Предыдущая публикация
Мне всегда казалось, что память выбирает, что сохранить, а что нет.
Вот и я помню — солнечный день, нам с Лариской лет по двенадцать-пятнадцать, мы на даче у родителей, собираем малину в старые эмалированные кружки. У меня — синяя с отбитым краем, у неё — белая с красным ободком. Пальцы в сладком соке, в волосах запутались травинки, и кажется, что лето будет длиться вечно.
«Мариш, ты когда вырастешь, кем будешь?» — спрашивает Лариска, запихивая в рот сразу горсть ягод.
«Химиком», — отвечаю я серьёзно, — «Буду делать новую еду, которая никогда не портится».
Лариска смеётся, сок брызжет на подбородок. «А я буду продавать твою еду. И мы станем богатыми, построим дом на берегу».
Мы тогда мечтали жить по соседству. Дома с голубыми ставнями, одинаковые почтовые ящики, общий сад, где наши дети будут играть вместе.
Дети. У Ларисы теперь есть Денис — тринадцать лет, худой, как жердь, с вечно опущенной головой и наушниками в ушах. А у меня — только кот Фрэнк, чёрный, с одним глазом, подобранный у помойки возле работы. И квартира в спальном районе, на пятнадцатом этаже многоэтажки: две комнаты, кухня с видом на такие же серые дома, крошечный балкон, где я пью по утрам кофе и смотрю, как город просыпается.
Моя крепость. Моя тихая гавань, выстраданное убежище. Каждый квадратный метр — как шрам, как медаль «За отвагу». Три работы, бесконечные расчёты по ночам: хватит ли денег, если заболею? Смогу ли платить, если сократят? Каждый поход в супермаркет — битва с соблазнами, каждая лишняя покупка — предательство мечты.
А теперь сижу на кухне и смотрю, как Лариса вскрывает моё молоко, мою пачку масла, моё всё. Молча смотрю, как она переставляет мои чашки, развешивает свои халаты в моей ванной, разбрасывает по квартире следы своего присутствия — словно метит территорию.
Она пришла два месяца назад. Позвонила в дверь поздно вечером, с одним чемоданом и красными от слёз глазами.
«Мариш, мне некуда идти», — сказала она, и в этот момент я увидела ту девчонку с малиновым соком на подбородке. Как я могла ей отказать?
Развод. Пресловутая «другая женщина». Борьба за алименты. Всё как по учебнику, по дешёвому роману. Я освободила ей диван в гостиной, нашла чистое бельё, сварила какао — как в детстве, с пенкой и корицей.
Первые дни Лариса плакала, спала, смотрела в потолок. Почти не выходила из квартиры. Я уходила на работу в семь, возвращалась в шесть, привозила продукты, готовила на двоих. Мы ужинали почти молча, иногда вспоминали что-то из прошлого, но в основном молчали — двое взрослых, чужих людей, связанных только общими воспоминаниями.
А потом она начала оживать. Нашла временную работу — какую-то подработку в интернете. Начала краситься, одеваться нормально. Иногда встречала меня с ужином. Денис — тринадцатилетний сын Ларисы, молчаливая тень с вечными наушниками — разместился вместе с матерью в гостиной. Я отдала им свой диван-кровать и кресло, а сама осталась в спальне. В однушку превратилась моя двушка — теперь в гостиной были чужие вещи, чужие запахи, чужая жизнь. Я старалась не замечать разбросанные подростковые носки и учебники. Денис почти не разговаривал со мной — сидел, уткнувшись в планшет, ел, почти не поднимая глаз. Я не лезла к нему — помнила, как ненавидела, когда взрослые пытались «разговорить» меня в подростковом возрасте. К тому же вся эта ситуация была для него не легче, чем для Ларисы — в одночасье лишиться привычного дома, школы, друзей и оказаться в чужой квартире с тетей, которую видел раз в год на семейных праздниках.
Всё катилось своим чередом, пока в один вечер Лариса не сказала то, что перевернуло всё.
Мы ужинали. Я приготовила запеканку с тыквой — она всегда любила её, ещё с детства, когда мама делала её по особым случаям.
