В коридоре пахло хлоркой и усталостью. Я прошла мимо пяти одинаковых женщин с выпирающими животами. Интересно, со стороны я выгляжу так же потерянно? Надеюсь, что нет. Две недели назад, когда обновляла гардероб, купила это платье цвета фуксии. Дорого, но я — не серая мышь. В отличие от них.

— Двадцать шестой! — медсестра высунулась из кабинета.

Это я. Встала, расправила платье, вошла в кабинет.

Акушер-гинеколог оказалась женщиной лет под пятьдесят, с неожиданно ярким маникюром и усталым взглядом. Медсестра рядом, почти школьница, строчила что-то в журнале.

— Соколова Дарья Александровна, верно? — врач взяла мою карту. — Садитесь. Как самочувствие? — Да. — Сколько лет исполнилось? — Двадцать четыре. — Роды первые когда были? — Три года назад.

Врач подняла глаза от карточки. Что-то мелькнуло — то ли интерес, то ли осуждение:

— В двадцать один. Так рано. И что, уже со вторым?

Я напряглась. Не то чтобы я не привыкла к таким вопросам, но каждый раз как первый.

— А в чем проблема?

Она переглянулась с медсестрой, и обе ухмыльнулись. Словно я принесла в кабинет что-то смешное и непристойное.

— Никаких проблем, — хмыкнула врач. — Второй уже? Ну ты даёшь. К тридцатнику пятерых настрогаешь?

У меня внутри что-то обрушилось. Нет, не так. Сначала обрушилось, потом поднялось тяжелой волной. Я посмотрела на неё. Она ржала, как будто сказала нечто остроумное. Вытирала уголки глаз. Глядя прямо на меня.

Три года назад я бы смутилась. Сейчас — нет.

— Доктор, у вас медицинские вопросы есть или только репродуктивная зависть?

Медсестра начала кашлять от неожиданности. Врач отвела взгляд. Губы в ниточку, руки вцепились в карточку.

— Я просто пошутила... — А я нет, — спокойно ответила я. — Если вы не в курсе, дети — не признак глупости. А ваша бестактность — не признак ума.

Но на самом деле мне было не так спокойно, как казалось. Руки дрожали под сумкой. Эта женщина сейчас решает, как вести мою беременность. И я ее, кажется, разозлила.

Но, черт возьми, за что? За то, что я не в тридцать пять опомнилась, когда врач и так с трудом беременность сохранит? У меня здоровый сын, муж, который вернется сегодня ближе к полуночи со второй работы, и эхо последнего скандала со свекровью. «Ты губишь его, понимаешь? Ты своим эгоизмом губишь моего мальчика».

Нервно одернула платье. Оно и правда слишком дорогое. Но неплохо скрывает живот, пока его почти не видно. Только я знаю, где он уже намечается. Я и мой муж — когда успевает уткнуться в него, засыпая. Здесь. В нашей жизни. С нашим выбором. По которому все почему-то проходятся сапогами.

— Давление сейчас, — бросила врач медсестре. — И на кушетку. Посмотрим, как там наш... ранний.

Я молча подошла к кушетке, поправила одежду, легла. И подумала — нет, конфликт так конфликт. Уроню что-нибудь сердитое, прямое. Но промолчала. Ребенок важнее. Это наш с Кириллом выбор. И эта бесцеремонная женщина не стоит моего спокойствия.

***

Свекровь уехала рассерженная. Я смотрела в окно, как она идёт к остановке — прямая спина, решительный шаг. Никогда не поймёшь, сколько ей лет — то ли пятьдесят, то ли далеко за шестьдесят. Сухая, подтянутая, с короткой стрижкой — бывшая учительница физики, привыкшая командовать. «Закатать губу» — её любимое выражение.

Сегодня именно это она и сказала. И чем мы с Кириллом думали? Ему еще учиться и учиться. Где жить будем? У нее на шее? А про детский сад я подумала? А про второго в однушке? Уткнулась лбом в стекло. Ой, проехали эти ясли. Всё, ушла со двора. Отпустило.

