Родина Повесть в очерках и рассказах, Часть 3

Леонид Киселев
Из цикла «Удерейские записи»
Родина – явление необыкновенное,
думы о ней всегда согревают и
душу, и сердце.
Сегодня, с высоты времени, хочется назвать имена тех, кто с большой любовью отдавал свои силы в развитии самодеятельной культуры среди южноенисейцев. Это Нина Кузьмина, Нина Балычева, Любовь Очкурова (одна из трех сестер), Валентина Рычкова, Валентина и Людмила Кочергины, Лена и Любовь Васильевы, Любовь Веретнова, Дина Чибисова, Геннадий Скороходов, Илья Михайлов, Дмитрий Юсов, Дмитрий Окишев, Александр Ермаков, Николай Рычков, Виктор Усков. И конечно, среди этой большой группы всегда была троица театра – клуба «Красный Октябрь», его штатные работники Александр Ершенко, Гавриил Владимиров и Владимир Горохов. У всех девчат и ребят было большое стремление участвовать в спектаклях, хоровых концертах, петь дуэтом. Каждый спектакль, музыкальный концерт, в театре – клубе «Красный Октябрь» выливались в праздничные увлекательные выступления. И их забыть невозможно.
Какой – то особой агитации и пропаганды среди этих девчат и ребят никто не проводил. Они сами по зову души и сердца участвовали в художественной самодеятельности. Южноенисейские девчата и ребята в те далекие годы отличались скромностью своего поведения. Они понимали, что активно занимаясь художественной самодеятельностью, участвуют в развитии культуры среди приискателей.
Вечерами, покидая библиотеку, я часто стал заскакивать на сцену клуба, мне было интересно знать и видеть, что там происходит. На сцене собиралась приисковая молодежь, девчата и ребята. Они репетировали роли к разным спектаклям, разучивали популярные песни, готовясь для выступления в концертах.
За сценой, большая гримерная и костюмерная. В зимние дни уют в них создавала кирпичная печь, в которой всегда горели смолистые дрова. Здесь постоянно находилась дружная клубная южноенисейская троица, директор клуба Александр Семенович Ершенко, художник Гавриил Евгеньевич Владимиров и баянист Владимир Прохорович Горохов. Мне нравилась эта дружная компания взрослых ребят, и я стал заскакивать в гримерную, чтобы повидаться с ними. Со временем я стал среди них своим. Они были разными по возрасту и увлечениям и внешне не похожими друг на друга. Но тянулись к одному общему, к участию в работе, от которой зависела художественная самодеятельность. Следует отметить одну любопытную деталь. Все трое были хорошо известны на прииске, работали на виду у всех, в очаге культуры. Словом, были людьми публичными, выражаясь современным языком. И это, казалось бы, обязывало приискателей их навеличивать. Но как не странно, на прииске их никто не навеличивал, а уважительно и с какой – то любовью, звали просто Саша, Ганя, Володя. Это не было житейской фамильярностью, наоборот, являлось большим уважением приискателей, даже можно сказать любовью к ним. Ведь они не курили, не употребляли спиртное, не участвовали в каких – то скандалах, а на виду у всех занимались делом, которое было всем приисктелям по душе. Они, были далеки от чинопочитания, философски воспринимали свои имена. Словом, эта южноенисейская троица родилась в недрах театра–клуба «Красный Октябрь» и все свои способности отдавала на пользу его служению. А фактически они служили всем южноенисейским золотодобытчикам.