«Слушай, Марин», — начала она, наколов на вилку кусочек, но не донеся его до рта, — «я тут думала... Нам надо обсудить квартиру».
«В смысле?» — я почувствовала, как напряглась шея, как будто кто-то положил на плечи тяжёлый груз.
«Ну, родители же дали деньги на первоначальный взнос», — она произнесла это так обыденно, словно говорила о погоде. — «А значит, по сути, это семейные деньги. Наши общие».
Я смотрела на неё и не узнавала. Где та девочка с малиной? Где моя сестра, с которой мы мечтали о домах с голубыми ставнями?
«Лар, я не понимаю», — медленно сказала я, чувствуя, как леденеют пальцы. — «Ты на что намекаешь?»
«Да не намекаю я!» — она вдруг засмеялась, но смех вышел фальшивым, с визгливыми нотками. — «Просто говорю, что эта квартира, по сути, не только твоя. Родители дали деньги, а значит, я тоже имею право...» — она замолчала, подбирая слова.
«Если ты тоже — что?» — у меня внутри всё оборвалось. Это не могло происходить по-настоящему.
«Если я тоже буду владеть частью. Ну, или ты мне компенсируешь мою долю как-то. Мне сейчас нужно на ноги встать, ты же понимаешь».
Я понимала только одно: человек напротив меня — чужой. С знакомым лицом, с общими воспоминаниями, но абсолютно чужой. Которому плевать на четыре года моей жизни в режиме экономии. На бессонные ночи с калькулятором. На страх потери работы. На всё, через что я прошла, чтобы иметь эти стены, этот стол, этот вид из окна.
«Ты что несёшь?» — тихо спросила я, словно боясь разбудить какое-то чудовище. — «Какая доля? Какая компенсация? Родители дали деньги нам обоим — тебе на свадьбу, мне на квартиру. А свадьба прошла, развеялась, как дым. Ты хоть понимаешь, что я одна, сама выплачиваю кредит все эти годы?»
Лариса отодвинула тарелку, сложила руки на столе — жест, который она переняла у нашего отца, когда тот начинал серьёзный разговор.
«Марина, давай без этого праведного гнева. Но это всё равно семейные деньги. И если разделить справедливо, то половина моя. Или компенсация».
Есть моменты, когда мир словно останавливается. Как в детстве, когда я прыгала в озеро с деревянных мостков — секунда между оттолкнувшимися ногами и полётом вниз, когда ты ещё не летишь, но уже не стоишь. В невесомости, между мирами.
Вот и сейчас, между нами с Ларисой повисла эта секунда невесомости, когда старое уже разрушено, а новое ещё не наступило. Мы сидели друг напротив друга, две сестры, два человека с одинаковой кровью, с одинаковыми ямочками на подбородке — и такие бесконечно чужие.
«Ничего тебе не причитается», — сказала я наконец, отодвигая тарелку. Во рту стало горько. — «Родители дали мне деньги на первый взнос. Мне. Не нам. Так же, как тебе дали на свадьбу. Тебе, а не нам».
Лариса покачала головой, улыбнулась — снисходительно, как улыбаются капризному ребёнку.
«Мариш, ну что ты как маленькая? Мы же семья. У нас всегда всё поровну».
«Поровну?» — я почувствовала, как внутри поднимается что-то горячее, душное. — «Ты сейчас серьёзно? У тебя была свадьба на двести человек с арендой усадьбы и лимузином. Мама со слезами рассказывала всем, какая ты принцесса в белом платье за две тысячи долларов. Это тоже было поровну?»
«Да господи!» — Лариса швырнула вилку на стол. — «Ты до сих пор завидуешь моей свадьбе? Сколько тебе лет, двенадцать? Да, была свадьба. Да, красивая. И да, родители потратили. Я не виновата, что ты не вышла замуж, как нормальная женщина. Может, если бы не вечно нос в книжках...»
Она осеклась — поняла, что перегнула. Но было поздно. Слова уже вылетели, их не поймаешь.
«Уходи», — тихо сказала я.
«Что?»
«Уходи. Из моей квартиры. Завтра же».
Она фыркнула, вскинув голову:
«И куда я пойду? С ребёнком на улицу?»
