Их появлению среди хайямовских стихов способствовали главным образом три обстоятельства. Первое. Переписчик иногда записывал на полях одно-два собственных рубаи, сочиненных "под Хайяма". Другой переписчик через столетие думал, что это вставка пропущенного, и переносил эти строки в основной текст. Второе. Между Хайямом и его современниками велась полемика не только в философских трактатах, но и в стихах. Четверостишие-вызов и четверостишие-ответ составляют единый сюжет, хотя и принадлежат разным авторам. Поэтому они совсем не случайно присутствуют в рубайятах Хайяма. Анализ стиля и мыслей позволяет выловить эти чужие вкрапления. И третье. Изредка встречаются списки стихов, явно составленные по памяти. Неудивительно, если при этом попадали туда схожие стихи других авторов.
Увы, на этот вопрос история не донесла сведений - никаких, пусть даже неправдоподобных Приходится идти на догадки, привлекая и практику других поэтов, и различные косвенные соображения, ну и, конечно же, содержимое старинных рукописей. Если забыть о том, что многие стихи Хайяма за девять веков наверняка потерялись безвозвратно, то верхнюю границу их общего количества даст суммирование всего, что в наше время приписывается ему.
Все находящиеся в Европе списки - в совокупности - едва ли насчитывают более 1200 различных четверостиший. Даже фундаментальное исследование Свами Говинда Тиртхи (о котором - дальше) определяет суммарный объем "Хайямиады" в 2200 рубаи. Из них можно уверенно вычесть 300 рубаи, относящихся к случаям заведомой состыковки чужих рубайятов с хайямовскими. Полученную величину мы и примем ка
...Ещё
Много ли стихов написал Хайям?
Увы, на этот вопрос история не донесла сведений - никаких, пусть даже неправдоподобных Приходится идти на догадки, привлекая и практику других поэтов, и различные косвенные соображения, ну и, конечно же, содержимое старинных рукописей. Если забыть о том, что многие стихи Хайяма за девять веков наверняка потерялись безвозвратно, то верхнюю границу их общего количества даст суммирование всего, что в наше время приписывается ему.
Все находящиеся в Европе списки - в совокупности - едва ли насчитывают более 1200 различных четверостиший. Даже фундаментальное исследование Свами Говинда Тиртхи (о котором - дальше) определяет суммарный объем "Хайямиады" в 2200 рубаи. Из них можно уверенно вычесть 300 рубаи, относящихся к случаям заведомой состыковки чужих рубайятов с хайямовскими. Полученную величину мы и примем как верхний предел: количество сохранившихся четверостиший, написанных действительно Хайямом, не более 1900.
В результате тщательных изысканий, проводившихся на протяжении десятилетий крупными филологами восточных и западных стран, методами текстологического, историко-литературного, стилистического, стиховедческого анализа, удалось определить группу четверостиший, примерно в четыреста стихотворений, которые с достаточной степенью уверенности можно считать принадлежащими перу Омара Хайяма.
И.Голубевым за 36 лет собраны, сопоставлены и внимательно изучены в оригинале более 1300 хайямовских четверостиший (имеется в виду, что уже отброшены все случайные вставки чужих текстов). И что же? - только сотня из них, по его оценке, сомнительного авторства.
Хайям?.. Это почти Хайям 1189 Завесы роковой никто достичь не смог, Предначертаний смысл никто постичь не смог. По тропкам логики все колесим привычно, Догадки с истиной никто сличить не смог. 1190 На что он старику, рассыпавшийся храм? Любое по сердцу, что рок готовит нам. Но кто честит меня пьянчугой харабатным — Знавал ли харабат? Неужто был он там? 1191 Хмельным багрянцем роз окрасилась весна. Под переливы флейт испей и ты вина. Я жизнью упоен, я сердце услаждаю. Не пьешь?! Чем угощу?.. Грызешь ты камни? — на. 1192 Хоть зельем Бытия шатер наш разорен
...Ещё
Хайям?.. Это почти Хайям 1189 Завесы роковой никто достичь не смог, Предначертаний смысл никто постичь не смог. По тропкам логики все колесим привычно, Догадки с истиной никто сличить не смог. 1190 На что он старику, рассыпавшийся храм? Любое по сердцу, что рок готовит нам. Но кто честит меня пьянчугой харабатным — Знавал ли харабат? Неужто был он там? 1191 Хмельным багрянцем роз окрасилась весна. Под переливы флейт испей и ты вина. Я жизнью упоен, я сердце услаждаю. Не пьешь?! Чем угощу?.. Грызешь ты камни? — на. 1192 Хоть зельем Бытия шатер наш разорен, Тем более вина чураться не резон. Дивлюсь, кто продает хмельную влагу: благо Превыше, чем вино, купить задумал он?
Сомнительно, что это Хайям 1193 О Дух души моей и благо Бытия! Воздать Тебе хвалу бессильна речь моя. Ты — зрение мое, я прозреваю это, Ты — знание мое, и это знаю я. 1194 Он — всех великих дел начало и венец, И форм изменчивых, и смыслов образец. Так, например, Адам остаться мог бы глиной — В мир Сердца и Души привел его Творец. 1195 Со дня, как возвели для нас лазурный кров, И завершили свод созвездьем Близнецов, И Изначальный День свечой лучистой вспыхнул, — Снопом лучей с Тобой связала нас Любовь. 1196 О сердце! Не спеши стенать, что одиноко И что твоя Зухра скрывается далеко. Сперва в разлуке скорбь ночную одолей: Что скажешь ты Любви, не выучив урока? 1197 Мне дервиши
...Ещё
Сомнительно, что это Хайям 1193 О Дух души моей и благо Бытия! Воздать Тебе хвалу бессильна речь моя. Ты — зрение мое, я прозреваю это, Ты — знание мое, и это знаю я. 1194 Он — всех великих дел начало и венец, И форм изменчивых, и смыслов образец. Так, например, Адам остаться мог бы глиной — В мир Сердца и Души привел его Творец. 1195 Со дня, как возвели для нас лазурный кров, И завершили свод созвездьем Близнецов, И Изначальный День свечой лучистой вспыхнул, — Снопом лучей с Тобой связала нас Любовь. 1196 О сердце! Не спеши стенать, что одиноко И что твоя Зухра скрывается далеко. Сперва в разлуке скорбь ночную одолей: Что скажешь ты Любви, не выучив урока? 1197 Мне дервиши — друзья, но я пред ними слаб, Душа возвыситься до них и не смогла б. Наглец! Ты дервиша почел за попрошайку! Но перед дервишем султан — и тот лишь раб! 1198 Морщины скорбные скорей сотри со лба: К селенью не ведет угрюмая тропа. Как жить тебе и мне, решать не нам с тобою. Смирись-ка лучше с тем, что нам дает судьба. 1199 Ключарь, державший ключ державных чар, — Али. Чарующих садов души ключарь — Али. Пресветлый государь, духовный царь — Али. Душа рассветная, для душ фонарь — Али. 1200 Я в мире предпочел два хлебца да подвал, Отвергнув мишуру, оковы я порвал. За нищенство души какую цену дал!.. И в этом нищенстве — каким богатым стал! 1201 Дервиш. По имени его не знает свет. Былым желаниям не глянет он вослед. В пожаре нищенства горит он дни и ночи, Но алчностью себя не допекает, нет! 1202 Кто понимает Глас божественный, тому Все эти мелочи земные ни к чему. Вот я, на взгляд толпы, всего лишь попрошайка: Ведь кланяются все — одежке, не уму! 1203 Безгрешен набожный: ведь как стращаешь Ты! А мы кругом в грехах: ведь их прощаешь Ты. «Страданьем» он Тебя назвал, я — «Состраданьем». Какое из имен предпочитаешь Ты? 1204 О, не скрывающий прозренья всех грехов, Хоть каждый прячется в обманчивый покров. Вот я — по всей земле из худших наихудший, Но Ты и к худшему нисколько не суров. 1205 Терпи смиренно боль, и облегченье будет; С мученьями смирись, и исцеленье будет. Умей благодарить и за лишенье благ — От Повелителя благоволенье будет. 1206 То Солнце, что всегда над небом есть, — Любовь. Та Птица, что несет благую весть, — Любовь. Любовь ли — соловьем, стеная, разливаться? Вот не стонать, когда смертей не счесть, — Любовь. 1207 Уж вот и пик Любви, и близко торжество, И вдруг — неверный шаг рассудка твоего. Ты хочешь, головы при этом не теряя, Достичь Любви? Поверь, не выйдет ничего.
