Уроки немецкого

Леонид Киселев Отрывки из повести
Жизнь на Удерейском Клондайке, в его центре, Южно–Енисейске, всегда была связана с разными историями. Если собрать их воедино, получится длинная летопись, которую надо долго читать. К их числу можно отнести крупные находки золота или его хищения. Но были истории, которые считались необычными. Одна из таких, описанная в этом рассказе, связана с познанием немецкого языка и теми событиями, которые происходили вокруг этого. Завязкой истории послужило большое любопытство и увлечение персонажа рассказа немецким языком. Она позволяет многое поведать, без чего не только тему, но и жизнь того времени трудно понять. А особенностью того периода было родительское воспитание путем вовлечения детей в хозяйственные работы. А так же самовоспитанность детей, находивших какие-то интересные виды своего увлечения. Такой путь воспитания брал свое начало в период военного времени, когда подростки участвовали в хозяйственных работах наравне со взрослыми, от результатов которых зависела в ту пору жизнь. Описанная история с немецким языком, возникнув единожды, происходила постепенно, складываясь из увлекательных эпизодов, следующих друг за другом. И, на первый взгляд, они не очень значительны, но из них на золотом Южно–Енисейске складывалась жизнь, характерная для того периода.
И все же, вскоре из уроков, проводимых Марией Савельевной, ученики узнали, что слово доитч означает немецкий. А слова шпрехен и шрайбен переводятся, как говорить и писать. Алешка же эти слова знал уже давно. На этих словах «талантливое» моргуновское обучение немецкому языку закончилось, и начались разного рода разносы и оскорбления, а зачастую и физическое унижение.
Разбушевавшись, и войдя в состояние ярости, Мария Савельевна могла запросто схватить ученика за шкирку и вышвырнуть из класса, или шлепнуть ладонью по затылку. А если кто–то не выполнил домашнее задание, она со всей своей яростью набрасывалась на него. В это время разъяренная, она была похожа на Фурию–богиню из древне–греческой мифологии, на злую женщину, способную на мщение и кары. Неумение Марии Савельевны, которую между собой ученики называли Моргунихой, проводить уроки, сравнивали с уроками, проводимыми Инной Николаевной Балякиной, учительницей русского языка и литературы, являвшейся одновременно и классным руководителем. Инна Николаевна успевала не только проверить выполненные домашние задания, изложить новый материал по теме, но и каждый раз рассказать, что–нибудь увлекательное из литературы, не забывая поинтересоваться успехами ее подопечных учеников или неудачами и по другим предметам. Инна Николаевна на уроках литературы увлекала учеников стихами Пушкина, поэмами Лермонтова и Некрасова, баснями Крылова, которые ее подопечные выучивали наизусть.
Ученикам хотелось, что–то подобное видеть и на уроках немецкого языка, но для Марии Савельевны такой педагогический прием был недоступен. Ученики замечали, что Инну Николаевну сильно беспокоит их слабая успеваемость по немецкому языку. Они были способны отличить хорошего учителя от плохого. В сравнении с учительницей Инной Николаевной Мария Савельевна выглядела убогой, она не обладала простейшими педагогическими способностями общения с учениками. Верх над педагогическими правилами брал необузданный характер Моргунихи, неумение контролировать свое поведение. А попросту, нелюбовь к детям. Благодаря Моргунихе, у школьников возникло отвращение к немецкому языку.
Обучаясь русскому языку и литературе у Инны Николаевны, никто из учеников не задумывался над тем, кто она такая, какого происхождения и откуда появилась на прииске. Бывая на ее уроках, чувствовалось, что в ней есть, что-то особенное, не такое, как у других учителей.
По внешнему виду, одежде, манере поведения Инна Николаевна заметно отличалась от многих людей, живших на прииске. Она была истинным представителем российской интеллигенции дореволюционного периода. У нее были правильные черты лица, прямые, зачесанные назад волосы с проседью. Одевалась она в строгую, добротную одежду, на переносице–золотистое пенсне, за овальными стеколками которых живые глаза. В руках всегда кожаный портфель, на ногах кожаные сапожки, или фетровые валенки в зависимости от времени года и погоды.