«К родителям. Они большие специалисты по справедливости, вот пусть и разбираются с тобой».
Дверь в гостиную скрипнула. Денис стоял на пороге, белый, как мел, с расширенными глазами. Услышал. Всё услышал.
«Мам?» — позвал он тонким голосом, каким не говорил с тех пор, как сломал руку в девять лет.
«Всё нормально, зайчик», — Лариса улыбнулась ему, но губы дрожали. — «Мы с тётей Мариной просто разговариваем. Иди к себе».
«К себе» — это на раскладной диван в моей гостиной, где валялись его наушники и планшет. В квартире, о которой только что сказали, что он тут лишний.
Что-то сжалось у меня внутри. Ребёнок ни в чём не виноват. Он просто оказался в водовороте взрослых страстей и обид.
«Ден, всё в порядке», — сказала я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — «Мы с мамой немного повздорили. Бывает. Ты не переживай, не надо никуда уходить, по крайней мере, сейчас».
Он посмотрел на меня с неожиданной благодарностью — острой, почти болезненной. И исчез за дверью.
«Даю вам неделю», — сказала я Ларисе после паузы. — «Найди съёмную квартиру. У тебя же есть алименты от бывшего мужа? Вот и плати за жильё».
Она откинулась на спинку стула, внимательно посмотрела на меня:
«А если я поговорю с родителями? Если они скажут, что деньги предназначались нам обеим?»
«Да хоть с президентом говори. Квартира моя. А теперь извини, у меня болит голова».
Я встала и ушла к себе в спальню. Закрыла дверь, прислонилась к ней спиной. Внутри что-то рвалось, как старая ткань. Что-то важное, с чем я жила всю жизнь.
Утром, когда я вышла из комнаты, Ларисы не было. На столе лежала записка крупным, размашистым почерком: «Я у родителей. Поговорим позже». Денис сидел в углу дивана, листая что-то в телефоне.
«Привет», — сказала я. — «Будешь завтракать?»
Он поднял глаза — настороженные, как у зверька:
«А можно?»
«Конечно», — я пожала плечами. — «Это же не ты вчера говорил про долю в квартире».
У него дрогнули губы — почти улыбка.
Мы позавтракали вместе — я пожарила гренки с сыром, сделала какао. Говорили о ерунде — о школе, о новом фильме, который он хотел посмотреть. Почти нормально. Как будто не было вчерашнего скандала, как будто над нами не висел вопрос: что будет дальше?
В социальной сети я не могу опубликовать большой рассказ одним постом, поэтому чем закончилась эта история, читайте завтра в 12:15.
Дети. У Ларисы теперь есть Денис — тринадцать лет, худой, как жердь, с вечно опущенной головой и наушниками в ушах. А у меня — только кот Фрэнк, чёрный, с одним глазом, подобранный у помойки возле работы. И квартира в спальном районе, на пятнадцатом этаже многоэтажки: две комнаты, кухня с видом на такие же серые дома, крошечный балкон, где я пью по утрам кофе и смотрю, как город просыпается.
Моя крепость. Моя тихая гавань, выстраданное убежище. Каждый квадратный метр — как шрам, как медаль «За отвагу». Три работы, бесконечные расчёты по ночам: хватит ли денег, если заболею? Смогу ли платить, если сократят? Каждый поход в супермаркет — битва с соблазнами, каждая лишняя покупка — предательство мечты.
А теперь сижу на кухне и смотрю, как Лариса вскрывает моё молоко, мою пачку масла, моё всё. Молча смотрю, как она переставляет мои чашки, развешивает свои халаты в моей ванной, разбрасывает по квартире следы своего присутствия — словно метит территорию.
Она пришла два месяца назад. Позвонила в дверь поздно вечером, с одним чемоданом и красными от слёз глазами.
«Мариш, мне некуда идти», — сказала она, и в этот момент я увидела ту девчонку с малиновым соком на подбородке. Как я могла ей отказать?
Развод. Пресловутая «другая женщина». Борьба за алименты. Всё как по учебнику, по дешёвому роману. Я освободила ей диван в гостиной, нашла чистое бельё, сварила какао — как в детстве, с пенкой и корицей.