1208 О Птица Дивная! Ночная пелена — Твой сад; а блестки звезд — не россыпи ль зерна? А это — я: взгляни в Зерцало мирозданья, Вон та в твоей груди кровиночка одна. 1209 Вдруг ночью — глас: «Меня совсем не там ты ищешь. Лишь там, где нет Меня, по сторонам ты ищешь. Сумей-ка на себя взглянуть со стороны: Я там, где ты, Я — ты! Себя же сам ты ищешь!» 1210 Мудрец: «Един во всем — единосущ Аллах». Глупец: «Выходит, Он живет в моих врагах?» Хоть волны на море совсем не знак волненья, Камыш: «Оно, как мы, испытывает страх?..» 1211 Кто Истине чужды — всю ночь, вотще молясь, Намазом заняты и не смыкают глаз. А нам он ни к чему: мгновенье рядом с Другом Значительней для нас, чем вековой намаз. 1212 Порою, как Муса, насмешками прибит, Порою, как Яхья, отчаяньем убит… Для сердца своего сбираю ожерелье, Коплю я, как Иса, жемчужины обид. 1213 Не забегай вперед, но и отстать не смей, Утратившим себя растяпой стать не смей. Однажды в океан нырнув единобожья, Лукавомыслием
...Ещё
1208 О Птица Дивная! Ночная пелена — Твой сад; а блестки звезд — не россыпи ль зерна? А это — я: взгляни в Зерцало мирозданья, Вон та в твоей груди кровиночка одна. 1209 Вдруг ночью — глас: «Меня совсем не там ты ищешь. Лишь там, где нет Меня, по сторонам ты ищешь. Сумей-ка на себя взглянуть со стороны: Я там, где ты, Я — ты! Себя же сам ты ищешь!» 1210 Мудрец: «Един во всем — единосущ Аллах». Глупец: «Выходит, Он живет в моих врагах?» Хоть волны на море совсем не знак волненья, Камыш: «Оно, как мы, испытывает страх?..» 1211 Кто Истине чужды — всю ночь, вотще молясь, Намазом заняты и не смыкают глаз. А нам он ни к чему: мгновенье рядом с Другом Значительней для нас, чем вековой намаз. 1212 Порою, как Муса, насмешками прибит, Порою, как Яхья, отчаяньем убит… Для сердца своего сбираю ожерелье, Коплю я, как Иса, жемчужины обид. 1213 Не забегай вперед, но и отстать не смей, Утратившим себя растяпой стать не смей. Однажды в океан нырнув единобожья, Лукавомыслием над ним восстать не смей. 1214 Будь добр, по-доброму смотри на все вокруг, Что получаем мы из Высочайших Рук. Над нищетой моей не торопись смеяться: За это, может быть, со мной и дружит Друг. 1215 На блюде Бытия — узоры дивных стран: Портрет Чеканщика содержит сей чекан. Древнейший океан волною плещет новой — Безбрежной Истины поющий океан. 1216 Саки! Твой лунный лик весь мир животворит, Он в сердце и в моем, как и во всех, царит — Как солнце!.. Или нет: как солнышко в росинках, На всех — единое, и все ж во всех — горит! 1217 Саки! Твоя слюна — напиток наш хмельной. Нам не узреть Тебя, но след мы видим Твой. Щедры Твои уста — источник благодати, Сто Хизров и Мессий поит родник живой. 1218 Начало. В небе диск помчался золотой. Конец. Прекрасный мир рассыпался трухой… Нет, силой разума не охватить такое, И для сравнения нет меры никакой. 1219 Как изумляет нас кружение небес! Загадками полно движение небес. Идет во все дела вторжение небес, Но как обжалуешь решение небес!.. 1220 Земля и небеса добры вначале были, В избытке радости, а не печали были. Но испокон веков грызня, скандалы были, Вопросы тщетные: «Чего им мало?!» — были. 1221 Где два-три неуча сойдутся за столом — Верхи премудрости на поприще земном! — В осла преобразись, не то ослы потом Любого не-осла ославят — кем? — ослом.
1222 Не слыша мудрости, что ж мудреца бранить! Медяшке золото в цене не уронить. Представь невежду — псом, ученого — рекою. Собачьим языком реки не осквернить. 1223 Мужчина только тот, кто пемзой черных дней Сдирает ржавчину и грязь с души своей. На то и мужество: чем чище, тем трудней, Светлее белизна — заметней пыль на ней. 1224 В любви, и только в ней, вся наша красота. Лишившийся любви — последний сирота. А кто вином любви омыть не хочет сердце, Тот отличается не многим от скота. 1225 Кагану, кесарю и шаху — блеск дворца. Для праведника — рай, и ад — для подлеца. Невозмутимый лик — привратнику Эдема. А нам — возлюбленных прелестные сердца. 1226 Да что с красавицей? Твой Ангел неземной Преобразился вдруг: шайтан перед тобой! <f z3
...Ещё
1222 Не слыша мудрости, что ж мудреца бранить! Медяшке золото в цене не уронить. Представь невежду — псом, ученого — рекою. Собачьим языком реки не осквернить. 1223 Мужчина только тот, кто пемзой черных дней Сдирает ржавчину и грязь с души своей. На то и мужество: чем чище, тем трудней, Светлее белизна — заметней пыль на ней. 1224 В любви, и только в ней, вся наша красота. Лишившийся любви — последний сирота. А кто вином любви омыть не хочет сердце, Тот отличается не многим от скота. 1225 Кагану, кесарю и шаху — блеск дворца. Для праведника — рай, и ад — для подлеца. Невозмутимый лик — привратнику Эдема. А нам — возлюбленных прелестные сердца. 1226 Да что с красавицей? Твой Ангел неземной Преобразился вдруг: шайтан перед тобой! Понятно, что сбежишь: огонь зимой приятен, А нынче адский пыл — ну как тулуп весной. 1227 Бровям твоим легко пленять сердца у нас: Глаза избегались, по воле их кружась. Прекрасный трон бровей превыше глаз-прислужниц Настолько, что тебе на них не вскинуть глаз! 1228 Затеют проверять твои счета, ходжа, — Как шило вылезет подчистка та, ходжа, И Суд начнет допрос: что значит то, что это? Сегодня думай, честь иль срамота, ходжа! 1229 Фальшивый золотой здесь не найдет своих, Из Дома Радости изгнал наш веник их. Из харабата шел и пел старик мой стих: «Не спи, а пей вино, живой среди живых!» 1230 Саки! Я обожжен печалью по тебе. Не хмелем сокрушен — печалью по тебе. Прохожим кажется, я с чашею сражался. Бог с ними! Я сражен печалью по тебе. 1231 Коль жизнью ты спален — простой совет поймешь И станешь сведущим, любой секрет поймешь; Когда лишился ты возлюбленной — отыщешь Подспорье для души, коль вздохи флейт поймешь. 1232 Кто вспыльчив, подловат, дурак и пустозвон, Не пей вина с таким, а то сплошной урон: Сперва всю ночь бузит, попойкой возбужден, Потом весь день скулит, прощенья просит он. 1233 Пошел вчера к ручью с красавицей побыть И алого вина под звездами попить… И вот из тьмы встает жемчужница рассвета, Из перла страж зари выходит зорю бить. 1234 Душа моя! Вина! Печален сердцем я, Очиститься хочу от тягот Бытия. Колышется трава над пылью… Поскорей же, А то окажется, что эта пыль — моя. 1235 Хоть иудеем ты, хоть правоверным будь, Все это внешнее. Душе важнее суть. Коль ты прямей стрелы — лети в любую веру! А если крив, как лук, — куда?.. В колчан заткнуть? 1236 В траве о чем ручей журчит, свеча Тераза? Подай вина! Зарок уж нарушать, так сразу. На чанге подыграй воде, журчащей так: «Уйду — и снова здесь не окажусь ни разу».
Предположительно — подражания и подделки под Хайяма 1237 Порой, чуть высветлит развалины заря, Встречаю ворона над черепом царя. Сидит, на все лады покойника журя: «Вот видишь! Ты ушел, не взяв и сухаря». 1238 Я видел ворона на древней башне Рея. Он перед черепом сидел Хатема Тея, И вот что каркал он: «Создатель! В нищете я — Подай! А то просить хотел Хатема Тея…» 1239 В намазе и посте аскет года проводит. Двухлетний хмель найдя, влюбленный сумасбродит. Но вот неясно: Друг кому из этих рад? Всяк заблуждается, кто свой ответ приводит. 1240 Любо
...Ещё
Предположительно — подражания и подделки под Хайяма 1237 Порой, чуть высветлит развалины заря, Встречаю ворона над черепом царя. Сидит, на все лады покойника журя: «Вот видишь! Ты ушел, не взяв и сухаря». 1238 Я видел ворона на древней башне Рея. Он перед черепом сидел Хатема Тея, И вот что каркал он: «Создатель! В нищете я — Подай! А то просить хотел Хатема Тея…» 1239 В намазе и посте аскет года проводит. Двухлетний хмель найдя, влюбленный сумасбродит. Но вот неясно: Друг кому из этих рад? Всяк заблуждается, кто свой ответ приводит. 1240 Любовно вылепит и духом наделит… Но вскоре талисман разбит и позабыт. И хоть бы кто спросил у труженика Рока: «Зачем-то созданный — за что же вдруг разбит?» 1241 Во власти Вышнего, Его игрушки — мы. Конечно, Он — богач, а побирушки — мы. Из дверцы — по Дворцу (и что за лицедейство?), Толкаясь и спеша, мчим друг за дружкой мы. 1242 Саки! Познание — священное вино, Не знавших знания лишать его грешно, Незнающий живет и трудится бесцельно. Познание как цель живущим суждено. 1243 Такому снадобью для стольких мудрецов — Доколь вину страдать во мраке погребков? До тех неужто пор (вот было бы обидно), Когда ему краснеть на пиршестве глупцов?! 1244 Я нарыдался всласть. Неси мне чашу, кравчий. Уж мир насторожил ловушку нашу, кравчий… Подай вина! Хотя б остаток дней — нельзя Пускать нам на ветер. Неси же чашу, кравчий! 1245 Саки с наполненным сосудом лучезарным, Неоценимый миг дарует Государь нам. Будь весел! Нам простит проступок Тот, Кто дал Вино святое всем созданьям благодарным.