Гримерная комната была неким центром организации и управления клубной работой. Здесь вынашивались планы всей культурной жизни Южно – Енисейска: составлялся репертуар театральных спектаклей, музыкальных концертов. Саша Ершенко, Ганя Владимиров и Володя Горохов были главными действующими лицами, осуществлявшими в театре – клубе, всю основную работу. Они были выходцами из простых семей, но сильно любившими свое дело, считавшими его главным в своей жизни в тот период. Саша Ершенко в возрасте лет двадцати восьми. Он – сын Семена Лукича, известного на Удерейских приисках смотрителя золотопромывальных драг. Его профессиональной обязанностью считался своевременный технический осмотр сложных дражных механизмов и заключение о их пригодности для добычи золота. До призыва в армию, Саша Ершенко работал токарем в ЦММ. Это механическое производство именовалось Центральные мехмастерские. ЦММ по объему выполняемых работ, числу цехов, количеству мастеровых рабочих, без преувеличения можно было смело называть «Удерейским механическим заводом». Его назначение, механическое обслуживание Удерейского дражного флота, имевшего в соем составе около десятка плавучих, фабрик – драг, добывающих золото на Удерее. Молодые ребята, поступив на работу в ЦММ, под руководством мастеровых рабочих получали не только хорошую трудовую закалку, но приобретали и высокие навыки мастерства в механическом производстве.
Среди них был и Саша Ершенко. После обучения в местной приисковой школе и по рекомендации отца, который знал толк в механическом производстве, он начал свою трудовую жизнь токарем в ЦММ. Саша был пареньком грамотным, смекалистым и настойчивым, и быстро освоил сложную профессию токаря. Но поработать в любимой профессии долго не пришлось. Достигнув 18 – летнего возраста, в 1939 году был призван на армейскую службу в рабоче–крестьянскую красную армию, которая известна как РККА. Служил на Дальнем Востоке, участвовал в войне с Японией. Завершив службу в армии, в 1946 году, вернулся на родину, в Южно–Енисейский, где опять стал работать токарем в мехмастерских. Все свободное время от работы токарем, активно участвовал в клубной художественной самодеятельности. И когда в 1947 в руководстве клубом обнаружился кризис, его как члена партии, любителя художественной самодеятельности и дисциплинированного парня Удерейский районный партийный комитет направил работать директором театра–клуба «Красный Октябрь». Высокий и подтянутый, с синевой на лице после бритья, он долго ходил во фронтовой, военной форме, подчеркивал этим некий дисциплинарный тонус среди приисковой молодежи.
Ганя Владимиров, высокий, кривая сажень в плечах, как говорят в народе, удивительно спокойный, атлетически сложенный. Благодаря своим спортивным способностям особенно был известен на прииске. Лет тридцатипяти, русый с головы, кумир южноенисейских мальчишек довоенной поры. Еще бы, разносторонний спортсмен, лучший футболист, прыгун в высоту, стрелок и лыжник, им все восхищались. Он ушел на фронт в первый же призыв. В 1942 году на фронте был ранен в ногу. И теперь слегка прихрамывал.
Володя Горохов, баянист, виртуоз. Он был талантливым баянистом, обладал уникальным музыкальным слухом, у него были длинные и чувствительные пальцы, ежедневно и подолгу упражнялся в игре на баяне. Ему шел примерно двадцать третий год. Высокий, с мелкими и ровными чертами лица, с выразительными карими глазами, сверкавшими как стеклышки, с прядью мягких, темных, волнистых волос, обрамлявших его голову, он слыл на прииске красавцем, и не одна девчина сохла по нему. Но предпочтение отдал Кларе Скотниковой, приисковой красавице, выбрав ее в спутницы своей жизни.
С Володей Гороховым мы были знакомы давно. С военной поры мы жили рядом. От нашего дома, приютившегося у подножия горы Зеленой, до серого, квадратного барака, в котором жил Володя с матерью, что находился под бугром, на самом берегу Удерея, совсем близко, метров триста. Весной, когда Удерей бурно разливался, мальчишки прибегали к бараку и гадали, снесет ли его удерейская вода. Но разбушевавшаяся вода до барака не добиралась метров пять, и он крепко стоял на своем месте, несмотря на беснующий Удерей. И еще одна причина привлекала нас и мы часто, в летнюю пору, собирались около барака, в котором жил Володя. Вход в барак начинался широкими деревянными ступеньками, а за ними, тоже широкий деревянный помост, напоминающий клубную сцену.