Кирюшка сопел в кроватке. Разбудили мы его этим скандалом, он плакал, я нервничала. Но ничего, убаюкала. Провела пальцем по теплой щеке. Мой. Наш. Трехлетний клоп — уже вон какой. А через год и ещё один будет.

Решение взрослое, как любит говорить Кирилл. Мы это решили. И чёрт с ними со всеми, кто считает иначе.

Мобильный завибрировал. Оля. Школьная подруга. — Привет, ты как? — Нормально, — машинально ответила я. — Слушай, помнишь супермаркет открылся у твоего дома? Я там. Может, забегу на чай? У меня двадцать минут.

Я накинула халат на футболку, заварила чай, достала печенье. Хоть что-то нормальное за сегодня.

Она влетела шумная, с пакетами, в дорогом пальто. Стряхнула мокрые волосы — дождь начался. — Ты как? Родители звонили, сказали, опять беременна? Это правда?

Я улыбнулась. Родители. Сарафанное радио малого калибра. — Правда. — С ума сошла? — выпалила Оля, вешая пальто. — В двадцать четыре — уже двое? Себя ты вообще не жалеешь?

У меня внутри что-то кольнуло. Не так представляла нашу встречу. — А с чего мне себя жалеть? — я старалась, чтобы голос звучал спокойно. — Ну как же... — Оля взяла чашку, — карьера, учеба, молодость. У тебя же были планы! Хотела в международку, помнишь? Путешествовать...

Я отвернулась к окну. Дождь усилился. Кирилл сейчас, наверное, промок по дороге на вторую работу. — Я жалею только тебя, — сказала тихо. — Потому что ты явно думаешь, что дети мешают жить.

Оля хмыкнула: — А что, они не мешают? — Нет, — я повернулась к ней. — Но знаешь, что мешает? Люди с ограниченным мышлением, которые считают, что их мнение — закон.

Подруга замерла с чашкой на полпути ко рту. — Ну ты... — она запнулась. — Я же как лучше хотела, Даш. Тебе учиться надо, а не в декретах сидеть. Кирилл на двух работах пашет. Сама подумай, куда это приведет? Ты первую сессию-то сдавала между кормлениями. А теперь опять.

— Откуда ты знаешь, что для меня лучше? — я поставила чашку на стол. — Это моя жизнь. Мой выбор. И мы с Кириллом прекрасно понимаем, что делаем.

Тут я соврала. Кирилл не был в восторге от новости. «Я же только устроился на нормальную работу, Даш... Сейчас немного поднакопим, и потом уже...» Он не договорил, но я-то знала: он хотел вернуться в институт. Закончить учебу. Прошло три месяца уговоров, и теперь он со мной. Потому что любит. Потому что семья.

— Слушай, у вас даже квартиры своей нет, — напирала Оля. — Ты толком не работала, образования нет. Что ты детям дашь? Как обеспечишь?

— А ты много обеспечиваешь кого-то, кроме себя?

Подруга поджала губы. — У меня карьера. Через полгода повышение. Трехкомнатную в ипотеку взяла. — Здорово, — я кивнула. — А я рожаю детей. Что-то не так?

В глубине квартиры заплакал Кирюшка. Проснулся всё-таки. Я закрыла глаза.

— Мне пора, — Оля посмотрела на телефон, словно вспомнив о неотложном деле. — Угу.

Она остановилась в дверях, повернулась. — Что с тобой случилось, Даш? Ты какая-то... другая стала. Колючая. — Со мной случилась моя жизнь, — отрезала я. — И если ты пришла её обесценить — не стоило и заходить.

Когда я вернулась в комнату, Кирюшка стоял в кроватке, уцепившись за бортик. Заспанный, теплый, с отпечатком простыни на щеке. Я встретилась с ним глазами, и он расплылся в улыбке. Так, будто вообще никаких проблем на свете нет.

Хлопнула входная дверь. Я поморщилась. Ну зачем так резко? Подбежала к окну. Оля вылетела из подъезда и почти побежала по лужам. Странное дело — я почему-то совсем не расстроилась.