1246 Ты не стесняешься. «Хочу!» — и весь твой сказ. И что тебе Его запрет или приказ… Ну ладно, допущу: весь мир возьмешь ты в руки. Что дальше? Выпустишь, как и любой из нас? 1247 Те, кто духовный мир как тайну берегут, На вид бездельники. Но уж таков их труд. Без горестей Любви жилось бы горько тут — Дорогами Любви всю жизнь они идут. 1248 Уединение кто полюбить не сможет, Тот тяжкой будничной тоскою занеможет. Несвязанная мысль восторгом нас дарит, Земные привязи людское горе множат. 1249 О сердце! Позабудь, что нам про хмель напели: Для ве
...Ещё
1246 Ты не стесняешься. «Хочу!» — и весь твой сказ. И что тебе Его запрет или приказ… Ну ладно, допущу: весь мир возьмешь ты в руки. Что дальше? Выпустишь, как и любой из нас? 1247 Те, кто духовный мир как тайну берегут, На вид бездельники. Но уж таков их труд. Без горестей Любви жилось бы горько тут — Дорогами Любви всю жизнь они идут. 1248 Уединение кто полюбить не сможет, Тот тяжкой будничной тоскою занеможет. Несвязанная мысль восторгом нас дарит, Земные привязи людское горе множат. 1249 О сердце! Позабудь, что нам про хмель напели: Для веры, для ума урон — да неужели? Ты душу усладишь, испив вина в саду, Где розе соловей поет свои газели. 1250 О сердце! Радости не стало? Веселись! Вогнали знанья в грех? Невеждой объявись. А хочешь избежать обиды от злодея — Как пери, от людей скрывайся и таись. 1251 О сердце! Что за страх, откуда слезный взор? С чего глядеть на смерть, как тополь — на топор? Святая простота, гулена, будь же весел! Там — отряхнешь с себя земных забот позор. 1252 Пускай ты — Арасту, премудростью обильный, Великий цезарь ты иль богдыхан всесильный, — Вином в стекле витом укрась к могиле путь. Заявишь: «Я — Бахрам!» — послышится: «… Могильный».
Это почти наверняка не Хайям 1253 Художник удалял шершавости литья, Из Хаоса вязал структуру Бытия, Слова слагал из букв, частиц и междометий… Частицы стали — мной, частицей мира — я. 1254 О, в грозных небесах шагов победный гром, О, взвившийся халат, поднявший ветр кругом!.. Потом — от властного прикосновенья пальца Горит клеймо луны на полотне ночном. 1255 Ни мудростью Твое величье не объять, Ни разумом Твое бессмертье не понять. В познании Тебя никто не преуспел бы — Сколь от Тебя далек, успеть бы распознать!.. 1256 Вот удивительно: кто путь узрели Твой, <f z3 sbfgc00
...Ещё
Это почти наверняка не Хайям 1253 Художник удалял шершавости литья, Из Хаоса вязал структуру Бытия, Слова слагал из букв, частиц и междометий… Частицы стали — мной, частицей мира — я. 1254 О, в грозных небесах шагов победный гром, О, взвившийся халат, поднявший ветр кругом!.. Потом — от властного прикосновенья пальца Горит клеймо луны на полотне ночном. 1255 Ни мудростью Твое величье не объять, Ни разумом Твое бессмертье не понять. В познании Тебя никто не преуспел бы — Сколь от Тебя далек, успеть бы распознать!.. 1256 Вот удивительно: кто путь узрели Твой, Те попросту никто в глазах толпы слепой. Еще загадочней: кто верою проникся, Тот за безбожие шельмуется толпой. 1257 В теснине окажусь — Ты в тот же миг узришь, Вслепую забреду в глухой тупик — узришь, В беде отчаянный безмолвный крик — услышишь, А если я лукав, в мольбе двулик — узришь. 1258 Вон — Ты, всех государств всесильный Господин, А вон — в пути к Тебе влюбленный раб один. Я Слово Истины молитвой повторяю: «Погибнет мир земной, но вечен Властелин!» 1259 Ты Сулейманов трон вручаешь голытьбе; Ты сироту влечешь к пророческой судьбе… Но отчего меня, Господь, овеять ветром Из Сада Милостей задумалось Тебе? 1260 Господь! Ты бережешь меня от козней Рока, О неприятностях не говоришь до срока, И если уж никак беду не обойти, Стараешься, чтоб я не пострадал жестоко. 1261 Саки! В ковше Твоем весь мир — лишь пузырек. Сто Храмов Духа въявь сошлись на Твой порог. Немыслимая честь — дойти до Храма Духа!.. Почетна даже смерть в пыли святых дорог. 1262 Саки! Как хорошо от взгляда Твоего, Как сладостны плоды из Сада Твоего! Твое пресветлое и любящее сердце — Как чаша Джамова для чада Твоего. 1263 Божественным письмом расписан прежний мрак; На стан возлюбленной похож был первый знак. «Алеф» — «один» — теперь стократ выводят дети Свой самый первый знак, везде на свете — так. 1264 Дух мира — Истина, и зримый мир — лишь тело. Сонм ангелов считай его глазами смело, Стихии — кровью, свод небесный — костяком… Единство Бытия опровергать — не дело. 1265 О ты, шлифующий шагами небосвод, О вестник Джебраил, был дивен твой приход! Ты стал посредником меж разумом и Богом, Когда, слугу Творца, узрел тебя народ. 1266 Как можешь — Господа, о сердце, познавай, Как тяжко б ни было, пути не прерывай. Оковы серебра и золота сбивая, Иди! И «ла Аллах илля Аллах!» взывай.
1267 Чтоб Истина тебя отметила: «Мой сей!» — С ног сердца надо снять сандалии страстей, Путь вызнать у души и восходить на ощупь На истинный Синай, как новый Моисей. 1268 Меня тот червь изгрыз, по виду мал и слаб, От коего страдал Айюб, Господень раб. Но не стенал Айюб: рыданьям радо небо, Лишь повод дай — и месть его друзей ждала б. 1269 И гору тяжкую искупит легкий мох, И сто грехов любых один искупит вздох. Где милости один попросит, там прощенье Десяткам грешников, взглянув, дарует Бог. 1270 Прочь доводы ума, все прежнее забудь И сердцем устремись, как тот бродяга, в путь. Осмелясь пировать у Каландаров Сути, Освободи себя, хмелен и весел будь. 1271 О, сердце! Вот вино божественных идей, Храни, не продавай, прильни губами, пей! Не надо, как ручей, журчать о трев
...Ещё
1267 Чтоб Истина тебя отметила: «Мой сей!» — С ног сердца надо снять сандалии страстей, Путь вызнать у души и восходить на ощупь На истинный Синай, как новый Моисей. 1268 Меня тот червь изгрыз, по виду мал и слаб, От коего страдал Айюб, Господень раб. Но не стенал Айюб: рыданьям радо небо, Лишь повод дай — и месть его друзей ждала б. 1269 И гору тяжкую искупит легкий мох, И сто грехов любых один искупит вздох. Где милости один попросит, там прощенье Десяткам грешников, взглянув, дарует Бог. 1270 Прочь доводы ума, все прежнее забудь И сердцем устремись, как тот бродяга, в путь. Осмелясь пировать у Каландаров Сути, Освободи себя, хмелен и весел будь. 1271 О, сердце! Вот вино божественных идей, Храни, не продавай, прильни губами, пей! Не надо, как ручей, журчать о треволненьях, Учись глубокому безмолвию морей. 1272 Честь береги, ходжа, так и в чести помри, К привалу устремлен, еще в пути помри. Но если ты Любовь не сделал метой жизни, Чем жизнь унылого скопца вести — помри! 1273 Коль ты гордыню сам стреножишь — ты мужчина. Коль над собою власть устрожишь — ты мужчина. Уж это ль мужество — упавшего пинать! Коль встать упавшему поможешь — ты мужчина. 1274 Не знаниям почет, не в этом человек, А вникни, как блюдет заветы человек. Коль нарушать начнет обеты человек, — Пусть важным предстает. Но это — человек? 1275 Средь добрых — силой злой остерегайся стать, Затеявшим разбой остерегайся стать, Подкупленным жратвой остерегайся стать, Кичащимся собой остерегайся стать. 1276 Я в Тусе ночью был. Развалины мертвы. Лишь где гулял павлин, мелькнула тень совы. «Какую тайну вы, развалины, храните?» И донеслось в ответ: «… у-вы… у-вы… у-вы!..» 1277 О благостях Судьбы блажные голосят. Не слушай. Взяв вино, уйди с подругой в сад. Сегодня выпавший из мамкиной утробы — Увидишь, завтра уж полезет в бабий зад. 1278 Не знаю, с солнцем лик сравнить или с луной? Не знаю, сахар уст — песок иль кусковой? Стройнее — кипарис иль этот стан прелестный? Не знаю, гурия — наш мальчик? Иль — земной? 1279 Не лик твой — белизна жасминов майских въявь, Не локон — аромат краев китайских въявь, Не зубы — жемчуга в рубинах райских въявь!.. Вон у дверей — не я ль? — кто ищет ласки въявь. 1280 «Как вспомню, — говорят, — луга весной… Восторг! А тучи!.. А в саду звенят струной — восторг! Над розой соловей, а там другой — восторг!» Глупцы! С подругой бы, тогда такой восторг!