В одной из квартир барака жила семья Макаровых. Семья, мать и две дочери, старшей Маше было лет четырнадцать – пятнадцать. Она была необычайно талантливой девчонкой и в летнюю пору из подростков, живших по соседству, организовывала домашний театр.
Собирались пять – шесть подростков, и Маша репетировала с ними какой – нибудь спектакль. Текст она придумывала сама, приготавливала и простейшие костюмы для участников спектакля. Днем около барака собирались дети, Маша сооружала при входе на помост–сцену, развешивая старенькую простынь в виде занавеса, и мы с нетерпением ждали начала спектакля. Вот занавес открывался, на помост выходила Маша и объявляла название спектакля и исполнителей его ролей. На сцене появлялись загримированные «артисты» и спектакль начинался. И мы были безмерно рады спектаклю, сопровождая его радостными возгласами. Иногда Володя брал в руки баян и спкктакль проходил под его музыкальное сопровождение. Содержание этих детских самодеятельных спектаклей – эпическое повествование, какого – то рассказа или пародирование чего – то из приисковой жизни. И только теперь, с высоты далекого детского времени, можно сказать, что Маша много читала фольклорных книг, была очень наблюдательна. Эти импровизированные детские самодеятельные спектакли вызывали в нас, подростках живой интерес. Наверное, поэтому – то и тянуло нас к театру – клубу «Красный Октябрь», где на сцене часто шли настоящие спектакли, вызывавшие огромное восхищение.
Володя, окончив местную неполную среднюю школу, пошел работать в Удерейский районный комитет профсоюза золотодобытчиков – райприиском инструктором по спорту. И вскоре произошел случай, который нас сильно сблизил.
Осень того года длилась удивительно долго, стояла теплой и солнечной. Затянулось и предзимье. Утренний кристаллический, белый иней выпадал на землю, напоминая россыпанную соль. Уже прошли ноябрьские праздники, а зима все не наступала. Приискатели сокрушались, наступит ли она нынче. И вдруг, природу словно прорвало. В один из дней небо потемнело, опустилось совсем низко, и из него хлынул густой снег. Он валил стеной, не переставыая недели полторы, утопив всю удерейскую округу в глубоком снегу. Снег засыпал отлогость горы Зеленой, спрятал в своих глубоких объятиях крутой склон горы Горелой. И мальчишкам кататься на лыхаж было негде, всюду лежал глубокий снег. И самое главное снег засыпал деревянный трамплин для прыжков на лыжах, который был построен накануне войны на крутом склоне горы Горелой, с выкатом в лог. Лыжня разгона для прыжков и площадка приземления утонули в глубоком снегу, прыгать с трамплина было нельзя.
И тогда Володя собрал всех мальчишек, живших на южной окраине прииска, и предложил около трамплина тромбовать, укатывать снег. Нас засыпало густым снегом, а мы с муравьиным неистовством несколько дней тромбовали его, накатывая лыжню, чтобы можно было свободно вкатываться на помост трамплина и скатываться по косогору после прыжков. Когда мы накатали лыжню вокруг трамплина, Володя сильно удивил нас, мальчишек своей смелостью. Он надел на ноги длинные, широкие лыжи и с самого верха покатился вниз с выходом на помост трамплина. Мы стояли внизу и, затаив дыхание, ждали, как Володя полетит на лыжах в воздухе. Вот он раскатился, заехал на трамплин и, оттолкнувшись от его кромки, взлетел вверх. Пролетев несколько метров в воздухе, Володя неуклюже приземлился, его закрутило на крутизне склона, и он упал. Одна лыжа отстегнулась и укатилась в самый низ. Мы подкатили на лыжах к Володе, а он лежал, утонув в глубоком снегу, не шевелясь. Испугавшись, мы подумали, что он разбился насмерть. Наконец, он шевельнулся и крикнул нам, чтобы мы помогли ему подняться. Падая, он сильно повредил ногу. И хотя мы переживали за травму Володи, однако его прыжок с трамплина посчитали героическим поступком.