Спустя много десятилетий, изучая историю Удерейских золотых приисков, Алешка случайно нашел в Государственном архиве Красноярского края очень интересный документ, личное дело Балякиной Инны Николаевны и был сильно поражен уровнем той большой образованности, какую она получила в молодости. Но наравне с получением образования, она в своей жизни перенесла много и трудностей, характерных для советского периода 1920-1930-х годов.
Балякина Инна Николаевна в девичестве Прокофьева, родилась в 1896 году, под Казанью, в семье священника. Она долго и упорно училась, прежде чем стала учителем. Училась в сельской школе, окончила Казанское духовное училище, отделение русского языка и литературы историко–филологического факультета Казанского университета. Работала учителем в сельской школе, в двухклассном земском училище, преподавала русский язык и литературу. Выйдя замуж за арендатора Николая Алексеевича Балякина, Инна Николаевна не подозревала, что это пагубно отразится на их жизни. В результате замужества за арендатором, ей пришлось испытать обрушившиеся на нее невзгоды. Вследствие отказа участвовать в коллективизации, они были подвергнуты преследованям властей. По этой причине Инну Николаевну на работу учителем не принимали. Общее заключение было таким, как она пишет в личном деле: «Имеет происхождение из духовного сословия, замужем за арендатором и живет в собственном доме». Вот по таким признакам, которые советская власть относила людей числу классовых врагов, подвергая их репрессиям.
В 1930 году семья Инны Николаевны была раскулачена, лишена гражданских и избирательных прав и выслана в Забайкалье, Усть–Карийский район на золотой прииск Бутан. Там ей удалось, устроиться на работу в школу, которую вскоре ликвидировали и всех насильно переселили в Красноярский край, в Удерейский золотопромышленный район, где пришлось испытывать безработицу и нужду. И только в 1935 году сбылась ее давняя мечта, и она получила место учительницы в Южно-Енисейской начальной школе. Но в гражданских правах восстановлена не была. Такая сложная, насыщенная драматическими событиями сложилась судьба Инны Николаевны, учительницы, у которой Алешка постигал русский язык и литературу.
Уроки немецкого языка, проводимые Моргунихой, не были похожими на уроки в их обычном понимании. Они больше напоминали, какую–то хаотичную импровизацию, стремление взять верх над упорно молчавшими учениками. Среди учеников класса, в котором обучался Алешка, были чешка Гранька Франек и немец Вилька Зиберт, хорошо понимавшие немецкий язык. И когда Мария Савельевна запиналась на немецких словах, Гранька и Вилька хихикали, вызывая у Моргунихи очередной приступ ярости. Но такова была психология поединка между ненавистной учительницей и невзлюбившими ее учениками. Время бежало быстро, близилось окончание первой четверти. Моргуниха решила устроить контрольную проверку знаний учеников по немецкому языку. Задание, написать на немецком языке двадцать слов и их перевод на русский язык. Не сговариваясь между собой, все ученики не выполнили контрольного задания и все за первую четверть получили по немецкому языку неудовлетворительные оценки.
На последнем уроке немецкого языка уходящей первой четверти Моргуниха «вышла из себя», дала волю своему нестерпимому характеру. Взбудораженная протестом учеников путем невыполнения контрольного задания, она бегала по классу, демонстрируя свою излюбленную позу, подперев жирные бока ладонями. Ее огромные груди тряслись, словно холодец на тарелке. Притихнув, ученики молчали, а сами уголками своих пытливых глаз поглядывали через окна. А там, на улице, была видна высокая насыпь, а на ней монолитно стоял огромный театр–клуб «Красный Октябрь», а вокруг сыпал густой, белый снег. Моргуниха бегала по классу между парт, и что–то ученикам назидательно долдонила, а они ее не слушали и смотрели в окна. Зазвонил звонок, Могуниха, бросив на ходу немецкое слово швайн - свиньи, выскочила из класса, словно из горячей парилки, совсем похоронив возможность наладить с учениками контакт. По коридору слышался стук каблуков убегающей немки.