1281 На скатерти Судьбы где сахар, там и соль: Любовь без слез-разлук сладка уже не столь. Хоть, правда, никогда день не бывает в радость, Зато наверняка любая полночь — боль. 1282 Во имя щедрых роз — подай-ка мне дирхем! Мне вешнее вино желанно, как и всем. Эй ты, напыщенный: учен, ума палата — Никчемный ты, ходжа, коль ты не щедр совсем. 1283 Рок научил тебя разбою — ну и как? Плач обездоленных тобою — ну и как?.. Не поразить тебя предсмертным стоном жертвы; Живи — но с проклятой судьбою. Ну и как? 1284 Кузнец-мальчишка был неопытен и мал, Взамен подковы дас к копыту примерял.
...Ещё
1281 На скатерти Судьбы где сахар, там и соль: Любовь без слез-разлук сладка уже не столь. Хоть, правда, никогда день не бывает в радость, Зато наверняка любая полночь — боль. 1282 Во имя щедрых роз — подай-ка мне дирхем! Мне вешнее вино желанно, как и всем. Эй ты, напыщенный: учен, ума палата — Никчемный ты, ходжа, коль ты не щедр совсем. 1283 Рок научил тебя разбою — ну и как? Плач обездоленных тобою — ну и как?.. Не поразить тебя предсмертным стоном жертвы; Живи — но с проклятой судьбою. Ну и как? 1284 Кузнец-мальчишка был неопытен и мал, Взамен подковы дас к копыту примерял. Не он ли лунный серп, похожий на копыто, Подковы не найдя, тарелкой подковал! 1285 Неужто грозных бурь боится океан? Ты — человек. Ищи людей средь обезьян. Добро плодиться злом, а зло добром — не может. В поступки их вникай: где правда, где обман. 1286 Как шашки по доске, так по чужбинам мы; То парами, то врозь, пока не сгинем мы; Трещим под колесом — под небом синим мы; Тщету путей земных вот-вот покинем мы. 1287 Вслед юности гляжу — лихому табуну, Который мне вдыхать оставил пыль одну. Мой стан, прямей стрелы, теперь как лук согнулся, За посох я держусь — как тетиву тяну! 1288 Жаркое день за днем вкушающий — уйдет, С изысканным вином вкушающий — уйдет. Дервиш, из чашечки для скудных подаяний Болтушку перед сном вкушающий, — уйдет. 1289 Кому там барабан охотничий рокочет? То сокола с небес вернуть охотник хочет. Зачем стремятся ввысь распахнутые очи? — Сужденную судьбу узреть из здешней ночи. 1290 О, свыше прозванный: Махмуд и Мохаммад! Служение тебе превыше всех наград. Тот не изведает глотка из кубка Смерти, Кто был из твоего пригубить кубка рад. 1291 О Величайший! Ты — и в мире том, и тут. Для нас ты — Мохаммад, для вечности — Махмуд. Пред морем нежности привязываю сердце, Под взором ласковым из глаз ручьи бегут. 1292 Правитель царствия пророков — кто он? Ты. Вожак сквозь заросли пороков — кто он? Ты. Оценщик горестных уроков — кто он? Ты. Оплот отшельничьих зароков — кто он? Ты. 1293 Десять разумов, девять шатров, восемь уровней рая, Семь блуждающих звезд, шесть сторон я как книгу читаю: «Бог пять чувств и четыре опоры триадой души В двух мирах увенчал лишь однажды — тебя создавая».
Я пришел к МУДРЕЦУ и спросил у него: “Что такое любовь? Он сказал“Ничего” Но, я знаю, написано множество книг: Вечность пишут одни, а другие – что Миг То опалит огнем, то расплавит как снег, Что такое любовь? “Это все человек!” И тогда я взглянул ему прямо в лицо, Как тебя мне понять? “Ничего или все?” Он сказал улыбнувшись: “Ты сам дал ответ!: “Ничего или все!”,- середины здесь нет!”
...Ещё
Омар Хайям .
.
. .
. ..
Я пришел к МУДРЕЦУ и спросил у него: “Что такое любовь? Он сказал“Ничего” Но, я знаю, написано множество книг: Вечность пишут одни, а другие – что Миг То опалит огнем, то расплавит как снег, Что такое любовь? “Это все человек!” И тогда я взглянул ему прямо в лицо, Как тебя мне понять? “Ничего или все?” Он сказал улыбнувшись: “Ты сам дал ответ!: “Ничего или все!”,- середины здесь нет!”
Налейте мне любви пятнадцать грамм, А больше, я прошу, не наливайте, Ее, кому хотите, раздавайте, А мне нельзя, – объем не по годам… Налейте мне всего пятнадцать грамм…
Мне и пятнадцати, пожалуй, много, И сердце рвется, и обрывками смеясь, То счастьем, то рыданьями давясь, Я о пощаде умоляю Бога... Налейте мне всего лишь капель пять…
Подари мне Бог ЭТУ женщину и не дай никогда ЕЙ опомниться. Я за каждый вздох, с НЕЮ скрещенный, заплатил тебе больше, чем сторицей. Одолжи мне, Бог, ЕЁ горести, если станут они неизбежностью, Чтобы мог финал ЕЁ повести я украсить заботой и нежностью. Укажи мне, Господь, грусти трещины на душе ЕЁ, слишком доверчивой. Я люблю, я хочу ЭТУ женщину. Вот и всё, - больше мне просить нечего…. Помоги мне, Бог, стать единственным, пусть не первым, но лучшим и стоящим ЕЁ нежных губ, глаз таинственных, поцелуев ЕЁ, как сокровища. Подскажи ЕЙ, Бог, что я – суженный, ЕЁ брат, ЕЁ муж, ЕЁ копия. Не случайный друг, не отдушина, не ночей одиноких утопия…. Дай же сил нам ждать, дай терпения ведь длинна к Тебе, Господи, очередь...
Окаменело сердце, что ли? А есть ли в нём ещё любовь? Я не испытываю боли, Когда душа разбита в кровь. Я не ищу, куда приткнуться, И в чью жилетку порыдать. И через силу улыбнуться Меня не нужно заставлять. Я улыбнусь всегда при встрече, Кричат - счастливая - мне в след. Я улыбнусь, но не отвечу, Да и ответа вовсе нет! В себе устала я копаться Не разобравшись до конца. То очень хочется смеяться, То слезы катятся с лица!
...Ещё
ОМАР ХАЙЯМ
***
Окаменело сердце, что ли? А есть ли в нём ещё любовь? Я не испытываю боли, Когда душа разбита в кровь. Я не ищу, куда приткнуться, И в чью жилетку порыдать. И через силу улыбнуться Меня не нужно заставлять. Я улыбнусь всегда при встрече, Кричат - счастливая - мне в след. Я улыбнусь, но не отвечу, Да и ответа вовсе нет! В себе устала я копаться Не разобравшись до конца. То очень хочется смеяться, То слезы катятся с лица!
Комментарии 33
<...Ещё
Прах может глиной стать? Пустое дело!
Хайяму подражать – пустое дело!
Что у него и мудро, и прекрасно,
У нас – пора признать! – пустое дело!
Владимир Кириленко
Об отдельных чужих рубаи.
Их появлению среди хайямовских стихов способствовали главным образом три обстоятельства. Первое. Переписчик иногда записывал на полях одно-два собственных рубаи, сочиненных "под Хайяма". Другой переписчик через столетие думал, что это вставка пропущенного, и переносил эти строки в основной текст. Второе. Между Хайямом и его современниками велась полемика не только в философских трактатах, но и в стихах. Четверостишие-вызов и четверостишие-ответ составляют единый сюжет, хотя и принадлежат разным авторам. Поэтому они совсем не случайно присутствуют в рубайятах Хайяма. Анализ стиля и мыслей позволяет выловить эти чужие вкрапления. И третье. Изредка встречаются списки стихов, явно составленные по памяти. Неудивительно, если при этом попадали туда схожие стихи других авторов.
Много ли стихов написал Хайям?
...ЕщёУвы, на этот вопрос история не донесла сведений - никаких, пусть даже неправдоподобных Приходится идти на догадки, привлекая и практику других поэтов, и различные косвенные соображения, ну и, конечно же, содержимое старинных рукописей. Если забыть о том, что многие стихи Хайяма за девять веков наверняка потерялись безвозвратно, то верхнюю границу их общего количества даст суммирование всего, что в наше время приписывается ему.
Все находящиеся в Европе списки - в совокупности - едва ли насчитывают более 1200 различных четверостиший. Даже фундаментальное исследование Свами Говинда Тиртхи (о котором - дальше) определяет суммарный объем "Хайямиады" в 2200 рубаи. Из них можно уверенно вычесть 300 рубаи, относящихся к случаям заведомой состыковки чужих рубайятов с хайямовскими. Полученную величину мы и примем ка
Много ли стихов написал Хайям?