Помня падение Володи, мы несколько дней не решались скатываться с крутизны косогора. Но азарт взял свое, и вскоре мы поднимались к самой эстакаде трамплина и оттуда с головокружительной быстротой скатывались по самой крутизне вниз. Это катание на лыжах с крутого склона горы напоминало спортивный слалом, развивая в нас смелость. Наверное, падение при прыжке с трамплина сильно повлияло на Володю, и он понял, что инструктор и спортсмен из него не получится. Сказывался еще и мальчишеский возраст. Вскоре Володя бросает работу инструктора по спорту и поступает учеником токаря в Центральные мехмастерские. Освоив эту специальность, работает до весны 1945 года. Имея собственный баян, он все эти годы сильно увлекался игрой на нем.
Перед окончанием войны, весной, он исчез с прииска, а куда, неизвестно. Потом близким дружкам рассказывал, что его сильно увлекла полярная романтика, и прошедшие годы служил матросом на пароходе «Победа» Енисейского речного пароходства. Через четыре года, когда я оказался на жительстве в Красноярск, часто бывал на причале у речного вокзала и видел своими глазами пароход «Победа». Раскрашенный в несколько цветов, броонированный, с двумя пушками на палубе, он часто стоял на рейде под парами. Пароход «Победа» мне казался самым красивым из всех пароходов, качавшихся на волнах Енисея. А вообще был ли в природе пароход «Победа», или это был вымысел Володи Горохова, который эмоционально передался от него мне по памяти? Да, такой пароход был в природе. Но, прежде всего, я расскажу, откуда он взялся и каким образом появился на Енисее.
И вот ведь как в жизни все неожиданно узнается. В 2001 году Красноярское книжное издательство обратилочсь ко мне с просьбой написать для готовящейся большой книги под названием «Сто знаменитых красноярцев» очерк, посвященный Николаю Николаевичу Гадалову, уроженцу города Красноярска, известному сибирскму трогово – промышленному и общественному деятелю, которому когда–то принадлежал нынешний прииск Центральный, или Южно – Енисейский. Когда книга вышла, при ее чтении я обнаружил ошеломляющую информацию. В книге был помещен очерк, посвященный одному из капитанов Енисейскогго речного пароходства Михаилу Чечкину. В очерке рассказывается невероятное из его жизни. В конце войны, в 1945 году, он был командирован в США, откуда сопровождал суда «Родина» и «Победа». Пройдя тысячи километров по Тихому и Ледовитому океанам в сложных условиях суда прибыли в Красноярск. С какой целью были куплены эти суда у США? Как известно, в годы войны из устьев Енисея через Карское и Баренцево моря ходили советские караваны, первозя промышленное сырье и продовольствие до Мурманска. Часто перед караванами всплывали немецкие подводные лодки, угрожая им потоплением. Для охранного сопровождения караванов в США на верфях и были построены эти два бронированных судна. К счастью, война закончилась, и бронированные пароходы не понадобились. Так что правдивая история плавания Володи Горохова на пароходе «Победа» подтвердилась неожиданным образом через несколько десятилетий. А произошло все по счастливому совпадению обстоятельств. Видимо, при ипоявлении парохода был сразу объявлен добровольный набор матросов для службы на нем. Володя оказался среди них одним из первых и был принят на его борт.
Для Володи, вернувшегося после плавания на пароходе «Победа» в севернвных морях, на Удерей, на прииск Южно – Енисейский, началась его жизнь, самая нитересная в его биографии, относящаяся к периоду его работы в театре – клубе «Красный Октябрь». Как штатный работник клуба, Володя по субботним и воскресным дням был «гвоздем» вечеров танцев, которые «вытягивал» один от начала и до конца, играя на баяне. Впервые послевоенные годы молодежь азартно увлекалась танцами. Вечера танцев под баян приисковые девчата и ребята ждали с нетерпением.
