Мои воспоминания С.

Тычкин
Мотыгино Часть вторая
Мы не жалели, потому что у нас теперь был детский велосипед. В 59 году у нас за забором стали строить небольшой бревенчатый дом. И осенью в нём поселились жильцы. У нас появились соседи – семья Максимовых. Тётя Женя и дядя Коля. У них были сыновья Саша и Володя, с которыми у нас на долгие годы сложились дружеские отношения. Александр был моим ровесником, а Володя младше года на два. Отец у них работал шофером в коммунальном отделе и часто ставил свою машину во дворе. Ребята в познании автомашин были продвинутые – знали много марок машин, о которых я и не знал. В последствии, у них во дворе был организован целый автогараж детских машин, разных марок и моделей. Например, помню, отец им сделал детский прицеп, как у лесовозов с прицепным устройством, потом выдавал нам игрушечные права с предварительным опросом знаний правил движения. По периметру огорода вдоль забора у них была проложена игрушечная дорога, на которой мы днями гоняли машинки, пока не уставала спина и коленки. Кое-какие машинки приходилось добывать криминальным путём. Вовка ещё ходил в детский сад в центральном районе и догадался выбрасывать незаметно нам машинки через забор, который располагался вдоль обрыва. Ну, а мы там уже собирали их по склону. На «максимовский» автодром приходило играть много знакомых мальчишек с окрестных улиц. Родители «максимят» как - то терпели такое гостеприимство, хотя гости ненароком вытаптывали крайние кусты в рядках картофеля. Хорошие были родители! Я не сказал бы, что они в строгости держали ребят, но мальчишки по графику производили уборку дома, добросовестно выполняли все обязанности по дому. Бывало, конечно, что мы вытворяли неосознанные хулиганские проступки и тогда получали крепкого ремня. Был случай, пошли мы с «пацанами» осенью на нижнюю пойму Рыбной прогуляться по лесу. Спустились с косогора нашего к болоту, перескочили по кочкам болотистое место и вышли к огородам. Тогда огородов много было вокруг - садили картофель, капусту. Ну и проходя мимо одного огорода, захотелось капусты. Все не пошли, а послали Вовку и Борьку Кавальчука. Они по пластунски перелезли под жерди изгороди и сорвали кочан капусты. Когда возвратились домой после прогулки, нас ждала уже жёсткая разборка с родителями. Хозяйка капусты доложила уже о нас! Пороли конечно! Меня отец на нашем крыльце, а братьев Максимовых отец на крыльце через забор. Запомнился урок на всю жизнь! За курение тоже попадало. Ну, решили попробовать по- взрослому покурить. Вытащив из пачки папиросы «Север» забрались в погреб – подполье к «максимятам». Попробовали курнуть и явно не понравилось! Но среди нас оказалась изменница! Надо же было взять с собой мою сестру Тамару – она и рассказала родителям о нашем курении. Я - то получил ремня, а Максимовы отделались только внушением. Сколько историй связано с нашей соседской дружбой. Ещё мы любили ходить с ними на песчаный карьер возле Заправки. Карьер был довольно большой с крутыми обрывами. Карьер располагался в молодом сосновом бору, в котором росла черника и брусника. Возле карьера было оборудовано какое - то заброшенное бетонное хранилище глубоко врытое в землю. Говорили, что это было хранилище для взрывчатки, используемой в строительстве дороги. Здесь, в карьере, мы жгли костры, играли в войну, собирали гильзы от патронов которые оставались после проведения спортивных соревнований по стрельбе, а так же тренировочной стрельбы сотрудников милиции, инкассации и некоторых сотрудников почты. Фельдсвязь, в которой работал отец, тоже «отстреливалась» в этом карьере. Интересно было ещё «выковыривать» пули в песчаном откосе. Особенно ценились пистолетно -револьверные, в бронзовой оправе. Карьер пользовался большой популярностью и у молодёжи заречья – в нём она устраивала своеобразные пикники. Однажды, мы тайно «шпионили» за взрослой молодёжью приехавшей летом на каникулы. Для нас они все были стилягами, потому одеты были по - городскому. Собравшись дружеской компанией они устроили пикник в карьере. Пили вино, обнимались и целовались! Нам такая «эротика» была ужасно интересна. И, наверное, мы тогда очень хотели скорее стать взрослыми. К 70- м годам карьер завалили мусором и другими отходами. В