Увы, на этот вопрос история не донесла сведений - никаких, пусть даже неправдоподобных Приходится идти на догадки, привлекая и практику других поэтов, и различные косвенные соображения, ну и, конечно же, содержимое старинных рукописей. Если забыть о том, что многие стихи Хайяма за девять веков наверняка потерялись безвозвратно, то верхнюю границу их общего количества даст суммирование всего, что в наше время приписывается ему.
Все находящиеся в Европе списки - в совокупности - едва ли насчитывают более 1200 различных четверостиший. Даже фундаментальное исследование Свами Говинда Тиртхи (о котором - дальше) определяет суммарный объем "Хайямиады" в 2200 рубаи. Из них можно уверенно вычесть 300 рубаи, относящихся к случаям заведомой состыковки чужих рубайятов с хайямовскими. Полученную величину мы и примем как верхний предел: количество сохранившихся четверостиший, написанных действительно Хайямом, не более 1900.
В результате тщательных изысканий, проводившихся на протяжении десятилетий крупными филологами восточных и западных стран, методами текстологического, историко-литературного, стилистического, стиховедческого анализа, удалось определить группу четверостиший, примерно в четыреста стихотворений, которые с достаточной степенью уверенности можно считать принадлежащими перу Омара Хайяма.
И.Голубевым за 36 лет собраны, сопоставлены и внимательно изучены в оригинале более 1300 хайямовских четверостиший (имеется в виду, что уже отброшены все случайные вставки чужих текстов). И что же? - только сотня из них, по его оценке, сомнительного авторства.
Хайям?..
...ЕщёЭто почти Хайям
1189
Завесы роковой никто достичь не смог,
Предначертаний смысл никто постичь не смог.
По тропкам логики все колесим привычно,
Догадки с истиной никто сличить не смог.
1190
На что он старику, рассыпавшийся храм?
Любое по сердцу, что рок готовит нам.
Но кто честит меня пьянчугой харабатным —
Знавал ли харабат? Неужто был он там?
1191
Хмельным багрянцем роз окрасилась весна.
Под переливы флейт испей и ты вина.
Я жизнью упоен, я сердце услаждаю.
Не пьешь?! Чем угощу?.. Грызешь ты камни? — на.
1192
Хоть зельем Бытия шатер наш разорен
Хайям?..
Это почти Хайям
1189
Завесы роковой никто достичь не смог,
Предначертаний смысл никто постичь не смог.
По тропкам логики все колесим привычно,
Догадки с истиной никто сличить не смог.
1190
На что он старику, рассыпавшийся храм?
Любое по сердцу, что рок готовит нам.
Но кто честит меня пьянчугой харабатным —
Знавал ли харабат? Неужто был он там?
1191
Хмельным багрянцем роз окрасилась весна.
Под переливы флейт испей и ты вина.
Я жизнью упоен, я сердце услаждаю.
Не пьешь?! Чем угощу?.. Грызешь ты камни? — на.
1192
Хоть зельем Бытия шатер наш разорен,
Тем более вина чураться не резон.
Дивлюсь, кто продает хмельную влагу: благо
Превыше, чем вино, купить задумал он?
Сомнительно, что это Хайям
...Ещё1193
О Дух души моей и благо Бытия!
Воздать Тебе хвалу бессильна речь моя.
Ты — зрение мое, я прозреваю это,
Ты — знание мое, и это знаю я.
1194
Он — всех великих дел начало и венец,
И форм изменчивых, и смыслов образец.
Так, например, Адам остаться мог бы глиной —
В мир Сердца и Души привел его Творец.
1195
Со дня, как возвели для нас лазурный кров,
И завершили свод созвездьем Близнецов,
И Изначальный День свечой лучистой вспыхнул, —
Снопом лучей с Тобой связала нас Любовь.
1196
О сердце! Не спеши стенать, что одиноко
И что твоя Зухра скрывается далеко.
Сперва в разлуке скорбь ночную одолей:
Что скажешь ты Любви, не выучив урока?
1197
Мне дервиши
Сомнительно, что это Хайям
1193
О Дух души моей и благо Бытия!
Воздать Тебе хвалу бессильна речь моя.
Ты — зрение мое, я прозреваю это,
Ты — знание мое, и это знаю я.
1194
Он — всех великих дел начало и венец,
И форм изменчивых, и смыслов образец.
Так, например, Адам остаться мог бы глиной —
В мир Сердца и Души привел его Творец.
1195
Со дня, как возвели для нас лазурный кров,
И завершили свод созвездьем Близнецов,
И Изначальный День свечой лучистой вспыхнул, —
Снопом лучей с Тобой связала нас Любовь.
1196
О сердце! Не спеши стенать, что одиноко
И что твоя Зухра скрывается далеко.
Сперва в разлуке скорбь ночную одолей:
Что скажешь ты Любви, не выучив урока?
1197
Мне дервиши — друзья, но я пред ними слаб,
Душа возвыситься до них и не смогла б.
Наглец! Ты дервиша почел за попрошайку!
Но перед дервишем султан — и тот лишь раб!
1198
Морщины скорбные скорей сотри со лба:
К селенью не ведет угрюмая тропа.
Как жить тебе и мне, решать не нам с тобою.
Смирись-ка лучше с тем, что нам дает судьба.
1199
Ключарь, державший ключ державных чар, — Али.
Чарующих садов души ключарь — Али.
Пресветлый государь, духовный царь — Али.
Душа рассветная, для душ фонарь — Али.
1200
Я в мире предпочел два хлебца да подвал,
Отвергнув мишуру, оковы я порвал.
За нищенство души какую цену дал!..
И в этом нищенстве — каким богатым стал!
1201
Дервиш. По имени его не знает свет.
Былым желаниям не глянет он вослед.
В пожаре нищенства горит он дни и ночи,
Но алчностью себя не допекает, нет!
1202
Кто понимает Глас божественный, тому
Все эти мелочи земные ни к чему.
Вот я, на взгляд толпы, всего лишь попрошайка:
Ведь кланяются все — одежке, не уму!
1203
Безгрешен набожный: ведь как стращаешь Ты!
А мы кругом в грехах: ведь их прощаешь Ты.
«Страданьем» он Тебя назвал, я — «Состраданьем».
Какое из имен предпочитаешь Ты?
1204
О, не скрывающий прозренья всех грехов,
Хоть каждый прячется в обманчивый покров.
Вот я — по всей земле из худших наихудший,
Но Ты и к худшему нисколько не суров.
1205
Терпи смиренно боль, и облегченье будет;
С мученьями смирись, и исцеленье будет.
Умей благодарить и за лишенье благ —
От Повелителя благоволенье будет.
1206
То Солнце, что всегда над небом есть, — Любовь.
Та Птица, что несет благую весть, — Любовь.
Любовь ли — соловьем, стеная, разливаться?
Вот не стонать, когда смертей не счесть, — Любовь.
1207
Уж вот и пик Любви, и близко торжество,
И вдруг — неверный шаг рассудка твоего.
Ты хочешь, головы при этом не теряя,
Достичь Любви? Поверь, не выйдет ничего.
1208
...ЕщёО Птица Дивная! Ночная пелена —
Твой сад; а блестки звезд — не россыпи ль зерна?
А это — я: взгляни в Зерцало мирозданья,
Вон та в твоей груди кровиночка одна.
1209
Вдруг ночью — глас: «Меня совсем не там ты ищешь.
Лишь там, где нет Меня, по сторонам ты ищешь.
Сумей-ка на себя взглянуть со стороны:
Я там, где ты, Я — ты! Себя же сам ты ищешь!»
1210
Мудрец: «Един во всем — единосущ Аллах».
Глупец: «Выходит, Он живет в моих врагах?»
Хоть волны на море совсем не знак волненья,
Камыш: «Оно, как мы, испытывает страх?..»
1211
Кто Истине чужды — всю ночь, вотще молясь,
Намазом заняты и не смыкают глаз.
А нам он ни к чему: мгновенье рядом с Другом
Значительней для нас, чем вековой намаз.
1212
Порою, как Муса, насмешками прибит,
Порою, как Яхья, отчаяньем убит…
Для сердца своего сбираю ожерелье,
Коплю я, как Иса, жемчужины обид.
1213
Не забегай вперед, но и отстать не смей,
Утратившим себя растяпой стать не смей.
Однажды в океан нырнув единобожья,
Лукавомыслием
1208
О Птица Дивная! Ночная пелена —
Твой сад; а блестки звезд — не россыпи ль зерна?
А это — я: взгляни в Зерцало мирозданья,
Вон та в твоей груди кровиночка одна.
1209
Вдруг ночью — глас: «Меня совсем не там ты ищешь.
Лишь там, где нет Меня, по сторонам ты ищешь.
Сумей-ка на себя взглянуть со стороны:
Я там, где ты, Я — ты! Себя же сам ты ищешь!»
1210
Мудрец: «Един во всем — единосущ Аллах».
Глупец: «Выходит, Он живет в моих врагах?»
Хоть волны на море совсем не знак волненья,
Камыш: «Оно, как мы, испытывает страх?..»
1211
Кто Истине чужды — всю ночь, вотще молясь,
Намазом заняты и не смыкают глаз.
А нам он ни к чему: мгновенье рядом с Другом
Значительней для нас, чем вековой намаз.