Кирюшка засмеялся и что-то забормотал на своем языке. Развернулась к нему и не смогла сдержать улыбку. В углу стоял его рюкзачок с вещами — завтра обещали в группе речевое развитие. Хотя какой толк от этого за три тысячи в месяц? Но заплатим, вытянем. Должны.

***

Кирилл вернулся за полночь. Я слышала, как он осторожно разувается в прихожей, как тихо открывает холодильник. Минут пять возился, потом подошел к дивану, на котором я лежала с ноутбуком. Я сделала вид, что не слышала, как он пришел.

— Не спишь? — шепнул он. — Нет. — Есть какие-то новости? Как прием?

Я закрыла ноутбук. Хотела рассказать про врачиху и её шуточки, но посмотрела на мужа — глаза красные, плечи опущены. Устал. Какой смысл грузить его ещё и моими обидами?

— Все нормально. Ребенок развивается по плану.

Кирилл кивнул, сел рядом, погладил мою руку. Я прижалась к нему — пахло холодом, мокрой курткой и чем-то металлическим. Теперь еще и вторая подработка на производстве.

— Оля заходила, — сказала я. — И твоя мама тоже была. — И? — Ну как обычно.

Он отодвинулся, чтобы видеть мое лицо.

— Даш, а может, они правы? Может, мы действительно...

Я убрала его руку. Отодвинулась.

— Что «может»? Уже пятый месяц, Кирилл.

Он опустил голову.

— Я просто устал. Прости.

Меня как кипятком обожгло. Устал? А я нет? Я, которая одна с Кирюшкой каждый день, которая слушает причитания его мамаши, снисходительные советы от подруг, которая вынуждена терпеть унижение от тупой врачихи...

— А я не устала? — мой голос дрогнул. — Это все такое веселье.

Кирилл молчал. Потом тихо спросил:

— И что дальше?

Меня затрясло. Не хотела я этого разговора. Не сегодня. Но нас опять затягивало в эту воронку: «Ты сама захотела», «Я не справляюсь», «Ты не думаешь обо мне».

— Ты вообще хотел этого ребенка? — выпалила я.

Он поднял на меня глаза — в них читалось что угодно, только не радость.

— Я хотел закончить институт, — он говорил медленно, словно взвешивая каждое слово. — Хотел нормальную работу, а не две паршивых. Хотел, чтобы мы могли позволить себе большую квартиру. Чтобы мама перестала звонить каждый день и спрашивать, когда я образумлюсь.

— Значит, нет.

— Я не говорил этого, — он устало потер глаза.

Мы замолчали. За стенкой сосед включил музыку — глухие басы отдавались в голове.

— Я напишу об этом, — решительно сказала я, открывая ноутбук. — О чем? — Обо всех этих... людях. Которые считают, что могут решать за нас. За меня. Которые смеются над молодыми мамами. Которые думают, что знают, как правильно жить.

Он равнодушно пожал плечами.

— Если тебе станет легче.

Я начала печатать. Злость подгоняла пальцы, мысли жгли изнутри. Писала быстро, не задумываясь. Гневно. О тех, кто навязывает свой сценарий жизни другим. О тех, кто пишет в ВК посты про «у меня двое детей, карьера и я отлично выгляжу», а потом травит молодых мам за «раннее материнство». Я не часто пишу на своей странице, но тут накипело.

«Мне 24. У меня муж, сын и второй малыш в пути. Я не пью, не зависаю в клубах, не гоняюсь за "самореализацией", которую придумали другие. Я не сидела в слезах до 35, потому что биологические часы тикали. Я просто выбрала то, чего хотела.

И знаете что? Мне НЕ НУЖНА ваша паника, ваши шутки, ваши глупые советы и намёки.

Я не "залетела", я не "под каблуком", я не "не доросла до себя". Я — взрослая женщина, которая УЖЕ живёт своей жизнью. А вы — всё ещё живёте в чужой.»

Глянула на мужа — он уснул прямо в одежде, сидя на краю дивана. Я мягко подтолкнула его, и он лег, не просыпаясь. Потом осторожно укрыла одеялом.