нём постоянно что- то горело, копило и зловонило. В конце концов, его засыпали, сровняли и построили на этом месте жилые дома. А ниже, где когда - то находилась сторожка шлагбаумщика и молодой сосновый лес, в котором мы собирали по весне сосновую шишку для сдачи леснику Приходько, построили новый больничный комплекс. Ещё мы любили ходить с друзьями на свалки. Иногда брали с собой телегу, на которой привозили тарные ящики, которые хорошо шли на растопку печи. На свалках мы рылись в упаковках парфюмерии, конфетной продукции и разной бижутерии. Однажды нашли в коробочке серёжки женские и полный ящик патронных гильз 28- 24 калибра. В это время, Вовка Максимов у кого- то выменял ружьё «бердану». У неё немного был согнут ствол, а так оно было вполне боеспособно с затвором. И вот теперь, когда у нас был полный ящик патронов, мы стали соображать, куда их применить. Гильзы 28 калибра частично разобрали знакомые мужики родителей, а из остальных изготавливали пулемётные ленты - шили из брезента ленту и набивали её гильзами. Ещё, если удавалось, стащить дымные капсюли из родительского арсенала мы снаряжали ими гильзы и стреляли холостыми. Потом, «бердану» отобрал милиционер, увидевший нас с ней по крыше нашего сеновала. В войну мы играли часто. Сами изготавливали из дерева винтовки и автоматы, соревнуясь в мастерстве изготовления оружия. Были у нас и ППШ и Шмайсеры. Шиком была схожесть оружия с оригиналом вплоть, до смены диска на автомате. Воевали мы обычно в окрестном лесу. Устраивали скрады и шалаши, смотровые точки на деревьях. Выслеживали вражеские склады оружия и делали ночные вылазки для его захвата. С последующими разборками. Всё было серьёзно! Добывали где - то погоны настоящие, кокарды и звёздочки. Всё это нашивалось на телогрейки и пальто. Я почему-то всё любил немцем быть и вооружался «немецким» оружием. Нравилась мне очень и немецкая форма. Однажды, к очередной «войнушке» решил я вышить фашистскую свастику нарукавную. Сижу вечером на скамеечке у печки и старательно вышиваю на белой тряпке красными мулёвыми нитками свастику. Тут зашёл отец и застал меня за этим творчеством. В общем, ремня я получил хорошего и больше ничего не вышиваю. Очевидно сознания - то тоже не было, чтобы осознавать трагедию прошедшей войны. Хотя, у всех нас отцы прошли войну, мы её представляли романтически – героическим событием, где русские побеждают, а немцы всегда проигрывают. Ордена как - то демонстрировать фронтовики в те времена не любили. Помню, у соседа дяди Коли Пугачёва сыновья таскали по улице ордена и медали. Потом оказалось, что это был орден Славы III степени и медали «За отвагу». Он этот орден получил за подбитую «Пантеру», а медаль за уничтожение японского диверсанта – камикадзе. Так и затерялись награды. Да у многих мальчишек потом я встречал боевые награды. Меняли их между собой на ножички – складни, фонарики – жучки, кокарды и значки. У нашего отца была одна медаль «За победу над Германией». Он говорил, что его представляли к ордену Красной звезды, но он был вскоре ранен и не получил его. И только в 1961 – м году его вызвали в военкомат и вручили «Орден отечественной войны II степени». Но это награда была за тяжёлое ранение, которое он получил в 1944 при взятии освобождении города Львова. Да и что мы, мальчишки, знали о войне! Так, слушали иногда отрывки бесед фронтовиков на гуляньях. А пока мы вели свою, «безжертвенную» и редко проигрываемую войну. Боевые действия велись круглый год во дворах и огородах, в ближайшем лесу и заброшенных паскотинных дворах. Был такой двор за карнаевским мостом. Старая заброшенная ферма, с полуразрушенным потолком и одиноко стоящая в поле привлекала нас своей какой - то таинственностью. Мимо неё проходила гужевая дорога, ведущая на поля и покосы. Зимой по этой дороге вывозили сено и, на обочинах можно было насобирать добрую охапку для обустройства полевого лагеря. Однажды мы собирались на этой ферме зимой. Разожгли костёр внутри, обустроили из сена лежанки. Происходило это в январе и морозы достигали до - 30 градусов. Одежда тогда была простая. Телогрейка или пальто с ватным подкладом, шарф трикотажный, шапка цигейковая и валенки. Рукавицы обычно были ватные, простяжённые на машинке. И не