1212
Порою, как Муса, насмешками прибит,
Порою, как Яхья, отчаяньем убит…
Для сердца своего сбираю ожерелье,
Коплю я, как Иса, жемчужины обид.
1213
Не забегай вперед, но и отстать не смей,
Утратившим себя растяпой стать не смей.
Однажды в океан нырнув единобожья,
Лукавомыслием над ним восстать не смей.
1214
Будь добр, по-доброму смотри на все вокруг,
Что получаем мы из Высочайших Рук.
Над нищетой моей не торопись смеяться:
За это, может быть, со мной и дружит Друг.
1215
На блюде Бытия — узоры дивных стран:
Портрет Чеканщика содержит сей чекан.
Древнейший океан волною плещет новой —
Безбрежной Истины поющий океан.
1216
Саки! Твой лунный лик весь мир животворит,
Он в сердце и в моем, как и во всех, царит —
Как солнце!.. Или нет: как солнышко в росинках,
На всех — единое, и все ж во всех — горит!
1217
Саки! Твоя слюна — напиток наш хмельной.
Нам не узреть Тебя, но след мы видим Твой.
Щедры Твои уста — источник благодати,
Сто Хизров и Мессий поит родник живой.
1218
Начало. В небе диск помчался золотой.
Конец. Прекрасный мир рассыпался трухой…
Нет, силой разума не охватить такое,
И для сравнения нет меры никакой.
1219
Как изумляет нас кружение небес!
Загадками полно движение небес.
Идет во все дела вторжение небес,
Но как обжалуешь решение небес!..
1220
Земля и небеса добры вначале были,
В избытке радости, а не печали были.
Но испокон веков грызня, скандалы были,
Вопросы тщетные: «Чего им мало?!» — были.
1221
Где два-три неуча сойдутся за столом —
Верхи премудрости на поприще земном! —
В осла преобразись, не то ослы потом
Любого не-осла ославят — кем? — ослом.
1222
...ЕщёНе слыша мудрости, что ж мудреца бранить!
Медяшке золото в цене не уронить.
Представь невежду — псом, ученого — рекою.
Собачьим языком реки не осквернить.
1223
Мужчина только тот, кто пемзой черных дней
Сдирает ржавчину и грязь с души своей.
На то и мужество: чем чище, тем трудней,
Светлее белизна — заметней пыль на ней.
1224
В любви, и только в ней, вся наша красота.
Лишившийся любви — последний сирота.
А кто вином любви омыть не хочет сердце,
Тот отличается не многим от скота.
1225
Кагану, кесарю и шаху — блеск дворца.
Для праведника — рай, и ад — для подлеца.
Невозмутимый лик — привратнику Эдема.
А нам — возлюбленных прелестные сердца.
1226
Да что с красавицей? Твой Ангел неземной
Преобразился вдруг: шайтан перед тобой!
<f z3
1222
Не слыша мудрости, что ж мудреца бранить!
Медяшке золото в цене не уронить.
Представь невежду — псом, ученого — рекою.
Собачьим языком реки не осквернить.
1223
Мужчина только тот, кто пемзой черных дней
Сдирает ржавчину и грязь с души своей.
На то и мужество: чем чище, тем трудней,
Светлее белизна — заметней пыль на ней.
1224
В любви, и только в ней, вся наша красота.
Лишившийся любви — последний сирота.
А кто вином любви омыть не хочет сердце,
Тот отличается не многим от скота.
1225
Кагану, кесарю и шаху — блеск дворца.
Для праведника — рай, и ад — для подлеца.
Невозмутимый лик — привратнику Эдема.
А нам — возлюбленных прелестные сердца.
1226
Да что с красавицей? Твой Ангел неземной
Преобразился вдруг: шайтан перед тобой!
Понятно, что сбежишь: огонь зимой приятен,
А нынче адский пыл — ну как тулуп весной.
1227
Бровям твоим легко пленять сердца у нас:
Глаза избегались, по воле их кружась.
Прекрасный трон бровей превыше глаз-прислужниц
Настолько, что тебе на них не вскинуть глаз!
1228
Затеют проверять твои счета, ходжа, —
Как шило вылезет подчистка та, ходжа,
И Суд начнет допрос: что значит то, что это?
Сегодня думай, честь иль срамота, ходжа!
1229
Фальшивый золотой здесь не найдет своих,
Из Дома Радости изгнал наш веник их.
Из харабата шел и пел старик мой стих:
«Не спи, а пей вино, живой среди живых!»
1230
Саки! Я обожжен печалью по тебе.
Не хмелем сокрушен — печалью по тебе.
Прохожим кажется, я с чашею сражался.
Бог с ними! Я сражен печалью по тебе.
1231
Коль жизнью ты спален — простой совет поймешь
И станешь сведущим, любой секрет поймешь;
Когда лишился ты возлюбленной — отыщешь
Подспорье для души, коль вздохи флейт поймешь.
1232
Кто вспыльчив, подловат, дурак и пустозвон,
Не пей вина с таким, а то сплошной урон:
Сперва всю ночь бузит, попойкой возбужден,
Потом весь день скулит, прощенья просит он.
1233
Пошел вчера к ручью с красавицей побыть
И алого вина под звездами попить…
И вот из тьмы встает жемчужница рассвета,
Из перла страж зари выходит зорю бить.
1234
Душа моя! Вина! Печален сердцем я,
Очиститься хочу от тягот Бытия.
Колышется трава над пылью… Поскорей же,
А то окажется, что эта пыль — моя.
1235
Хоть иудеем ты, хоть правоверным будь,
Все это внешнее. Душе важнее суть.
Коль ты прямей стрелы — лети в любую веру!
А если крив, как лук, — куда?.. В колчан заткнуть?
1236
В траве о чем ручей журчит, свеча Тераза?
Подай вина! Зарок уж нарушать, так сразу.
На чанге подыграй воде, журчащей так:
«Уйду — и снова здесь не окажусь ни разу».
Предположительно — подражания и подделки под Хайяма
...Ещё1237
Порой, чуть высветлит развалины заря,
Встречаю ворона над черепом царя.
Сидит, на все лады покойника журя:
«Вот видишь! Ты ушел, не взяв и сухаря».
1238
Я видел ворона на древней башне Рея.
Он перед черепом сидел Хатема Тея,
И вот что каркал он: «Создатель! В нищете я —
Подай! А то просить хотел Хатема Тея…»
1239
В намазе и посте аскет года проводит.
Двухлетний хмель найдя, влюбленный сумасбродит.
Но вот неясно: Друг кому из этих рад?
Всяк заблуждается, кто свой ответ приводит.
1240
Любо
Предположительно — подражания и подделки под Хайяма
1237
Порой, чуть высветлит развалины заря,
Встречаю ворона над черепом царя.
Сидит, на все лады покойника журя:
«Вот видишь! Ты ушел, не взяв и сухаря».
1238
Я видел ворона на древней башне Рея.
Он перед черепом сидел Хатема Тея,
И вот что каркал он: «Создатель! В нищете я —
Подай! А то просить хотел Хатема Тея…»
1239
В намазе и посте аскет года проводит.
Двухлетний хмель найдя, влюбленный сумасбродит.
Но вот неясно: Друг кому из этих рад?
Всяк заблуждается, кто свой ответ приводит.
1240
Любовно вылепит и духом наделит…
Но вскоре талисман разбит и позабыт.
И хоть бы кто спросил у труженика Рока:
«Зачем-то созданный — за что же вдруг разбит?»
1241
Во власти Вышнего, Его игрушки — мы.
Конечно, Он — богач, а побирушки — мы.
Из дверцы — по Дворцу (и что за лицедейство?),
Толкаясь и спеша, мчим друг за дружкой мы.
1242
Саки! Познание — священное вино,
Не знавших знания лишать его грешно,
Незнающий живет и трудится бесцельно.
Познание как цель живущим суждено.
1243
Такому снадобью для стольких мудрецов —
Доколь вину страдать во мраке погребков?
До тех неужто пор (вот было бы обидно),
Когда ему краснеть на пиршестве глупцов?!
1244
Я нарыдался всласть. Неси мне чашу, кравчий.
Уж мир насторожил ловушку нашу, кравчий…
Подай вина! Хотя б остаток дней — нельзя
Пускать нам на ветер. Неси же чашу, кравчий!
1245
Саки с наполненным сосудом лучезарным,
Неоценимый миг дарует Государь нам.
Будь весел! Нам простит проступок Тот, Кто дал
Вино святое всем созданьям благодарным.
1246
...ЕщёТы не стесняешься. «Хочу!» — и весь твой сказ.
И что тебе Его запрет или приказ…
Ну ладно, допущу: весь мир возьмешь ты в руки.
Что дальше? Выпустишь, как и любой из нас?
1247
Те, кто духовный мир как тайну берегут,
На вид бездельники. Но уж таков их труд.
Без горестей Любви жилось бы горько тут —
Дорогами Любви всю жизнь они идут.
1248
Уединение кто полюбить не сможет,
Тот тяжкой будничной тоскою занеможет.
Несвязанная мысль восторгом нас дарит,
Земные привязи людское горе множат.
1249
О сердце! Позабудь, что нам про хмель напели:
Для ве
1246
Ты не стесняешься. «Хочу!» — и весь твой сказ.