Володя Горохов был единственным из приисковых баянистов, кто не только виртуозно играл на баяне, но и прекрасно, красивым бархатным голосом пел под него. Ни один концерт не обходился, чтобы он не спел под баян какую – нибудь задушевную песню. Приискатели, придя в клуб на концерт, особенно ждали, когда он под свой аккомпанемент на баяне исполнит полюбившуюся им песню «Баренцево море». Когда Володя пел эту песню, в которой редкостно и гармонично сочетались игра на баяне, прониковенные слова, наполненные романтикой севера, чарующий мотив песни, бархатный гоос и вообще его задушевное исполнение. Приискатели, заполнившие весь зал, с замиранием слушали его исполнение песни с красивым напевом, а потом с неистовством аплодировали. Я, почему – то интуитивно предполагал, что эта лирическая песня – собственный плод Володи. Наверное, сочинение песни было навеяно той романтикой, какую он испытал, плавая на пароходе «Победа» по Баренцеву морю, по Арктике. Вообще, Володя был музыкальным парнем, кроме игры на баяне, играл еще и в духовом оркестре на басу.
Внешне Володя отличался оккуратностью и привлекательностью. Ходил во флотской одежде, брюках клеш и куртке, пошитых из добротной шерсти. Голубые и белые полоски флотской тельняшки, клинышек которой выглядывал из – под синеватой куртки, создавали гармонию в его внешнем облике. На ноги надевал закрытые туфли–полусапожки, из черного хрома.
На этой дружной троице, в котрую входили Саша Ершенко, Ганя Владимиров и Володя Горохов, в те годы в театре – клубе «Красный Октябрь» держалось и хозяйство, и самодеятельное творчество. По утрам все собирались в гримерной. Благо, в ней было тепло и уютно. Я старался бывать среди них по воскресным дням, и каждый вечер после учебных занятий в школе. Сидя у печки, источавшей тепло, директор Саша рассказывал, что–нибудь из планов театра–клуба на ближайшее время, Ганя, наклонившись над полом, малевал декарации для сцены или разрисовывал красками очередную афишу, а Володя виртуозно наигрывал на баяне разные музыкальные вариации, готовясь к очередному концерту. И в нас в это время возникало, какое – то необыкновенное, приподнятое состояние, и казалось, что другого такого в это время в природе не существует.
Конечно, театр – клуб «Красный Октябрь» это, прежде всего центр культурной жизни Южно – Енисейска и всего Удерейского золотопромышленого района. Но он также являлся и местом общественной жизни. На его территории проводили различные выборы, избирали депутатов поселкового, районного и федерального советов. Здесь же проводили пленумы Удерейского райкома ВКП (б) и сессии Удерейского райисполкома, разные совещания золотодобытчиков, подводили годовые итоги добычи золота на Удерейских приисках, собрания учителей, врачей. Словом, место было бойкое и всегда привлекало к себе внимание людей.
Накануне проведения подобных мероприятий, местная столовая и пекарня работали всю ночь, к утру надо приготовить мучную выпечку: стряпали пирожки, ватрушки, разные шанешки с местной ягодой голубикой, черникой, брусникой. Все это утром завозили в театр – клуб «Красный Октябрь» и там открывали буфет. Все это создавало необыкновенную праздничную атмосферу. Местные женщины – домохозяйки в такие дни наплывом посещали буфет, старясь купить праздничные гостинцы. Для директора Александра Ершенко, художника Ганя Владимирова и баяниста Володи день начинался рано утром и заканчивал в полночь. Они готовили группы для выступления, в каком–нибудь спектакле или концерте.
Клубная жизнь складывалась по определенному порядку. Три раза в неделю, во второй половине дня, шли кинофильмы для детей. Один, два раза, по вечерам, проходил показ кинофильсов для взрослых. Каждый месяц на клубной сцене самодеятельные артисты выступали с каким–нибудь спектаклем, или устроивался праздничный концерт. И получалось, что в некоторые дни вечером в театре – клубе возникала ниша, ее нечем было заполнить. И клубная троица, директор Александр Ершенко, художник Гавриил Владимиров и баянист Владимир Горохов часто в разговоре возвращались к этому вопросу. Но время шло, а он не решался. И вдруг, все решилось неожиданно и быстро.
