ольденбурга, не говоря уже о подготовке нападения на Польшу (Герцогство Варшавское). Например, некоторые российские авторы упоминают в качестве одной из причин войны оккупацию французами в декабре 1810 года графства Ольденбург, династически связанного с Россией. Этот шаг Наполеон совершил с целью окончательного подрыва английской контрабанды в Северном и Балтийском морях. Но то, что его болезненно восприняли в Петербурге — исключительно проблема Голштейн-Готторпской династии, сохранившей фамилию Романовы, давно уже не имевшую к ней никакого отношения. Самой стране под названием Россия от «обиды», нанесенной ольденбургской родне немецкого царя на российском троне, не было ни холодно, ни жарко. Не любят такие авторы и подсчёты экономистов, доказывающие несостоятельность заявлений об «огромном вреде» для экономики России участия в континентальной блокаде. Конкретным цифрам они предпочитают демагогические рассуждения о «вынужденном» характере присоединения России к континентальной блокаде Англии — исключительно в силу «унизительного» Тильзитского мира. Дескать, участие в блокаде вызвало широкое недовольство среди высшего чиновничества, купечества и особенно среди дворян-помещиков, якобы понесших огромные убытки из-за прекращения вывоза хлеба (зерна), льна, конопли (пеньки) и сала в Англию. На самом деле такие объяснения «притянуты за уши». Русские помещики в своем подавляющем большинстве не вели высокопродуктивного товарного хозяйства не только в начале XIX века, но даже в его конце. Основную часть продукции помещичьих хозяйств поглощал внутренний рынок (города, вооружённые силы, другие государственные службы), всё остальное успешно продавалось в соседних странах (Шведском, Датском и Прусском королевствах, Австро-Венгерской и Турецкой империях). Дело в ином. Английский король Георг III и его правительство, оставшись один на один с Наполеоном, решили драться до последнего солдата, — разумеется, русского, а не английского. Английские дипломаты и секретные агенты в Санкт-Петербурге получили приказ любой ценой изменить курс российского государственного корабля. В ход были пущены все средства: подкуп представителей придворной аристократии, распространение через них и других «агентов влияния» вымыслов об «унизительности» для России «позорного» Тильзитского мира, о «страшном ущербе» российской экономике в результате присоединения к континентальной блокаде, наконец, о зловещих планах Наполеона «уничтожить Россию как государство», а заодно и православную церковь.

За пять лет невидимой кропотливой работы англичанам удалось добиться желаемого результата. В чем, в чем, а в тайной дипломатии они великие мастера. Достаточно напомнить всего лишь один известный факт: инициатором заговора, жертвой которого стал император Павел I, являлся британский посол в Санкт-Петербурге лорд Уитворт (или Уинтворт). Император Александр Павлович мог предаваться любым иллюзиям относительно своей роли в европейской и мировой истории. В действительности не он играл, а им играли. Он был всего лишь одной из важных фигур на шахматной доске британского правительства. Само собой разумеется, что как только в конце июня 1812 года до Лондона дошло сообщение о вторжении Наполеона в Россию, все члены британского правительства мгновенно превратились в «самых лучших друзей» русского царя. Немедленно было заявлено о прекращении войны с Россией и оказании ей финансовой помощи для борьбы с «корсиканским чудовищем». Итак, Наполеона спровоцировали на войну с Россией три взаимосвязанные причины: 1) приготовления российских войск к вторжению в Герцогство Варшавское (признанное Россией по Тильзитскому договору); 2) систематические попытки царя Александра вмешиваться в дела германских государств, что прямо запрещала секретная часть Тильзитского договора; 3) фактический отказ России от участия в «континентальной блокаде» Требовалось «отбить желание» у российского деспота «совать нос» и «протягивать руки» за пределы географической линии, ясно указанной ему в Тильзите. Иными словами, Наполеон планировал войну с ограниченной целью и на ограниченной территории. Он хотел разбить русские войска в одном-двух генеральных сражениях в западной части Российской империи и после этого заключить новый мирный договор по образцу Тильзитского, но с более жёсткими гарантиями выполнения всех его условий. Что касается территорий, то Наполеон планировал восстановление Великого Княжества Литовского в форме автономии (или протектората), т.е. изначально его аппетиты ограничивались пресловутыми «польскими губерниями».