Вернулась к ноутбуку. Перечитала. Нет, это все правда. Именно то, что я хотела сказать. Рука зависла над кнопкой «Опубликовать». Еще раз глянула на мужа.

«Я — взрослая женщина, которая УЖЕ живёт своей жизнью».

Перевела взгляд на фотографию Кирюшки на стене. На ипотечный договор, лежащий на столе, мы еще не подписали его. На дешевую занавеску…

Удалила последнюю строчку и напечатала:

«Я — взрослая женщина. А вы — всё ещё живёте с оглядкой на других. Проснитесь. Жизнь одна, и она пролетает быстрее, чем вам кажется. Решайтесь быть счастливыми. По-своему. Не по чужим схемам.»

Не перечитывая больше, нажала «Отправить». Закрыла ноутбук, выдохнула. Завтра будут комментарии. Завтра кто-то напишет гадость, кто-то — поддержит. Не всё ли равно?

Кирилл неловко повернулся во сне, и я поморщилась — опять спина болит. Скоро родится ребенок, за которого я почти в одиночку воевала с целым миром. Наш ребенок. Я уверена в своем выборе.

Почти уверена.

***

Пост набрал пятьсот комментариев. Я не стала их читать. Не хотела знать, что думают обо мне люди, которых я даже не встречала.

Три месяца пролетели как один день. Минус тридцать тысяч с зарплаты Кирилла — подготовка к родам. Плюс капельница в платной клинике — угроза преждевременных. Плюс две ночные ссоры — «я больше не могу тянуть» против «это не только моё решение было». Обе закончились его уходом на ночную смену, хотя по графику её не было.

Когда в женской консультации меня направили к новому врачу — даже не удивилась. Прежняя, с её шуточками, взяла отпуск и уехала в Турцию. «Повезло ей, — подумала я тогда, — а мне теперь с новой объясняться».

Новая оказалась совсем молодой, ненамного старше меня.

— Соколова, проходите, — она сверилась с картой. — Вижу, что у вас второй малыш на подходе.

— Да.

— Как самочувствие? — она смотрела не на мой живот, как все остальные, а в глаза.

— Нормально. Спина болит.

— Муж помогает?

Я не ожидала такого вопроса. Пожала плечами:

— Он работает. Много. Две работы.

Она записала что-то в карточку, потом улыбнулась:

— Второй? Умничка. По плану?

— Да. Всё как хотели.

— Приятно видеть, когда люди уверены в себе.

Я кивнула. Ни осуждения. Ни насмешек. Просто уважение. И это мне понравилось.

После приема спустилась во двор. Кирилл ждал с Кирюшкой — отпросился на час со своей основной работы, чтобы посидеть с сыном, пока я у врача.

— Всё хорошо? — он подхватил пакет с моими вещами.

— Да.

— Хочешь мороженое? — Кирюшка дернул меня за руку.

Мы купили ему эскимо в киоске. Пошли домой — медленно, чтобы я не уставала. Небо было синим, глубоким. Кирилл держал меня за руку.

— К родителям на выходные съездим? — спросил он.

— Ты же работаешь.

— Отпросился.

— Но... — я остановилась. — А деньги?

— Деньги... — он нахмурился. — Знаешь, я подал документы обратно в институт. На заочное. Декан сказал, есть шанс, что восстановят.

Я улыбнулась. Непривычно после всех этих месяцев.

— Серьезно?

— Да. Вчера ходил.

Потом обнял меня, осторожно. Кирюшка крутился рядом, доедая мороженое.

— Выкрутимся, Даш. Все будет хорошо.

Я прислонилась к нему лбом. Вдруг поверила — выкрутимся. Не потому, что мы были правы. Не потому, что я всё делала правильно. А потому, что есть вещи важнее, чем чужое мнение. Чем идеальный план. Чем представления о том, как должна выглядеть нормальная жизнь.

Взрослость — это не возраст. Это умение стоять на своём.

И идти дальше, даже если никто не верит, что у тебя получится.