В тот день я побежал в школу, раньше обычного. Надо было успеть перед уроками подготовить классную стенную газету. По пути в школу заскочил в гримерную театра – клуба. Хотел спросить у художника Гани, как лучше оформить стенгазету. За стеной гримерной имелась небольшая комната, служившая складом для клубного имущества. Разбором имущества со времени начала войны никто не занимался. И, наверное, до сегодняшнего дня еще долго в этот склад ни кто бы и не запглянул.
Когда я заскочил в гримерную, троица занималась разбором имущества в складе. Вдруг, обнаружился бильярд, запакованный в плотный картон. Внутри упаковки лежала накладная, она подтверждала, что билльярд был приобретен накануне войны. Мы быстро его распаковали и тут же собрали. Бильярд оказался внушительных размеров, на больших круглых ножках, с широкой столешницей, покрытой зеленым сукном. Отдельно лежали большие, круглые, костяные, желтого цвета шары, два кия.
Когда собрали бильярд, сразу же возник мопрос, что с ним делать и главное, кто будет им заниматься. В этот момент, когда все, склонились над бильярдом, думая, что с ним делать, в гримерную вошел Лука Яковлевич Скоморохов. Он удивленно глянул на бильярд, широко улыбнулся, и выразился, что дело родное и привычное. И что же мы услышали от него. А услышали то, что казалось невероятным, он оказался профессионал – бильярдист.
Лука Яковлевич Скоморохов, человек по тем временам, необычный. Коренной москвич, он много лет жил в Москве, работал маркером в бильярдном зале самой известной, столичной гостинице «Метрополь». В 1937 году по ложному доносу был арестован как «иностранный шпион», осужден и отправлен в ГУЛАг, где отбыл срок в десять лет. Перед амнистией летом 1947 года находился в лагере, на лесоповале, на прииске Кировске, соседствующем с Южно–Енисейском. Оказавшись в ссылке в нашем поселке, он осел на жительство в доме, рядом с театром – клубом «Красный Октябрь», находившемся в полсотн меторов от него. Я сразу же сдружился с Лукой Яковлевичем. Я жил в доме через дорогу от того дома, в котором он поселился. Мы виделись каждый день. Поскольку у него не было никакой профессии, кроме маркера на бильярде и лагерного умения валить лес, он был принят на работу ночным сторожем в театр – клуб «Красный».
Лука Яковлевич не высок ростом, пожилой человек, лет шестидесяти, маленький и щупленький, с приветливым взглядом серых глаз. Их глубина выражала какую–то печаль и тоску. С редкими, пепельными, седеющими волосами на голове, он привлекал к себе внимание тем, что курил папиросы в костяном мундштуке. Несмотря на то, что перенес десятилетнюю гулаговскую каторгу, однако смог сохранить в себе интеллигентность, спокойствие и вежливосить, чем сильно удивлял южноенисейцев.
Саша Ершенко был не только директором театра – клуба и нес ответственность за состояние культуры в золотопромышленном районе, но еще и членом партии. И как человек соблюдавший партийную дисциплину, по партийным идеологическим соображениям, перед тем как, заняться установкой бильярда и организацией игры на нем, побывал у секретаря Удерейского райкома ВКП (б). Что ни говори, а игра на бильярде считалась буржуазным увлечением, и это надо было учитывать. Секретарь райкома партии спросил Сашу Ершенко, а есть ли опыт использования игры на бильярде на прииске. Как уроженец Южно – Енисейска, он рассказал, что такой опыт есть. В середине 30 – х годов, когда строился дом для Удереййское РОНКВД, рядом с ним был построен так называемый милицейский клуб, на его верхней веранде было отведено место для бильярда. Правда, бильярд был небольших размеров, а шары железные. Услышав это от директора, желавшего открыть в поселке игру на бильярде, секретарь райкома не стал возражать. Было согласовано, что игру на бильярде будет проводить бывший заключенный, а ныне ссыльный Лука Яковлевич Скоморохов, весьма почтенный человек.