И что тебе Его запрет или приказ…
Ну ладно, допущу: весь мир возьмешь ты в руки.
Что дальше? Выпустишь, как и любой из нас?
1247
Те, кто духовный мир как тайну берегут,
На вид бездельники. Но уж таков их труд.
Без горестей Любви жилось бы горько тут —
Дорогами Любви всю жизнь они идут.
1248
Уединение кто полюбить не сможет,
Тот тяжкой будничной тоскою занеможет.
Несвязанная мысль восторгом нас дарит,
Земные привязи людское горе множат.
1249
О сердце! Позабудь, что нам про хмель напели:
Для веры, для ума урон — да неужели?
Ты душу усладишь, испив вина в саду,
Где розе соловей поет свои газели.
1250
О сердце! Радости не стало? Веселись!
Вогнали знанья в грех? Невеждой объявись.
А хочешь избежать обиды от злодея —
Как пери, от людей скрывайся и таись.
1251
О сердце! Что за страх, откуда слезный взор?
С чего глядеть на смерть, как тополь — на топор?
Святая простота, гулена, будь же весел!
Там — отряхнешь с себя земных забот позор.
1252
Пускай ты — Арасту, премудростью обильный,
Великий цезарь ты иль богдыхан всесильный, —
Вином в стекле витом укрась к могиле путь.
Заявишь: «Я — Бахрам!» — послышится: «… Могильный».
Это почти наверняка не Хайям
...Ещё1253
Художник удалял шершавости литья,
Из Хаоса вязал структуру Бытия,
Слова слагал из букв, частиц и междометий…
Частицы стали — мной, частицей мира — я.
1254
О, в грозных небесах шагов победный гром,
О, взвившийся халат, поднявший ветр кругом!..
Потом — от властного прикосновенья пальца
Горит клеймо луны на полотне ночном.
1255
Ни мудростью Твое величье не объять,
Ни разумом Твое бессмертье не понять.
В познании Тебя никто не преуспел бы —
Сколь от Тебя далек, успеть бы распознать!..
1256
Вот удивительно: кто путь узрели Твой,
<f z3 sbfgc00
Это почти наверняка не Хайям
1253
Художник удалял шершавости литья,
Из Хаоса вязал структуру Бытия,
Слова слагал из букв, частиц и междометий…
Частицы стали — мной, частицей мира — я.
1254
О, в грозных небесах шагов победный гром,
О, взвившийся халат, поднявший ветр кругом!..
Потом — от властного прикосновенья пальца
Горит клеймо луны на полотне ночном.
1255
Ни мудростью Твое величье не объять,
Ни разумом Твое бессмертье не понять.
В познании Тебя никто не преуспел бы —
Сколь от Тебя далек, успеть бы распознать!..
1256
Вот удивительно: кто путь узрели Твой,
Те попросту никто в глазах толпы слепой.
Еще загадочней: кто верою проникся,
Тот за безбожие шельмуется толпой.
1257
В теснине окажусь — Ты в тот же миг узришь,
Вслепую забреду в глухой тупик — узришь,
В беде отчаянный безмолвный крик — услышишь,
А если я лукав, в мольбе двулик — узришь.
1258
Вон — Ты, всех государств всесильный Господин,
А вон — в пути к Тебе влюбленный раб один.
Я Слово Истины молитвой повторяю:
«Погибнет мир земной, но вечен Властелин!»
1259
Ты Сулейманов трон вручаешь голытьбе;
Ты сироту влечешь к пророческой судьбе…
Но отчего меня, Господь, овеять ветром
Из Сада Милостей задумалось Тебе?
1260
Господь! Ты бережешь меня от козней Рока,
О неприятностях не говоришь до срока,
И если уж никак беду не обойти,
Стараешься, чтоб я не пострадал жестоко.
1261
Саки! В ковше Твоем весь мир — лишь пузырек.
Сто Храмов Духа въявь сошлись на Твой порог.
Немыслимая честь — дойти до Храма Духа!..
Почетна даже смерть в пыли святых дорог.
1262
Саки! Как хорошо от взгляда Твоего,
Как сладостны плоды из Сада Твоего!
Твое пресветлое и любящее сердце —
Как чаша Джамова для чада Твоего.
1263
Божественным письмом расписан прежний мрак;
На стан возлюбленной похож был первый знак.
«Алеф» — «один» — теперь стократ выводят дети
Свой самый первый знак, везде на свете — так.
1264
Дух мира — Истина, и зримый мир — лишь тело.
Сонм ангелов считай его глазами смело,
Стихии — кровью, свод небесный — костяком…
Единство Бытия опровергать — не дело.
1265
О ты, шлифующий шагами небосвод,
О вестник Джебраил, был дивен твой приход!
Ты стал посредником меж разумом и Богом,
Когда, слугу Творца, узрел тебя народ.
1266
Как можешь — Господа, о сердце, познавай,
Как тяжко б ни было, пути не прерывай.
Оковы серебра и золота сбивая,
Иди! И «ла Аллах илля Аллах!» взывай.
1267
...ЕщёЧтоб Истина тебя отметила: «Мой сей!» —
С ног сердца надо снять сандалии страстей,
Путь вызнать у души и восходить на ощупь
На истинный Синай, как новый Моисей.
1268
Меня тот червь изгрыз, по виду мал и слаб,
От коего страдал Айюб, Господень раб.
Но не стенал Айюб: рыданьям радо небо,
Лишь повод дай — и месть его друзей ждала б.
1269
И гору тяжкую искупит легкий мох,
И сто грехов любых один искупит вздох.
Где милости один попросит, там прощенье
Десяткам грешников, взглянув, дарует Бог.
1270
Прочь доводы ума, все прежнее забудь
И сердцем устремись, как тот бродяга, в путь.
Осмелясь пировать у Каландаров Сути,
Освободи себя, хмелен и весел будь.
1271
О, сердце! Вот вино божественных идей,
Храни, не продавай, прильни губами, пей!
Не надо, как ручей, журчать о трев
1267
Чтоб Истина тебя отметила: «Мой сей!» —
С ног сердца надо снять сандалии страстей,
Путь вызнать у души и восходить на ощупь
На истинный Синай, как новый Моисей.
1268
Меня тот червь изгрыз, по виду мал и слаб,
От коего страдал Айюб, Господень раб.
Но не стенал Айюб: рыданьям радо небо,
Лишь повод дай — и месть его друзей ждала б.
1269
И гору тяжкую искупит легкий мох,
И сто грехов любых один искупит вздох.
Где милости один попросит, там прощенье
Десяткам грешников, взглянув, дарует Бог.
1270
Прочь доводы ума, все прежнее забудь
И сердцем устремись, как тот бродяга, в путь.
Осмелясь пировать у Каландаров Сути,
Освободи себя, хмелен и весел будь.
1271
О, сердце! Вот вино божественных идей,
Храни, не продавай, прильни губами, пей!
Не надо, как ручей, журчать о треволненьях,
Учись глубокому безмолвию морей.
1272
Честь береги, ходжа, так и в чести помри,
К привалу устремлен, еще в пути помри.
Но если ты Любовь не сделал метой жизни,
Чем жизнь унылого скопца вести — помри!
1273
Коль ты гордыню сам стреножишь — ты мужчина.
Коль над собою власть устрожишь — ты мужчина.
Уж это ль мужество — упавшего пинать!
Коль встать упавшему поможешь — ты мужчина.
1274
Не знаниям почет, не в этом человек,
А вникни, как блюдет заветы человек.
Коль нарушать начнет обеты человек, —
Пусть важным предстает. Но это — человек?
1275
Средь добрых — силой злой остерегайся стать,
Затеявшим разбой остерегайся стать,
Подкупленным жратвой остерегайся стать,
Кичащимся собой остерегайся стать.
1276
Я в Тусе ночью был. Развалины мертвы.
Лишь где гулял павлин, мелькнула тень совы.
«Какую тайну вы, развалины, храните?»
И донеслось в ответ: «… у-вы… у-вы… у-вы!..»
1277
О благостях Судьбы блажные голосят.
Не слушай. Взяв вино, уйди с подругой в сад.
Сегодня выпавший из мамкиной утробы —
Увидишь, завтра уж полезет в бабий зад.
1278
Не знаю, с солнцем лик сравнить или с луной?
Не знаю, сахар уст — песок иль кусковой?
Стройнее — кипарис иль этот стан прелестный?
Не знаю, гурия — наш мальчик? Иль — земной?
1279
Не лик твой — белизна жасминов майских въявь,
Не локон — аромат краев китайских въявь,
Не зубы — жемчуга в рубинах райских въявь!..
Вон у дверей — не я ль? — кто ищет ласки въявь.
1280
«Как вспомню, — говорят, — луга весной… Восторг!
А тучи!.. А в саду звенят струной — восторг!
Над розой соловей, а там другой — восторг!»
Глупцы! С подругой бы, тогда такой восторг!
1281
...ЕщёНа скатерти Судьбы где сахар, там и соль:
Любовь без слез-разлук сладка уже не столь.
Хоть, правда, никогда день не бывает в радость,
Зато наверняка любая полночь — боль.
1282
Во имя щедрых роз — подай-ка мне дирхем!
Мне вешнее вино желанно, как и всем.