Плохая успеваемость по немецкому языку в классе стала предметом обсуждения на педагогическом совете школы перед тем, как ученикам уйти на каникулы. Но какое решение принял педагогический совет, они не знали. Да их это и не интересовало. Они быстро обо всем забыли. Впереди несколько свободных каникулярных дней и надо насладиться этой свободой.
К счастью учеников накануне на Удерейскую округу обрушился густой снегопад. Каждый день, с утра и до вечера, над прииском висело темное небо, из которого сыпал стеной снег. Весь приисковый поселок, улицы, проулки и дражные отвалы утонули в белом, глубоком снегу. Ученики были в восторге от снегопада, и все дни каникул напролет катались с крутых гор на лыжах, забывая о том, что скоро надо возвращаться в школу.
Вторая четверть для бунтующего класса, как его окрестили некоторые учителя, началась с изменения. Класс перевели из левого крыла школы в правое, в первую классную комнату по ходу. Классная комната оказалась приветливой, теплой, просторной и светлой, в три окна.
Пока Алешкины однокашники разбирались между собой, кому за какую парту сесть, он же долго не думая, выбрал первую парту в среднем ряду, примыкавшую к учительскому столу. Он давно вычислил, что запоминать рассказы учителя можно по–разному. Можно их не слушать, а потом дома все заучивать, повторять, тратя лишнее время. Но он избрал другой путь. Сидя за первой партой, совсем рядом с учителем, Алешка внимательно слушал его, хорошо запоминая сказанное, и ему не требовалось дополнительного времени на выполнение домашних заданий. Этот прием себя оправдал. Одновременно Алешка видел весь оценочный расклад в учительском журнале.
За первую неделю в классе не было урока немецкого языка. Хотя Моргуниху видели в школе. Ребята терялись в догадках, что бы это значило. Наступила среда второй недели. По расписанию вторым уроком должен быть немецкий язык. Прозвонил звонок, все шумно заскочили в класс, захлопали крышками парт. Возбужденные отсутствием Моргунихи, ученики громко шумели, не унимались, продолжая галдеть.
Вдруг послышалось, что кто–то шарит рукой по двери, стараясь взяться за ручку. Но вот дверь слегка приоткрылась, в ней образовалась щель, а потом и совсем отворилась. При входе в класс появилась маленькая, рыжая с головы женщина лет пятидесяти, одетая в разношерстную одежду, поношенную и изрядно измятую шерстяную кофту, длинную темную юбку. На ногах потрепанные, белые фетровые боты на стоптанных каблуках. Под мышкой она держала старый, черный кожаный портфель, у которого не было замка. На какую–то секунду она задержалась при входе в класс, потом улыбнулась и как–то неуклюже, мелко семеня ногами, прошла к столу. Ученики все разом стихли и затаились, не зная, что дальше произойдет.
- С сегодняшнего дня я буду вас учить немецкому языку, меня зовут Августой Карловной, - сказала вошедшая женщина и положила на стол свой потрепанный, видавший виды портфель. Ученики молчали, поддерживая гробовую тишину, не знали, как среагировать на появление новой учительницы по немецкому языку. Ведь их об этом никто не предупредил. Однако сразу скумекали, что Моргуниху от учеников убрали. Августа Карловна подошла к широкому, железному обогревателю голландки и прислонилась к нему своими ладонями. Отогрев пальцы на теплом обогревателе, она вернулась к столу, но на стул не села, продолжая с учениками разговаривать стоя.
- Ну, как у вас обстоит дело с изучением немецкого языка, много ли слов запомнили за первую четверть? – спросила учительница и, не дожидаясь их ответа, продолжила: - В первую очередь будем запоминать те слова, которые нужны в разговорной речи, словом будем учиться разговаривать на немецком языке.
Она медленно ходила вдоль доски, называя разные немецкие слова, не повышая голоса, прислушиваясь к дыханию учеников, видя, как они внимательно следят за ней.
- Шпрехен зи доитч? (говорите на немецком) –спросила Августа Карловна. Ученики молчали. Она не стала больше досаждать их вопросами, а перешла к простой и спокойной беседе.