Лука Яковлевич, не откладывая дело в долгий ящик, сразу же принялся за установку бильярда, место для которого было определено в фойе. Он сделал полочку с ячейками, куда вкладывал шары и повесил ее на стенке. Одновременно смастерил деревянный треугольник для раскладки шаров на столешнице бильярда, отшлифовал и длинные кии. И игра на бильярде началась. Каждый вечер в фойе собирались приисковые ребята, горевшие большим желанием сыграть одну – другую партию на бильярде. Так, свободная ниша в театре – клубе по вечерам была разумно занята, а приисковая молодежь была довольная таким решением вопроса.
Лука Яковлевич был не просто опытный билльярдист, а мастер этого дела. Он сразу определил, что большинство ребят, собиравшихся в фойе театра – клуба «Красный Октябрь», играть на бильярде не умеют. И он проделывал следующее. Перед тем, как определить пару играков на билльярде, он показывал, как надо на нем играть. Он не спеша раклыдывал на зеленом сукне пирамиду из желтых шаров. Потом обходил вокруг стола, как бы выбирая место, с которого он начнет разбиваать пирамиду. Наконец, сделав несколько пробных движений кием, уверенно ударял им лежавший перед ним шар. Пирамида из шаров раскатывалась по всему столу. И он начинал вгонять шар за шаром в пустые лузы. От ударов шаров возникал резкий звук, оседая эхом в углах фойе. Иногда он ловко и изящно вгонял дуплетом два шара один за другим в одну лузу. Не оставив на бильярде ни одного шара, он допускал к игре на бильярде первую пару ребят, следя за правильностью их игры. Все ребята с завистью смотрели на Луку Яковлевича, понимая, что такую мастерскую игру в бильярд можно достичь только благодаря большому труду.
Быстро пролетали будние дни и недели, я по – прежнему в свободное время от учебы в школе, засиживался в библиотеке, роясь в журналах, читая запоем интересные книги. А иногда оставлял это занятие, и прибегал в гримерную. Со временем я стал выполнять поручения художника Гани: то краской подмажу декарацию, то перетяну на подрамнике холстину и накидаю на ней какой–нибудь текст. Мне нравилось такое занятие, и я с большим удовольствием участвовал в нем. И если иногда, задержавшись в школе или дома, опаздывал, то и художник Ганя, и баянист Володя роптали, замечая, что я их забываю.
Март был на исходе, заканчивались мартовские каникулы. Солнце днем стало заметно пригревать, чувствовались и первые запахи наступающей весны. А она вот – вот грянет и все вокруг поплывет от скопившихся за долгую зиму снегов. В один из дней, когда мы втроем, Ганя, Володя и я раскладывали на полу сцены большие подрамники, на которых надо было изобразить какой – то пейзаж к предстоящему спектаклю, прибежал возбужденный директор театра–клуба Саша и сообщил новость. Он только что присутствовал на совещании, проходившем в райкоме партии, на котором шел разговор о недостатках, всплывших на прошедших выборах в Верховный Совет РСФСР. Приискатели и почтальоны жаловались, что на многих домах нет табличек с названием улиц и номеров.
Приисковый комитет профсоюза удерейских золотодобытчиков, в ведении которого находился театр–клуб «Красный Октябрь», получил задание в течение предстоящего апреля месяца развесить по всем улицам, на всех домах, новые таблички. Я вспомнил, что на нашем и соседских домах, действительно, нет табличек. Сразу же после райкомовского совещания директора театра–клуба пригласил к себе председатель райприискома, и они вместе составили план выполнения этой работы, а так же договор на небольшую оплату предстоящего труда. И работа закрутилась. Уже через три дня на подводе к театру – клубу подвезли несколько сотен стандартных деревянных дощечек, напиленных в приисковой столярке.