Эй ты, напыщенный: учен, ума палата —
Никчемный ты, ходжа, коль ты не щедр совсем.
1283
Рок научил тебя разбою — ну и как?
Плач обездоленных тобою — ну и как?..
Не поразить тебя предсмертным стоном жертвы;
Живи — но с проклятой судьбою. Ну и как?
1284
Кузнец-мальчишка был неопытен и мал,
Взамен подковы дас к копыту примерял.
1281
На скатерти Судьбы где сахар, там и соль:
Любовь без слез-разлук сладка уже не столь.
Хоть, правда, никогда день не бывает в радость,
Зато наверняка любая полночь — боль.
1282
Во имя щедрых роз — подай-ка мне дирхем!
Мне вешнее вино желанно, как и всем.
Эй ты, напыщенный: учен, ума палата —
Никчемный ты, ходжа, коль ты не щедр совсем.
1283
Рок научил тебя разбою — ну и как?
Плач обездоленных тобою — ну и как?..
Не поразить тебя предсмертным стоном жертвы;
Живи — но с проклятой судьбою. Ну и как?
1284
Кузнец-мальчишка был неопытен и мал,
Взамен подковы дас к копыту примерял.
Не он ли лунный серп, похожий на копыто,
Подковы не найдя, тарелкой подковал!
1285
Неужто грозных бурь боится океан?
Ты — человек. Ищи людей средь обезьян.
Добро плодиться злом, а зло добром — не может.
В поступки их вникай: где правда, где обман.
1286
Как шашки по доске, так по чужбинам мы;
То парами, то врозь, пока не сгинем мы;
Трещим под колесом — под небом синим мы;
Тщету путей земных вот-вот покинем мы.
1287
Вслед юности гляжу — лихому табуну,
Который мне вдыхать оставил пыль одну.
Мой стан, прямей стрелы, теперь как лук согнулся,
За посох я держусь — как тетиву тяну!
1288
Жаркое день за днем вкушающий — уйдет,
С изысканным вином вкушающий — уйдет.
Дервиш, из чашечки для скудных подаяний
Болтушку перед сном вкушающий, — уйдет.
1289
Кому там барабан охотничий рокочет?
То сокола с небес вернуть охотник хочет.
Зачем стремятся ввысь распахнутые очи? —
Сужденную судьбу узреть из здешней ночи.
1290
О, свыше прозванный: Махмуд и Мохаммад!
Служение тебе превыше всех наград.
Тот не изведает глотка из кубка Смерти,
Кто был из твоего пригубить кубка рад.
1291
О Величайший! Ты — и в мире том, и тут.
Для нас ты — Мохаммад, для вечности — Махмуд.
Пред морем нежности привязываю сердце,
Под взором ласковым из глаз ручьи бегут.
1292
Правитель царствия пророков — кто он? Ты.
Вожак сквозь заросли пороков — кто он? Ты.
Оценщик горестных уроков — кто он? Ты.
Оплот отшельничьих зароков — кто он? Ты.
1293
Десять разумов, девять шатров, восемь уровней рая,
Семь блуждающих звезд, шесть сторон я как книгу читаю:
«Бог пять чувств и четыре опоры триадой души
В двух мирах увенчал лишь однажды — тебя создавая».
В наше время тоже встречаются подделки под О.Хайяма. Талантливо написанные рубаи часто приписывают Омару Хайяму, а иногда и целые стихотворения.
Это лишь некоторые из них:
Счастье, что в стоге иголка.
Счастье, что тонкая нить.
Можно искать его долго.
Рядом оно может быть.
Нить натяни - оборвется.
Счастье, что хрупкий хрусталь.
Стукнешь слегка - разобьётся.
И потерять его жаль.
...Ещё
Счастье, что в стоге иголка.
Счастье, что тонкая нить.
Можно искать его долго.
Рядом оно может быть.
Нить натяни - оборвется.
Счастье, что хрупкий хрусталь.
Стукнешь слегка - разобьётся.
И потерять его жаль.
Счастье найти не так просто.
Всем, распознать не дано
Счастье без веса, без роста.
В сердце весомо оно.
О. Хайям
.
Омар Хайям
Когда уходите на пять минут,
Не забывайте оставлять тепло в ладонях.
В ладонях тех, которые вас ждут,
В ладонях тех, которые вас помнят.
Не забывайте заглянуть в глаза
С улыбкой робкой и покорною надеждой:
Они в пути заменят образа
Святых, даже неведомых вам прежде.
Когда уходите на пять минут,
Не закрывайте за собою двери –
Оставьте это тем, которые поймут,
Которые сумеют в вас поверить.
<e
...ЕщёОмар Хайям
Когда уходите на пять минут,
Не забывайте оставлять тепло в ладонях.
В ладонях тех, которые вас ждут,
В ладонях тех, которые вас помнят.
Не забывайте заглянуть в глаза
С улыбкой робкой и покорною надеждой:
Они в пути заменят образа
Святых, даже неведомых вам прежде.
Когда уходите на пять минут,
Не закрывайте за собою двери –
Оставьте это тем, которые поймут,
Которые сумеют в вас поверить.
Когда уходите на пять минут,
Не оглянитесь в первую минуту.
За это не осудят и не проклянут,
А даже станет легче почему-то.
Когда уходите всего на пять минут,
Не опоздайте вовремя вернуться,
Чтобы ладони тех, которые вас ждут,
За это время не успели разомкнуться…
Омар Хайям
.
.
.
.
. ..
Я пришел к МУДРЕЦУ и спросил у него:
“Что такое любовь? Он сказал“Ничего”
Но, я знаю, написано множество книг:
Вечность пишут одни, а другие – что Миг
То опалит огнем, то расплавит как снег,
Что такое любовь? “Это все человек!”
И тогда я взглянул ему прямо в лицо,
Как тебя мне понять? “Ничего или все?”
Он сказал улыбнувшись: “Ты сам дал ответ!:
“Ничего или все!”,- середины здесь нет!”
...Ещё
Омар Хайям
.
.
.
.
. ..
Я пришел к МУДРЕЦУ и спросил у него:
“Что такое любовь? Он сказал“Ничего”
Но, я знаю, написано множество книг:
Вечность пишут одни, а другие – что Миг
То опалит огнем, то расплавит как снег,
Что такое любовь? “Это все человек!”
И тогда я взглянул ему прямо в лицо,
Как тебя мне понять? “Ничего или все?”
Он сказал улыбнувшись: “Ты сам дал ответ!:
“Ничего или все!”,- середины здесь нет!”
Налейте мне любви пятнадцать грамм,
А больше, я прошу, не наливайте,
Ее, кому хотите, раздавайте,
А мне нельзя, – объем не по годам…
Налейте мне всего пятнадцать грамм…
Мне и пятнадцати, пожалуй, много,
И сердце рвется, и обрывками смеясь,
То счастьем, то рыданьями давясь,
Я о пощаде умоляю Бога...
Налейте мне всего лишь капель пять…
А больше, я прошу, не наливайте...
Омар Хайям
<s sb
...ЕщёМолитва Мужчины
Подари мне Бог ЭТУ женщину
и не дай никогда ЕЙ опомниться.
Я за каждый вздох, с НЕЮ скрещенный,
заплатил тебе больше, чем сторицей.
Одолжи мне, Бог, ЕЁ горести,
если станут они неизбежностью,
Чтобы мог финал ЕЁ повести
я украсить заботой и нежностью.
Укажи мне, Господь, грусти трещины
на душе ЕЁ, слишком доверчивой.
Я люблю, я хочу ЭТУ женщину.
Вот и всё, - больше мне просить нечего….
Помоги мне, Бог, стать единственным,
пусть не первым, но лучшим и стоящим
ЕЁ нежных губ, глаз таинственных,
поцелуев ЕЁ, как сокровища.
Подскажи ЕЙ, Бог, что я – суженный,
ЕЁ брат, ЕЁ муж, ЕЁ копия.
Не случайный друг, не отдушина,
не ночей одиноких утопия….
Дай же сил нам ждать, дай терпения
ведь длинна к Тебе, Господи, очередь...
Омар Хайям
ОМАР ХАЙЯМ
***
Окаменело сердце, что ли?
...ЕщёА есть ли в нём ещё любовь?
Я не испытываю боли,
Когда душа разбита в кровь.
Я не ищу, куда приткнуться,
И в чью жилетку порыдать.
И через силу улыбнуться
Меня не нужно заставлять.
Я улыбнусь всегда при встрече,
Кричат - счастливая - мне в след.
Я улыбнусь, но не отвечу,
Да и ответа вовсе нет!
В себе устала я копаться
Не разобравшись до конца.
То очень хочется смеяться,
То слезы катятся с лица!
ОМАР ХАЙЯМ
***
Окаменело сердце, что ли?
А есть ли в нём ещё любовь?
Я не испытываю боли,
Когда душа разбита в кровь.
Я не ищу, куда приткнуться,
И в чью жилетку порыдать.
И через силу улыбнуться
Меня не нужно заставлять.
Я улыбнусь всегда при встрече,
Кричат - счастливая - мне в след.
Я улыбнусь, но не отвечу,
Да и ответа вовсе нет!
В себе устала я копаться
Не разобравшись до конца.
То очень хочется смеяться,
То слезы катятся с лица!