замерзали как - то, часами находясь на морозе. В этот раз на горизонте перед крепостью появились наши «противники» – это пришли мой брат Володя, Витя Фёдоров, Саша Голик, Гоша Безруких и Борис Чикунов. Они были старше нас на 3-4 года и устроили нам здесь разгром. Мы, конечно, отбивались, как могли, но в итоге наша крепость дымила от зажённого сена и едкого дыма слезились глаза и першило горло. Нас на кувыркали в сугробах, лица наши горели, а валенки полны были снега. Пришлось отступать, как французам по зимней дороге к посёлку. Замерзли все, но удивительно никто не заболел. Каникулы продолжались! Ещё мы летом играли в футбол на поляне возле нашего дома. Настоящие футбольные мячи тогда были редкостью, поэтому играли резиновыми мячами. Команды были небольшие – 3,4 человека. «Футбольное» поле было небольшого размера – 40х30 метров, рядом шоссейная дорога. На этой дороге мы потеряли много мячей. Чуть не рассчитаешь удар и мяч под колесом машины. Но чаще мячи летали через забор в наш огород. Отец гонял нас за то, что затаптывали картофельную ботву. На этом же поле играли вечерами в лапту. А позже собирались играть в «чику». Была такая игра, в которой основным спортивным снарядом была бита – свинцовая плоская кругляшка. Играли на монеты, или на сплющенные пробки бутылочные замещающие валюту. Варианты этой игры были разные. Сейчас глядя на эту поляну, я всё удивляюсь, как мы на ней умудрялись играть в футбол. Ну как жить на Ангаре и не заниматься рыбалкой! Рыбалка входила в мою жизнь медленно, разжигая рыболовную страсть. В детстве мы в основном рыбачили на речках Рыбной и Карнаевой. Ходить на рыбалку я начал лет в восемь под присмотром брата. Собирались обычно небольшой компанией, копали червей в банку на огороде, готовили свои снасти. Удилища были еловые или берёзовые. Встречались и бамбуковые удочки раскладные, но это была редкость. Летом рыбачили на улове возле подвесного моста на Рыбной или на устье. Река в те времена была мутной от загрязнения драгами, работающими по её руслу. Не помню, что уловы были хорошие, но котам покушать хватало. В основном ловились ельцы и пескари. Хорошую рыбу в ней ловили по весне, когда шёл нерест и осенью, когда рыба скатывалась в Ангару. Обычно, весной на Ангаре случались ледяные заторы и тогда начиналось затопление рыбинской поймы. Вода поднималась почти до Мостовинского ключа. Утром выйдешь на косогор, а внизу только островок дизельной электростанции не затоплен с вековыми елями возле неё. Транспортное сообщение с центром посёлка прерывалось. Некоторые владельцы лодок зарабатывали на перевозке людей, переправляя их через затопленную пойму Рыбной. Жизнь не прекращалась – в центре был клуб, шли кинофильмы и устраивались танцы. Стоил проезд один рубль. Когда отец купил лодку, брат успел «поколымить» на перевозке и заработал на новые кирзовые ботинки. Кирзовые ботинки и полевые сумки тогда были в моде. Когда случались заторы, мы с друзьями любили ходить рыбачить на Карнаевку. Всё пространство около устья реки было забито ледяными торосами. На «карнаехе» в это время хорошо ловился елец и хариус. Поэтому там рыбачили по - серьёзному и мужики. А мы и ловили и дурачились одновременно. Здесь мы впервые увидели вблизи вертолёт МИ -3, который прилетел с почтой. Было страшновато, когда он вращал своими длинными лопастями, изрыгая из выхлопной трубы черные клубы дыма как какой - то сказочный змей Горыныч! А когда он взлетал, накренившись круто к земле обдувая нас мощным воздушным потоком, мы ощущали какое - то детское торжество от его полёта. На «карнаехе» по выходным собиралось много народа. Интересы у каждого были свои. Кто - то пришёл полюбоваться природой паводка, вкусить прохладный запах ледяных торосов или проверить свои хозяйственные постройки с огородами. Тогда паводки были предсказуемой весенней стихией и к ним готовились. Но, защитится от них полностью, было невозможно. Бывало, уровень воды поднимался сверхкритический и тогда под затопление попадали дома нижних улиц. Иногда, редко, к разрушению заторов на Ангаре привлекались бомбардировщики. Их боевой курс пролегал над посёлком и мы, задрав голову, следили за полётом серебристых ТУ. В дальнейшем, очевидно, заторы стали ликвидировать взрывчаткой.