Первые дни Лариса плакала, спала, смотрела в потолок. Почти не выходила из квартиры. Я уходила на работу в семь, возвращалась в шесть, привозила продукты, готовила на двоих. Мы ужинали почти молча, иногда вспоминали что-то из прошлого, но в основном молчали — двое взрослых, чужих людей, связанных только общими воспоминаниями.
А потом она начала оживать. Нашла временную работу — какую-то подработку в интернете. Начала краситься, одеваться нормально. Иногда встречала меня с ужином. Денис — тринадцатилетний сын Ларисы, молчаливая тень с вечными наушниками — разместился вместе с матерью в гостиной. Я отдала им свой диван-кровать и кресло, а сама осталась в спальне. В однушку превратилась моя двушка — теперь в гостиной были чужие вещи, чужие запахи, чужая жизнь. Я старалась не замечать разбросанные подростковые носки и учебники. Денис почти не разговаривал со мной — сидел, уткнувшись в планшет, ел, почти не поднимая глаз. Я не лезла к нему — помнила, как ненавидела, когда взрослые пытались «разговорить» меня в подростковом возрасте. К тому же вся эта ситуация была для него не легче, чем для Ларисы — в одночасье лишиться привычного дома, школы, друзей и оказаться в чужой квартире с тетей, которую видел раз в год на семейных праздниках.
Всё катилось своим чередом, пока в один вечер Лариса не сказала то, что перевернуло всё.
Мы ужинали. Я приготовила запеканку с тыквой — она всегда любила её, ещё с детства, когда мама делала её по особым случаям.
«Слушай, Марин», — начала она, наколов на вилку кусочек, но не донеся его до рта, — «я тут думала... Нам надо обсудить квартиру».
«В смысле?» — я почувствовала, как напряглась шея, как будто кто-то положил на плечи тяжёлый груз.
«Ну, родители же дали деньги на первоначальный взнос», — она произнесла это так обыденно, словно говорила о погоде. — «А значит, по сути, это семейные деньги. Наши общие».
Я смотрела на неё и не узнавала. Где та девочка с малиной? Где моя сестра, с которой мы мечтали о домах с голубыми ставнями?
«Лар, я не понимаю», — медленно сказала я, чувствуя, как леденеют пальцы. — «Ты на что намекаешь?»
«Да не намекаю я!» — она вдруг засмеялась, но смех вышел фальшивым, с визгливыми нотками. — «Просто говорю, что эта квартира, по сути, не только твоя. Родители дали деньги, а значит, я тоже имею право...» — она замолчала, подбирая слова.
«Если ты тоже — что?» — у меня внутри всё оборвалось. Это не могло происходить по-настоящему.
«Если я тоже буду владеть частью. Ну, или ты мне компенсируешь мою долю как-то. Мне сейчас нужно на ноги встать, ты же понимаешь».
Я понимала только одно: человек напротив меня — чужой. С знакомым лицом, с общими воспоминаниями, но абсолютно чужой. Которому плевать на четыре года моей жизни в режиме экономии. На бессонные ночи с калькулятором. На страх потери работы. На всё, через что я прошла, чтобы иметь эти стены, этот стол, этот вид из окна.
«Ты что несёшь?» — тихо спросила я, словно боясь разбудить какое-то чудовище. — «Какая доля? Какая компенсация? Родители дали деньги нам обоим — тебе на свадьбу, мне на квартиру. А свадьба прошла, развеялась, как дым. Ты хоть понимаешь, что я одна, сама выплачиваю кредит все эти годы?»
Лариса отодвинула тарелку, сложила руки на столе — жест, который она переняла у нашего отца, когда тот начинал серьёзный разговор.
«Марина, давай без этого праведного гнева. Но это всё равно семейные деньги. И если разделить справедливо, то половина моя. Или компенсация».
Есть моменты, когда мир словно останавливается. Как в детстве, когда я прыгала в озеро с деревянных мостков — секунда между оттолкнувшимися ногами и полётом вниз, когда ты ещё не летишь, но уже не стоишь. В невесомости, между мирами.