- Слова гутен таг (здравствуйте), их бин хойте орднер (я сегодня дежурный), зих зетцен (сесть), лезен (читать) и другие вы должны хорошо запомнить и уметь ими пользоваться, - продолжала немка. – Будем заглядывать в учебник и в меру своих сил, и переводить текст с немецкого на русский и обратно. Она открыла учебник немецкого языка и, держа его в руках, сказала:
- Я буду следить за вашей памятью, за тем, чтобы вы запоминали немецкие слова и буду говорить: гут, то есть хорошо, или шлехт, если плохо.
Зазвонил звонок, урок немецкого языка, встреча с новой учительницей закончились, и ученики разбежались на большую перемену. Из шести классных комнат на «свободу» хлынула огромная ученическая лавина, более сотни учеников. Казалось, что ученики ринутся кто, куда. Ведь за время перемены каждому ученику надо побывать в разных углах, со многими повстречаться и что–нибудь провернуть.
За долгие годы среди учеников был выработан определенный опыт использования большой перемены, и он никогда не нарушался, наоборот, поддерживался. Большая перемена–двадцать минут, это целое событие. Все ученики на большой перемене разбивались на четыре группы. В первую группу входили курильщики–старшеклассники. Они заскакивали за угол дровяного склада, и там поочередно «зобали» папиросу, передавая, ее друг другу. На случай, если появится директор, который был для школьников большой головной болью, они выставляли дежурного «на стреме».
Директор школы - Марк Дмитриевич Яковлев, имевший необычную кличку –шметана». Как чуваш, он не мог правильно выговорить слово сметана, и за ним закрепилась названная кличка. Яковлев - лет тридцати, высокий и плотный, с тяжелым взглядом злых глаз, крупным мясистым лицом, подражая светскому человеку, носил маленькую, круглую бородку. Самодур и солдафон, ходил в военной офицерской гимнастерке, пошитой из дорогой шерсти защитного цвета, в брюках галифе, заправленных летом в хромовые сапоги, зимой в белые валенки – чесанки. Резкий в движениях, он по школе не ходил, а маршировал, словно находился на солдатском плацу. Его манера поведения, непременно настораживала тех, кто оказывался рядом с ним.
Поговаривали, что в молодые годы он пытался поступить в военное училище и стать офицером, но по какой–то причине его мечте осуществиться не повезло. Но образ человека в военной форме сохранил. Он хотел школу превратить в солдатский полигон, а учеников подчинить своим необузданным, непререкаемым замашкам. Но из этой его затеи ничего не получилось. Среди учителей были трезвые люди, они не позволили ему превращать учеников в послушных солдафонов. Директор особенно плохо относился к старшеклассникам, стараясь в конце их учебы в школе на них по–своему влиять, был для них самым ненавистным человеком. Яковлев был продуктом того тоталитарного времени, выразителем его атмосферы, какая существовала во всей стране.
Самодурству директора не было предела. Он преподавал географию в средних классах и всегда держал в руках длинную деревянную указку. И когда его обуревала ярость, он резко ударял указкой по столу, карте или по голенищу сапога. Указка ломалась вдребезги, он выскакивал из класса и убегал в свой директорский кабинет. Всем было известно, что в этот момент в своем кабинете он прикладывался к стакану со спиртным, хватив которого, на какое–то время остывал.
Во вторую группу входили тоже старшеклассники, которые повально увлекались игрой в зоску. Эта группа сразу же удалялась в дальний угол левого крыла школы, к мальчишескому туалету, и там зудилась в зоску. Зоска –круглая свинцушка с беличьим хвостиком. Психологически игра в зоску заключалась в следующем. Выбивала, как называли игрока в зоску, не переставая, должен был, как можно больше совершить ударов ступней ноги. Обычно победитель поединка выбивал за один раз 170-220 ударов. Классные руководители и дежурные учителя на ребят, игравших в зоску, внимание не обращали. Для них было главное, чтобы они на перемене не занимались шалостями, например, куренкой. Ученики третьей группы - менялы, удалялись в какой–нибудь пустой класс и там совершали между собой обмен, например, на почтовые марки, заграничные монеты, или какие–нибудь железки.