Весеннюю рыбалку на Карнаевке мы сменили на лов рыбы с помощью сетчатых сачков на длинном шесте. Это когда идёшь вдоль берега реки и закидываешь сачок подальше от берега. А потом быстро ведёшь его по дну к берегу. Эта рыбалка была больше забавой! Где- то в 1964 году отец купил лодочный мотор «Стрела». Для семьи это было событием! Теперь можно было покорять пространства Ангары, добираясь до противоположных «пашенских» и «зайцевских» сосновых боров, осваивать новые места рыбалки и охоты. У нас была уже лодка, на ней мы плавали в акватории мотыгинских островов, на которых собирали кислицу, черёмуху. Плавали на вёслах до Попова острова за черёмухой. Да и рыбачили местные мужики в основном в мотыгинских островах. И рыбы хватало на всех! У "ангарцев" сети все были плавёжные трёхстенки по 30 - 50 метров. Моторы и раньше были у некоторых жителей посёлка, но очень мало. Это были стационарные моторы, но встречались и громоздкие навесные ЗиФ – 5. Потом появились моторы «Москва» и«Стрела». "Москва" была весьма неплохим мотором по всем статьям, потому что был скопирован с 10-сильного "Scott-Atwater". О тщательности копирования говорит многое. Гребной вал, защитная решётка водозаборника, ручка переключения реверса, амортизирующие пружины подвески "Москва" имела практически все устройства, характерные и для мотора наших дней: Ручной стартёр с самоубирающимся шнуром, питание топливом от отдельного переносного бензобака стандартной емкостью 22 литра, поддон и кожух для защиты от заливания водой и снижения шума, очень совершенный карбюратор с центральным расположением поплавковой камеры, регулируемым главным жиклёром и пусковой воздушной заслонкой. Была предусмотрена подвеска с амортизирующими пружинами, насос для откачки воды из лодки и реверсредуктор. Подводная часть мотора отличалась малым сопротивлением, гребные винты обладали высоким КПД из-за малого диаметра ступицы и радиально-переменного шага. Были предусмотрены два гребных винта - скоростной и грузовой, что позволяло эффективно использовать мощность мотора при различных загрузках. Цена мотора тоже была высокой, и не многие могли его купить. Но народным лодочным мотором в те времена была «Стрела», с одноцилиндровым двигателем и простоте конструкции. Мощность двигателя 5л/с. Положительными качествами мотора были неплохие тяговые качества для своей мощности и небольшой расход топлива, простота устройства, небольшая цена. Недостатков было значительно больше: отсутствовал холостой ход, отсутствовала какая-либо амортизация в подвеске, что в сочетании с одноцилиндровым малооборотным двигателем приводило к сильной вибрации лодки, довольно большой вес. Двигатель не имел закрывающего силовую головку кожуха, что обуславливало большую шумность мотора. Из-за поршневой системы впуска и ненадёжной системы зажигания мотор обладал очень скверными пусковыми качествами. Да, заводился он скверно! Сколько мужицких матов переслушала Ангара адресованных этому мотору. Но зато, какой радостью было, когда он запускался. Был случай! Как - то в июле родители собрались поплыть отдыхать с друзьями на Гусинские острова. Тогда модно было выезжать по выходным на Гусинские или Пашенские острова покупаться. Приплыли мы на песчаную шалыгу. Потом подъехали семьи Синицыных и Ермаковых. Мы с их ребятишками весь день носились по песчаным отмелям, купались в тёплых застойных лужах и ловили моллюсков, пока взрослые загорали, выпивали и вели свои разговоры. Но вот настало время собираться в обратный путь. Долго отплывали, гребя на вёслах от острова на глубину. Вот завелся мотор «Москва» у дяди Вали Синицына, затем мотор «Стрела» дяди Юры Ермакова. А наш не хочет заводиться! Мама гребёт вёслами на противоположную сторону к пионерлагерю, на мотыгинскую сторону. Там потом можно сплыть до пристани разведрайона. А отец всё дергает стартёр. Свечи выворачивает – вворачивает. Материться на всю реку. Опыта то нет ещё моториста, что за причина тоже не знает. Мужики подплывали, смотрели, консультировали