Вот и сейчас, между нами с Ларисой повисла эта секунда невесомости, когда старое уже разрушено, а новое ещё не наступило. Мы сидели друг напротив друга, две сестры, два человека с одинаковой кровью, с одинаковыми ямочками на подбородке — и такие бесконечно чужие.
«Ничего тебе не причитается», — сказала я наконец, отодвигая тарелку. Во рту стало горько. — «Родители дали мне деньги на первый взнос. Мне. Не нам. Так же, как тебе дали на свадьбу. Тебе, а не нам».
Лариса покачала головой, улыбнулась — снисходительно, как улыбаются капризному ребёнку.
«Мариш, ну что ты как маленькая? Мы же семья. У нас всегда всё поровну».
«Поровну?» — я почувствовала, как внутри поднимается что-то горячее, душное. — «Ты сейчас серьёзно? У тебя была свадьба на двести человек с арендой усадьбы и лимузином. Мама со слезами рассказывала всем, какая ты принцесса в белом платье за две тысячи долларов. Это тоже было поровну?»
«Да господи!» — Лариса швырнула вилку на стол. — «Ты до сих пор завидуешь моей свадьбе? Сколько тебе лет, двенадцать? Да, была свадьба. Да, красивая. И да, родители потратили. Я не виновата, что ты не вышла замуж, как нормальная женщина. Может, если бы не вечно нос в книжках...»
Она осеклась — поняла, что перегнула. Но было поздно. Слова уже вылетели, их не поймаешь.
«Уходи», — тихо сказала я.
«Что?»
«Уходи. Из моей квартиры. Завтра же».
Она фыркнула, вскинув голову:
«И куда я пойду? С ребёнком на улицу?»
«К родителям. Они большие специалисты по справедливости, вот пусть и разбираются с тобой».
Дверь в гостиную скрипнула. Денис стоял на пороге, белый, как мел, с расширенными глазами. Услышал. Всё услышал.
«Мам?» — позвал он тонким голосом, каким не говорил с тех пор, как сломал руку в девять лет.
«Всё нормально, зайчик», — Лариса улыбнулась ему, но губы дрожали. — «Мы с тётей Мариной просто разговариваем. Иди к себе».
«К себе» — это на раскладной диван в моей гостиной, где валялись его наушники и планшет. В квартире, о которой только что сказали, что он тут лишний.
Что-то сжалось у меня внутри. Ребёнок ни в чём не виноват. Он просто оказался в водовороте взрослых страстей и обид.
«Ден, всё в порядке», — сказала я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — «Мы с мамой немного повздорили. Бывает. Ты не переживай, не надо никуда уходить, по крайней мере, сейчас».
Он посмотрел на меня с неожиданной благодарностью — острой, почти болезненной. И исчез за дверью.
«Даю вам неделю», — сказала я Ларисе после паузы. — «Найди съёмную квартиру. У тебя же есть алименты от бывшего мужа? Вот и плати за жильё».
Она откинулась на спинку стула, внимательно посмотрела на меня:
«А если я поговорю с родителями? Если они скажут, что деньги предназначались нам обеим?»
«Да хоть с президентом говори. Квартира моя. А теперь извини, у меня болит голова».
Я встала и ушла к себе в спальню. Закрыла дверь, прислонилась к ней спиной. Внутри что-то рвалось, как старая ткань. Что-то важное, с чем я жила всю жизнь.
Утром, когда я вышла из комнаты, Ларисы не было. На столе лежала записка крупным, размашистым почерком: «Я у родителей. Поговорим позже». Денис сидел в углу дивана, листая что-то в телефоне.
«Привет», — сказала я. — «Будешь завтракать?»
Он поднял глаза — настороженные, как у зверька:
«А можно?»
«Конечно», — я пожала плечами. — «Это же не ты вчера говорил про долю в квартире».
У него дрогнули губы — почти улыбка.
Мы позавтракали вместе — я пожарила гренки с сыром, сделала какао. Говорили о ерунде — о школе, о новом фильме, который он хотел посмотреть. Почти нормально. Как будто не было вчерашнего скандала, как будто над нами не висел вопрос: что будет дальше?
В социальной сети я не могу опубликовать большой рассказ одним постом, поэтому чем закончилась эта история, читайте завтра в 12:15.
Следующая публикация
Комментарии 5