И наконец, четвертая группа, один два, ученика - смельчаки. Они занимались опасным развлечением. Надо было залезти на крышу школы, на самый ее верх, на князек, на котором лежал уже подтаявший весенний снег, и пройти по нему, чтобы не соскользнуть вниз. И если директор, выйдя во двор, кого–нибудь из учеников застукивал за этим занятием, то над ним сразу же следовала директорская расправа. Не опираясь на решение педагогического совета, ученика–смельчака директор исключал из школы на месяц, на четверть до конца учебного года.
Уроки немецкого языка новой учительницы Августы Карловны продолжались и успешно. Ученикам нравился ее ненавязчивый и не строгий характер. Разговаривая, с ними на немецком языке, она втягивала их в разговорную речь, и они скоро стали успевать по предмету, о чем им поведала классный руководитель Инна Николаевна.
Войдя в класс, Августа Карловна в первую очередь тихо восклицала:
- Гутен таг (добрый день). Вас ист хойте орднер? (кто сегодня дежурный).
- Их бин хойте орднер (я сегодня дежурный)! – громко отвечал кто – нибудь из учеников, живо вскакивая.
- Зетцен зе зи (садись), - следовал ответ учительницы.
И после этого начинался урок немецкого языка. Августа Карловна называла десяток слов на немецком языке, сказанных на прошлом уроке, и терпеливо ждала ответа учеников. А они вскакивали и наперебой старались их выкрикнуть. В классе, возникали какой–то шум, возня, казалось, что никакой учебой и не пахнет. Но это только так казалось. За этим шумом было полное взаимодействие между учителем и учениками.
Шумя и перебрасываясь между собой разными словами, ученики это время внимательно следили за Августой Карловной, прислушиваясь, какие слова она произносит на немецком языке. На каждом уроке ученики занимались чтением простейшего текста, переводя его с немецкого на русский язык. В конце урока Августа Карловна как всегда хвалила учеников, улыбаясь, и давала новые домашние задания.
Прошел еще только полтора года, как закончилась война с немцами. И, казалось бы, что к немецкому языку можно относиться с недоверием. Однако ученики почувствовали, что ожили, немецкий язык стал их увлекать. Они с нетерпением ждали каждый новый урок, и им хотелось свидеться с Августой Карловной. И не заметили, как уже в конце второй четверти свободно читали незатейливые тексты на немецком языке, переводя, их на русский. Общаясь с Августой Карловной на уроках немецкого языка, ученики мучились узнать, кто она такая и откуда появилась в Южно – Енисейске. Ответ на мучимый вопрос оказался очень прост. Как только Ангару сковало льдом, из Красноярска в Мотыгино на самолете была доставлена очередная группа ссыльных, среди которых оказалась и Августа Карловна. А дальше, до Южно-Енисейска их довезли на попутном грузовике.
Когда ссыльные прибывали на прииск, то первым делом для них было обязательное посещение Удерейской спецкомендатуры, где надо встать на учет. Обязательная регистрация в спецкомендатуре, унизительная процедура для тех, кого судьба забрасывала в ссылку. Людей делили как бы на две категории, надежных и неблагонадежных.
Спецкомендант–эмвэдэшник, узнав из прочитанной анкеты, что она по национальности немка, депортированная в начале войны из Поволжья, и имеет опыт работы школьного учителя по немецкому языку, предложил ей зайти в местную школу. В этот же день она была принята на работу учителем немецкого языка в средних классах. Ей дали и маленькую комнату в большом бараке, совсем рядом со школой, в двухстах метрах от нее. Так для ссыльной немки Августы Карловны началась новая жизнь на золотом Южно–Енисейске и работа учителем немецкого языка в местной школе.