Наполеон не сделал многое из того, что вполне мог сделать. Не сделал именно потому, что не хотел «загонять в угол» русского царя и его правительство. Так, он не согласился с многочисленными просьбами поляков о воссоздании Речи Посполитой в границах 1772 года, т.е. включая Курляндию, Беларусь и Правобережную Украину. А здесь вся полонизированная шляхта взялась бы в таком случае за оружие и воевала бы на стороне французов. Наполеон не распространил на Россию действие своего Гражданского кодекса. А ведь это означало не только освобождение крепостных крестьян, но и крестьянскую войну страшнее восстания Емельяна Пугачева. Наконец, он не послал конницу Мюрата окружить и поджечь Москву, когда все её улицы были забиты отступавшими русскими войсками, десятками тысяч экипажей и телег эвакуировавшихся городских жителей. Однако великий полководец допустил две очень серьезные ошибки в своих замыслах. Во-первых, он планировал «ограниченную» войну в рамках двухлетней кампании, тогда как Россия ответила ему «тотальной» войной на уничтожение. А для победы в такой войне требовались иные средства, нежели те, что использовал Наполеон. Во-вторых, он позволил себе «увлечься» и дошёл до Москвы — намного дальше линии продвижения, установленной его собственным планом. В конечном счете, именно «московское сидение» стало главной причиной поражения «Великой армии». Как уже сказано, с начала 1810 года Александр I готовился к войне против Герцогства Варшавского. Он поручил военным специалистам разработать стратегический план наступательный войны. Автором наступательного плана был генерал Л.Л.Беннигсен. К февралю 1811 года Беннигсен завершил детальную разработку плана. Он предусматривал выход российских войск к реке Одер и генеральное сражение в междуречье Висла — Одер. Минимальное количество войск, необходимое для проведения наступательной операции, Беннигсен определил в 160 тысяч человек, оптимальное — в 200 тысяч. Пруссию он рассматривал в качестве союзника. Что касается армии Герцогства Варшавского, то она, в случае отказа от союза с русскими, подлежала уничтожению. Беннигсен писал:

«…Одною наступательною войною возможно нам короля прусского преклонить на нашу сторону, который в противном случае непременно принужден был бы действовать противу нас своими войсками; прибавим к сему, что, оставаясь в оборонительном положении, дадим мы полякам увеличить их войска, между тем как наступательными действиями, если не успеем мы истребить или рассеять польской армии, то по крайней мере уменьшить ее гораздо, — обезоружа оную хоть частью». Важным плюсом наступательных действий генерал считал и то обстоятельство, что театр войны переносился бы «на такую землю, по которой реквизициею можно бы было получать всё потребное для содержания войск, по крайней мере до взятия средств к подвозу». Даже в случае поражения российской армии в генеральном сражении за Вислой, по мнению Беннигсена, «Россия не нашлась бы в столь невыгодном положении, в какое она попасть может при самом открытии войны, если мы будем ожидать неприятеля, стоя на наших границах». Для успешного осуществления этого плана требовалось привлечь на свою сторону Пруссию, точнее — использовать её армию. С лета 1811 года шли секретные российско-прусские переговоры. В сентябре прусское правительство тайно направило в Петербург генерала Г.И.Шарнхорста для согласования плана совместного выступления России и Пруссии против Франции. Шарнхорст выехал из Кёнигсберга под фамилией подполковника Менина и прибыл в Царское Село 12 (24) сентября. Однако переговоры начались только 22 сентября (4 октября). С прусской стороны в них участвовал ещё и подполковник Р.Шоллер, сотрудник дипломатической миссии Пруссии в Санкт-Петербурге, а с российской — император Александр I, канцлер Н.П.Румянцев и военный министр М.Б.Барклай де Толли.

Шарнхорст утверждал, что успеха в войне можно добиться лишь в том случае, если русские войска внезапно вторгнутся на территорию Польши. Такое вторжение позволит Пруссии, во-первых, использовать против французов и поляков свои 8 крепостей и 40-тысячную армию, разрешенную Тильзитским договором, а во-вторых — создаст возможность увеличения численности своих войск более чем вдвое. Тогда Пруссия сможет отвлечь на себя до 100 тысяч французских солдат, а Наполеону придется воевать одновременно на двух направлениях. Кроме того, убеждал Шарнхорст русских собеседников, если Пруссия выступит на стороне России, то против Франции восстанет население северной Германии и в войну вступит Англия. В случае же оккупации Пруссии Францией её ресурсы окажутся в руках Наполеона и будут использованы для борьбы против России. Император Александр мало доверял кайзеру и его правительству, зная неустойчивость политического курса Пруссии. И если прусское правительство добивалось заключения военной конвенции, то Александр гораздо большее значение придавал тайному союзному договору с Пруссией. Однако Шарнхорст ясно объяснил ему, что Пруссия предлагает ему выбор только между двумя решениями: либо действовать совместно с ней, либо смотреть на неё как на врага. Царь прекрасно понимал, что хорошо вооруженная и обученная прусская армия весьма ему пригодится. Если же она окажется на стороне Наполеона, это позволит императору Франции создать антироссийскую коалицию. Поэтому он уступил и согласился заключить военную конвенцию на основе плана Шарнхорста. 5(17) октября 1811 года конвенция была подписана. По ней Россия и Пруссия обязались оказать военную помощь друг другу в случае войны против Наполеона. Россия обязалась выставить 17 дивизий (200 тысяч человек), Пруссия — 7 дивизий (80 тысяч солдат и офицеров).