отца. Но агрегат молчал. К 12 часам ночи на гребле приплыли к пристани АГРЭ. Мы тоже на вёслах гребли подменяя маму. В общем, поездка оказалась впечатлительной на все годы жизни. Отец потом долго ещё по ночам заводил мотор дёргая во сне рукой. А причина была в том, что отломался силовой проводок на катушке. Какое- то время «Стрела» ещё служила нам, но вскоре отец купил с рук мотор « Москва». Этот мотор послужил нам хорошо, но и с ним приходилось иногда садиться за вёсла. Последний «сплав» от Выдумского уже вывел меня, и я купил отцу новый мотор «Нептун». Но это было уже в 82 году. А пока на «Стреле» мы плавали за черникой на «красненький». Плыли всей семьёй. Лодка у нас была широко развальная и короткая. И хоть отец ежегодно тщательно её смолил, она все равно протекала. Приходилось постоянно отчерпывать воду. Плыли часа два, с остановкой на «гребне» на дозаправку. Гребень – это величественная скала, уходящая в Ангару. Возле неё проложен судовой фарватер по бурлящему порогу. Поэтому и заправляли заранее мотор, чтобы не заглох на пороге. С натугой преодолевая на нашей « Стреле» этот порог мы плыли дальше, любуясь отвесными скалами, возвышающимися над рекой. Впоследствии, каждый раз проплывая мимо этих сказочных скал, я не переставал очаровываться ими. На «красненьком» нас уже ждали обычно сослуживцы отца, которые с семьями готовились к длительному подъёму по лесной тропе на вершину черничного бора. На берегу завтракали, готовили дёгтевые мази, репудин и накомарники от гнуса, тару под ягоду и совки. Нам с сестрой мама давала бидончики - это было нашей нормой сбора. Ягоду собирали весь день и к вечеру спускались на берег. Это была утомительная работа – при жаре и гнусе. Зато варенье черничное ели всю зиму. А потом родители купили новенький мотоцикл «Иж - Юпитер -2». Произошло это как- то неожиданно в 1967 году. В свободной продаже тогда машин и мотоциклов не было, всё лимитировалось и распределялось по очередям на предприятиях. В это время моя тётка Лилия Кондратьевна Потапова работала начальником почты в посёлке Усово, а её муж в леспромхозе. Леспромхозам техники для работников выделяли много, так как лес был «зелёным золотом» и шёл на экспорт. Вот и мужу тётки тоже предложили мотоцикл купить – очередь подошла. Виктор Иванович (муж тётки) мотоцикл не захотел брать себе, а предложил отцу. Как оформили покупку не ведомо, но мотоцикл купили в магазине на Усово. Мы с сестрой в это время гостили у тётки. Мне предстояла задача в короткий срок освоить управление мотоциклом, что бы перегнать его в Мотыгино за 60 километров. Тренировались с Виктором Ивановичем после возвращения его с работы вечерами. За неделю я освоил мотоцикл и уже смело разъезжал по посёлку, катая сестру. Гордость просто переполняла меня – такая техника в моих руках! Теперь наступила пора ехать в Мотыгино. На следующий день в полдень, сели мы с сестрой на мотоцикл и поехали. Дорогу я уже знал, потому что неоднократно ездил к тётке на Усово. Она пролегала через таёжные леспромхозовские вырубки и лесосеки. Погода была июльская – сухая и тёплая, светило солнышко. Мчал нас железный конь по накатанной лесовозами дороге с ветерком, оставляя за собой длинный пыльный шлейф. Мотоцикл не натружено урчал в выхлопные трубы, легко преодолевая взлобки на распадках боров. Встречных машин было мало. Дорога постепенно пошла по левобережному хребту реки Киргетей и мы с сестрой всю дорогу любовались с вершины этого хребта красотой необъятных просторов тайги. На Киргетее в это время только начинали разрабатывать периклазовый карьер, о котором много говорили и писали с гордостью в местной газете. Тогда же мы впервые увидели автомашины КРАЗ, которые нам казались после ЗиЛов и ГаЗов гигантами. С любопытством мы выбегали на улицу смотреть проезд этих супермашин перегоняемых после выгрузки с пристани в посёлок Раздольный. А ещё они тащили с собой трейлеры гружёные новенькими бульдозерами. В общем, в районе активно шла промышленная