В это время Алешка сильно сдружился с Колей Емельяновым, который жил в том же бараке, где поселилась и Августа Карловна. Он часто заскакивая к нему, встречая в коридоре Августу Карловну. Коля Емельянов нравился ему тем, что уже в детском возрасте виртуозно играл на баяне, который ему подарил старший брат, работавший буровым мастером в геологоразведке. При каждой нашей встрече Коля обязательно играл на баяне, под который они дуэтом пели популярные в то время песни.
Закончилась вторая четверть, началась январская стужа. В Удерейской округе она всегда лютая, нередко падала ниже пятидесяти градусов. В такие морозы над прииском опускалась густая, морозная мгла, и казалось, что приисковая жизнь замирала. Ученики отсиживались в домах. В один из январских морозных дней Алешка заскочил к Коле. Он сидел у жарко горевшей печки и как всегда наигрывал на баяне.
- Что–то я не вижу Августы Карловны, и дверь ее комнаты не скрипит,- сказал Коля, изобразив на лице тревогу.
Ребята выскочили в коридор, и подошли к двери комнаты, в которой жила Августа Карловна, разговаривая между собой. Услышав их разговор, щелкнула задвижка, дверь отворилась и в коридор вышла Августа Карловна, с накинутым на плечи суконным, солдатским одеялом.
- Гутен таг, киндер (добрый день, дети), - сказала Августа Карловна, удивленно разглядывая ребят.
- Гутен таг, гутен таг (добрый день, добрый день), - наперебой выпалили ребята.
- Сильно холодно ребята, печка не топится, а электроплитка слабо греет, - огорченно проговорила Августа Карловна, закрывая грудь одеялом.
Ребята, не спрашивая разрешения Августы Карловны, вошли в ее маленькую комнатку, в которой находилось убогое убранство: железная солдатская койка, сколоченная из досок табуретка. На ней стояла маленькая электроплитка, спираль которой еле «дышала».
- Сейчас, Августа Карловна, - крикнул Алешка, выскочил в коридор и
подбежал к печи, которая топкой была устроена в коридор. Он распахнул дверцу топки, она была забита бумагой. Печку, видимо, давно не топили. Он выгреб из топки часть бумаги и чиркнул спичкой. Бумага не загорелась. Тогда он раскрыл дверцу поддувала и снова бросил зажженную спичку на бумагу. Она задымилась и, вспыхнув ярким огнем, загорелась. Было ясно, тяга в печке есть, ее надо истопить. Ребята заскочили в Колин сарайчик, нащипали лучины, накололи охапку дров, и все это, заложив в топку печки, стали ждать, когда она разгорится. Огонь охватил сухие, смолистые дрова и топка затрещала. Увидя через дырочки дверцы печки сверкающие огоньки, Августа Карловна улыбаясь подошла, и стала отогревать свои закоченевшие пальцы.
Через несколько дней, когда мороз заметно спал, к бараку на лошади подвезли сухих сосновых дров из школьного сарая. Алешка с Колей дрова распилили и, расколов, уложили в коридоре, при входе в комнату Августы Карловны. О том, что весь Алешкин класс за первую четверть по немецкому языку оказался неуспевающим, никто не вспоминал. Ученики часто видели в школе пробегающую по коридорам Марию Савельевну, она же их не замечала, а они от этого и не страдали.
Уроки немецкого языка, которому учила новая учительница, шли своим чередом. Класс успешно учился. Ученики с радостью посещали уроки немецкого языка, шумели на них, балагурили, но не позволяли ослушаться Августы Карловны и добросовестно готовили домашние задания, которые она нам поручала. Она привыкла к ученикам и находила свое успокоение в общении с ними.
Тот день казалось, был необычным. Зазвонил звонок, отворилась дверь и в класс вошла Августа Карловна, держа привычно под мышкой свой потрепанный портфель без замка на крышке. Ученики вскочили с сидений парт, приветствуя этим Августу Карловну.
- Гутен таг (здравствуйте),- прозвучало традиционное из уст Августы Карловны.
- Зих зетцен (садитесь). Хлопнув крышками парт, ученики опустились на скамейки.