Директор театра–клуба Саша, художник Ганя и баянист Володя решили между собой так: пловину апреля заниматься покраской дощечек и написанием на них текста, а до середины мая их развезти по улицам и прибить к домам. Вот по такому плану эта работа и началась. Неожиданным образом и я оказался вовлеченным в эту работу. На время я урывками бывал в библиотеке и получил замечание от библиотекарши Людмилы. Она сетовала, что я совсем забыл ее и не заскакиваю даже поздороваться. Замечание было справедливым, я чаще стал бывать в гримерной, нежели в библиотеке. В свободное время от школьных уроков, подключался к работе над уличными табличками. Сначала мы несколько дней красили деревянные таблички коричневой краской, а потом ждали, когда они высохнут, для чего каждый день сильно топили печку смолистыми дровами. Тем временем, пока красили таблички, Ганя вырезал из плотного картона трафарет с названием улиц и номеров домов. Попервости работа шла не так быстро, но, освоив ее, мы через неделю уже подготовили все таблички для написания на них текста.
Директор клуба Саша, наблюдая каждый день, как продвигается выполнение работы, сильно волновался. Еще бы не волноваться. Ведь он был членом партии, в которую вступил в период службы в армии. И то совещание в райкоме партии, на котором была поставлена задача, сделать уличные таблички, он воспринимал как личное партийное поручение. Но волновался он напрасно, мы быстро и ловко проворачивали эту необычную работу. Через несколько дней краска на деревянных табличках высохла. Теперь предстояла самая сложная работа, нанести текст на таблички. Сначала сделали пробу. Ганя взял деревянную табличку, выкрашенную коричневым цветом, наложил на нее картонный трафарет с названием одной из приисковых улиц и нанес текст белой масляной краской. Мы так радовались этой первой табличке, как будто уже закончили всю работу, разрисовав несколько сотен дощечек.
Володя по случаю первой таблички взял в руки баян и с нескрываемой радостью сыграл каке – то музыкальные, чувствительные юмороски. А дальше все происходило по уже намеченному порядку. Ганя, Володя и я накладывали трафарет на таблички и закрашивали их тестом белой краски. С каждым днем число нарисованных уличных табличек росло. Высохшие таблички мы складывали стопками по названию улиц. Видя, что работа продвигается успешно, директор клуба Саша успокоился и даже сообщил в райприиском, что уличные таблички в ближайшие дни будут готовы. Накануне он побывал в Южно – Енисейском поселковом совете и принес списки, в которых были указаны дома, их номера и фамилии их владельцев. Накануне нашего путешествия по приисковым улицам, мы были вооружены не только уличными табличками, но и полной информацией о населении Южно–Енисейска.
До первомайских праздников оставалось совсем немного, несколько дней. Мы еще раз проверили все таблички, пересчитали их и приготовили к выносу на улицу. В деревянный ящичек сложили железные гвозди, приготовили и молоток. Баянист Володя и я обговорили порядок выхода на улицы. Из американской литературы известно, что приисковый поселок–это поселок городского типа. Наш Южно – Енисейский строится по городскому типу: дома, улицы, разные конторы. Южно–Енисейский, или как приискатели его называли Южгородок, был очень большим, в нем проживало более трех с половиной тясяч человек, имел городское расположение улиц, их конкретные названия. Вся местность, на которой располагался Южно–Енисейский, имела вид ярусов. Можно было выделить нижний ярус, средний и верхний. Учитывая это, мы условились, что начнем развозить и прибивать уличные таблички с верхнего яруса поселка в той последовательности, в какой находились улицы: Обороны, Первомайская, Пролетарская, Октябрьская, Советская и Парижской коммуны на Больничном поселке. Отправляясь в путешествия по приисковым улицам Южно – Енисейска и останавливаясь около домов, мы еще не знали, что нам предстоит узнать, кто в них живет, и какие тайны за ними водятся.
Продолжение следует