План совместной операции предусматривал оккупацию русскими и прусскими войсками примерно двух третей территории Герцогства Варшавского (южные районы Герцогства союзники рассматривали как зону австрийских интересов). Как и предусматривал план Беннигсена, генеральное сражение с французами должно было произойти где-то между Вислой и Одером. План вторжения предусматривал уничтожение ресурсов на территории Герцогства (тотальное разрушение городов, деревень и мостов, уничтожение запасов пороха, провианта и фуража, угон скота) — чтобы максимально затруднить снабжение французской армии, когда она двинется на помощь полякам, и тем самым помешать ее вторжению в пределы Российской империи и Прусского королевства. Вот такой замечательный план: до основания разрушить Польшу, а её жителей обречь на смерть от голода, холода и болезней. Забегая вперед, скажу, что именно так действовали русские войска на территории Беларуси во время своего отступления. Прусские войска должны были оккупировать всю северную часть Варшавского герцогства и, подобно русским, превратить её в безлюдную пустыню. К 15 (27) октября 1811 года все предварительные приготовления были завершены. Военный министр Барклай де Толли начал рассылать командующим войск, дислоцированных вдоль западной границы, секретный приказ императора о готовности к началу военных действий. Утром 15 (27) октября приказы (вместе с маршрутами движения войск) был отправлены командующим корпусами генералам П.Х.Витгенштейну, К.Ф.Багговуту, И.М.Эссену, а 17 (29) октября — генералу Д.С.Дохтурову и князю П.И.Багратиону, командовавшему Подольской армией. Рассылая приказ, Барклай де Толли предписывал сохранять его под «строжайшим и непроницаемым секретом». Военный министр лицемерно заверял командующих в том, что «нет никакой причины ожидать, что может случиться разрыв между нами и французами», но в то же время требовал привести вверенные им войска в полную боевую готовность. Им предписывалось ожидать условного известия от генерала Витгенштейна о переходе его корпусом границ Пруссии. Это должно было послужить для всех остальных сигналом к выступлению в поход по маршрутам, указанным на картах в запечатанных конвертах.

Итак, всё было готово к войне. Император Александр I в письме от 22 ноября (4 декабря) написал своей сестре Екатерине: «Военные действия могут начаться с минуты на минуту». Но всё же совместная операция не состоялась. Кайзер Фридрих-Вильгельм III, не забывший урок 1806 года, не подписал военную конвенцию от 5 (17) октября. Не получив от него текста конвенции с подписью и государственной печатью, Александр понял, что кайзер не решается выступить против Наполеона. Французский историк, граф Альбер Вандаль писал в этой связи: «Не допуская ещё полной измены Пруссии, император сравнительно легко примирился с решением слабовольного короля… и застыл в неподвижной позе». Наступательный план Наполеона предусматривал концентрацию главных сил в Восточной Пруссии и удар в направлении Вильни. В случае успеха это позволяло ему своим левым (северным) флангом окружить 1-ю армию и разгромить её в приграничном сражении, параллельно окружить и уничтожить южную группировку (2-ю армию), а затем наступать на Витебск — Смоленск. По этому плану Наполеон рассчитывал ограничиться в 1812 году продвижением до условной линии Рига — Динабург (Двинск) — Витебск — Смоленск, после чего устроить свой тыл, а в 1813 году совершить бросок к Москве. Наполеон не сомневался в том, что в таком случае у царя не останется иного выхода, кроме капитуляции. Заняв Вильню, Наполеон сказал генералу Себастиани: «Я не перейду Двины. Хотеть идти дальше в течение этого года, значит идти навстречу собственной гибели».

Но, как известно, «император всех французов» позволил себе увлечься и нарушил собственный план, что и привело к провалу его «предприятия». В 1941 году его ошибку – «блицкриг», молниеносный удар – повторил Гитлер. Они оба забыли о гигантских просторах страны, бездорожье и плохом климате, всегда игравших на стороне России