Августа Карловна как–то машинально бросила свой портфель на стол. Крышка портфеля по инерции откинулась и …из него выпрыгнула поллитровая бутылка, наполненная молоком и заткнутая пробкой из газетной бумаги. Бутылка упала на пол, но не разбилась, а медленно покатилась по полу, к двери. Августа Карловна от неожиданности опешила и не знала, что делать. Алешка, сидевший за первой партой, рядом с учительским столом, мигом соскочил с лавки и схватил катившуюся бутылку, передав ее Августе Карловне.
- Данке шен, данке шен (большое спасибо, большое спасибо),- изумленно повторяла Августа Карловна, выражая благодарность Алешке.
- Битте, битте (пожалуйста, пожалуйста), - в свою очередь отвечал он по-немецки, стараясь отличиться перед Августой Карловной за свое понимание немецкого языка. Увидя, что Алешка поднял бутылку с молоком и положил ее на стол, у учительницы радостно засветились серые, узкие глаза, спрятанные в рыжих ресницах.
- У меня больной желудок, в приисковой столовой пища грубая, а мне ежедневно надо употреблять молоко, - пояснила Августа Карловна. – Каждое утро я хожу за молоком на улицу Пролетарскую, в побеленный домик, в котором живет заботливая хозяйка Елена. Не было в Южно–Енисейске угла, которого Алешка не знал бы. И услышав, что Августа Карловна ходит за молоком в белый домик, радостно улыбнулся. Хозяйкой белого домика была тетя Лена, которая очень тепло относилась к нему. И когда его встречала, всегда останавливалась, спрашивая, как он живет и учится. У тети Лены фамилия Владимирова. Алешкина покойная мама в девичестве тоже имела фамилию Владимирова. Это не было простым совпадением фамилий, он знал, что они являлись дальними родственниками.
С этого времени, в глазах однокашников Алешка сразу повзрослел, и они его стали называть Алексеем.
Заканчивалась четвертая четверть, обучение в классе подходило к концу. Учителя по предметам стали подводить итоги учебы учеников, устраивая для них контрольные проверки. Алешкиному классу тоже предстояло провериться и по немецкому языку. Августа Карловна учеников поделила на пятерки, и каждой на неделю дала задание, определенный текст из учебника немецкого языка. Суть контрольной проверки заключалась в следующем. На уроке каждый из пятерки должен будет прочитать с правильным произношением, безошибочно, немецкий текст, точно и дословно перевести его на русский язык. Алешка же про себя подумал, что предстоит преодолеть еще одну немецкую ступень. И как все ученики класса подключился к выполнению задания. Учеников это сильно увлекло, и они прекрасно справились с контрольным заданием Августы Карловны. Об успешности контрольной проверки их знаний по немецкому языку заговорили в школе. Ученики слышали из разговоров учителей, что Августа Карловна нашла нужный ключик к ученикам класса бунтовщиков.
Остался позади еще один учебный год. Он был интересен разными событиями, но для Алексея, пожалуй, самой яркой была история с немецким языком, которая началась еще в летние каникулы на чердаке. Его мальчишеская история с немецким языком, начавшаяся в далеком детстве, на этом не закончилась, она имела свое продолжение в годы его зрелой жизни.
Соприкасаться с немецким языком ему приходилось постоянно, когда учился в техникуме, институте, в политическом университете, особенно когда проходил специальный курс обучения перед защитой кандидатской диссертации, и когда готовил научную монографию в качестве докторской диссертации. И всегда для обучения иностранному языку он выбирал немецкий. А однажды, занимаясь анализом иностранных научных работ, пришлось изучать их на немецком языке в одном солидном журнале, издаваемом в Берлине. И каждый раз, соприкасаясь с немецким языком, Алексей с теплой благодарностью вспоминал Августу Карловну–учительницу, учившую учеников немецкому языку, немку, попавшую в жестокие жернова репрессий, оказавшуюся волею тоталитаризма на золотом прииске, имеющем интригующее название–Южно–Енисейский, где в детстве он жил и учился в местной средней школе. Августа Карловна в памяти Алексея навсегда осталась Учителем с большой буквы.
Россия - Сибирь - Красноярск - Новосибирск, ноябрь 2014 г.