революция! Мы же с сестрой в этот «революционный» год, ехали с прекрасным настроением домой, и никаких у нас мыслей про экономическую и техническую революцию не было. Впереди ещё лето и беззаботный отдых! Дома нас ждали уже переволнованные родители – всё же дорога была опасна своей непредсказуемостью, а если учесть, что мой стаж мотоциклиста исчислялся днями, то возможно и безумностью. Но всё обошлось благополучно несмотря, что на Шанежной горе нас слегка промочил небольшой летний дождь! Отец самодовольно осмотрел новую технику пахнущую ещё свежей краской и велел съездить помыть мотоцикл на реку. Конечно, разъезжать по посёлку не имея прав, было рискованно. Автоинспекция тогда уже была сформировано в милиции и патрулировала дороги района. Был в посёлке такой инспектор по фамилии Чача. Звание было у него сержантское, но разговоров о его строгости было много. И вот, по прошествии времени, где - то осенью, поехал я прокатиться к тётке в район Леспромхоза. Проехал через Рыбную, и на въезде в центр, на развилке улиц Партизанской и Советской, оказался перед грозным инспектором Чачей. Он махнул своим жезлом, указывая остановиться на обочине дороги. Что делать! В голове полетели сразу разные мысли и возможные последствия наказания после ареста мотоцикла. Отец был в это время в командировке, и прикрыть меня было некому. Если бы забрали мотоцикл на штраф стоянку отец забрал бы его на следующий день. В милиции то у отца были знакомые сотрудники. А так как мотоцикл на штраф стоянке могли обобрать, выход оставался один – удирать! Как только инспектор стал подходить ко мне, я дал полного газа и понёсся по улице Партизанской в район леспромхоза. На въезде в гору перед Красной горкой я чудом разминулся со встречным «Запорожцем» объехав его по ухабистой обочине. Но погони не было! Доехав до тётки, я оставил мотоцикл у неё в сарае, а домой вернулся пешком. В последующем я уже не рисковал так смело раскатывать по посёлку. С инспектором Чачей я встречался потом часто, он жил тоже в Заречье на соседней улице. Но чувство неловкости в осознанности своего проступка всегда волновала меня при встрече с ним! Был у меня ещё такой неприятный случай в 1969 году по весне. Отец купил мне мотор « Ветерок» за успешное окончание 9 класса . Это случились в канун очередного половодья, когда затопило всю пойму реки Рыбная. Вот мы и решили с братьями Максимовыми покататься по разливу - девчонок покатать. Насадили девчонок и плаваем в акватории затопления. А в те времена заречье с центром соединяли подвесной мост через реку Рыбная и пешеходные мостки, высоко поднятые на бревенчатых сваях. Благодаря этим сооружениям не прекращалось сообщение жителей посёлка при наводнениях. Вода в этот сезон половодья поднялась на два с лишним метра и подошла под эти мостки, угрожая смыть их. А мы на лодке вдоль мостков разъезжаем красуясь, не соображая, что усугубляем разрушения, расшатывая их волнами. В общем, милиция нас стала гонять – пришлось удирать вверх по руслу Рыбной, высадив спешно девочек на берег. До вечера в тайге у костра голодные просидели и затемно вернулись в посёлок. Тоже потом долго избегал встреч с майором Моничевым, который нас гонял. Да было ещё неудобно, что его дочь Нина училась вместе с нами и нравилась мне очень сильно. А это правонарушение как бы затрудняло наши возможные взаимоотношения! Так я с ней и не подружился. Но о сердечных делах позже, а пока я поведаю о том, как я торговал черемшой. Случилось это где - то в году 1960, когда мне шёл уже 9 год. Увидел я возле магазина на Сибирской улице торгующего черемшой мужика и решил тоже заняться торговлей. Как-то мой дедушка Румянцев собрался в лес по черемшу и взял меня с собой. Ушли мы с ним по дороге километра за четыре за посёлок и свернули в сторону карнаевского распадка. Там в болотистых местах в основном и брали многие черемшу. Было ли у деда какое - то своё определённое место не знаю, но к вечеру мы нарезали по вещмешку черемши и вернулись домой. Дед то собирал черемшу для засолки, а у меня были планы продать свою черемшу и купить конфет. Весь вечер я усердно вязал в пучки свою черемшу, вожделённо мечтая, как я «обогащусь». На следующее утро, уложив товар в старенький рюкзак, я уселся возле крыльца магазинчика, который стоял возле ворот продснабовских складов. Магазинчик был небольшой и больше походил на лавку. В нём продавались продовольственные продукты первой необходимости и народ возле него «отирался» постоянно. К обеду я успешно расторговал всю черемшу и выручил где - то около трёх рублей. Что я купил на эти «большущие» деньги я не помню, но без любимых конфет «Забава» и « Буратино» не обошлось. Любил я конфеты «Забава»! Да и вообще ассортимент конфет тогда был небольшой в поселковых магазинах. Шоколадные конфеты стоили дорого, и мама покупала их нам редко. В основном покупала карамель в «подушечках». А так в основном конфетами служил кусковой сахар, который продавался на разновес. Дома его кололи на мелкие кусочки специальными щипчиками или на ладони руки тыльной стороной кухонного ножа. Чаепитие с таким сахаром было всегда с шумным причмокиванием, когда кусочек сахара обсасывался губами. Конечно, сахар я не покупал на первые заработанные деньги – дома он не выводился. А купленные конфеты придавали мне уже какой - то статус «старателя золотодобытчика». Очевидно, мне это понравилось, и я решил снова сходить за черемшой, чтобы в очередной раз подзаработать. Но в тайгу меня одного конечно бы не отпустили , нужно было искать взрослого попутчика. Вечером на нашей поляне, где мы играли в футбол, я договорился с нашим соседским мальчишкой Витькой Фёдоровым сходить в лес по черемшу. Он был старше меня на три года, и мама разрешила мне с ним сходить в лес. На следующее утро, когда мама ушла на работу, я побежал к нему домой договориться о сборе в лес. Но мать его сказала, что он не пойдёт, так как есть работа по дому. Вышел я озабоченный от него и, не раздумывая, решил идти один за черемшой. Места её сбора я знал и не боялся заблудиться. Быстро собрался и пошёл в тайгу. Идти нужно было в «карнаевскую» пойму, где на болотистой низменности и собирали черемшу жители заречья. До места я дошёл по старой лесной дороге служившей когда - то конной вывозкой леса. Она начиналась за забором столярного цеха КБО, что располагался через дорогу от кладбища. В те времена на нём изготовляли всю мебель для района - от стульев до комодов и шифоньеров. Были даже и признанные мастера столярных дел, у которых хозяйки предпочитали заказывать мебель для квартир. Позже стали завозить заводскую мебель с материка и столярный цех превратился в "гробовой" цех КБО, как и многие индивидуально - ремесленные производства развитые во времена "автономного" развития района. Сбор черемошного «товара» я вёл усердно, подчитывая в уме количество собранной черемши в пучках. Усталости не ощущалось, и к часам 5 мой рюкзачок был увесисто заполнен. Пора было идти домой. Вернувшись домой, я почему то никого в нём не обнаружил и, перекусив на скорую руку, начал сортировку и вязание черемши в пучки. Настроение было приподнятое, по радио пели патриотические песни о великой стране и советском народе. И тут вдруг в дом вбегает взволнованная мама и начинает меня ругать! Оказывается, она уже с трёх часов ищет меня по тайге и вернулась, чтобы организовать на поиски соседей. Ей Витька сказал, когда она пришла на обед, что я ушёл в тайгу один. Ну, отхлестала она меня полотенцем по спине слегка, отругала. Повезло, что отец был в командировке, он бы непременно выпорол. Черемшу я всё же сторговал на следующий день, но кто - то из коммунистов - заречья пристыдил маму, что советский ребёнок торгует у крыльца магазина черемшой и она запретила мне торговать. Так с бизнесом было покончено! Кто же тогда знал, что вернётся капитализм и уличная торговля будет процветать. А страна, возможно, вместо почётного энергетика, имела бы ещё одного "заслуженного" работника торговли.........
Продолжение следует.