Она горько усмехнулась:

— Ещё скажи, что не замечаешь этих рубцов.

— Ну, замечаю, конечно, — я пожал плечами. — Но это же не конец света.

— Для тебя — нет, — она отодвинула тарелку. — А для меня — почти. Знаешь, как надо мной в школе издевались? «Прыщавая», «рябая», «лицо, как тёрка». А мальчишки? Они в открытую говорили — «фу, страшная». И все отворачивались.

Я молчал. Что тут скажешь?

— А потом я научилась краситься, — продолжила она. — И всё изменилось. Будто по волшебству. Те же парни, которые шарахались от меня, вдруг стали звать на свидания. Те же девчонки, которые смеялись, стали спрашивать, где я купила помаду.

— Люди поверхностные.

— Мир поверхностный, — поправила она. — И все говорят «главное, что внутри», но смотрят только на обложку.

Я молчал, вертя в руках кусок пиццы. Вроде всё логично... но что-то не давало покоя.

— И всё-таки, почему ты не хочешь, чтобы я помог? — спросил я напрямую. — Мы же вместе живём. У пар так принято — помогать друг другу.

Она долго молчала, потом вздохнула:

— Не знаю, как объяснить. Просто... это моё. Моя проблема, мои комплексы. И я должна сама.

— Но почему?

— Потому что если ты заплатишь, это будет... как благотворительность. Как будто ты меня пожалел.

— Ерунда какая.

— Для тебя ерунда, — она встала, отнесла тарелку в раковину. — А для меня — нет.

Я поднялся, подошёл к ней сзади, обнял:

— Прости, если обидел. Не хотел.

— Я знаю, — она чуть расслабилась в моих руках. — Просто не дави на меня, ладно? Я сама разберусь.

— Хорошо, — я кивнул. — Но если что — я рядом.

Мы легли спать рано. Алиса уснула быстро — сказались нервы, стресс из-за увольнения. А я ворочался, не мог сомкнуть глаз. Всё думал о том, что она сказала. О шрамах, о школе, о том, как людям важна внешность.

Хотел убедить себя, что я не такой. Что для меня главное — это душа человека, его характер. Но правда ли это?

Я вспомнил, как мы познакомились. Что первое привлекло меня в Алисе? Её внешность. Её красивое лицо, фигура. Я бы не стал знакомиться с ней, если бы она сразу была без макияжа? Не знаю. Это неприятный вопрос.

Заснул я только под утро. Проснулся от ощущения, что в кровати пусто. Алисы не было.

Поднялся, вышел из спальни. В квартире тихо, только из ванной пробивается полоска света.

Подошёл, прислушался. Тишина. Потом — тихий всхлип.

— Алиса? — я постучал. — Ты в порядке?

— Да, — ответила она глухо. — Иди спать.

Но я не пошёл. Что-то подсказывало — сейчас важный момент.

— Можно войти?

Долго не было ответа. Потом щёлкнул замок. Я осторожно открыл дверь.

Алиса сидела на краю ванны перед зеркалом. Без косметики, с распущенными волосами. На щеках — дорожки от слёз.

— Эй, ты чего? — я сел рядом с ней.

— Ничего, — она вытерла щёки. — Просто... иногда накатывает.

— Из-за увольнения?

— И из-за него тоже, — она покачала головой. — Просто иногда смотрю на себя и думаю — почему я? За что? Что я сделала, чтобы заслужить это?

Я обнял её за плечи:

— Это просто генетика. Невезение. Ты не виновата.

— Знаю, — она кивнула. — Но легче от этого не становится.

Мы сидели молча. Я смотрел на её отражение в зеркале. На эти рубцы, которые она так ненавидела. И вдруг понял — они часть её. Не плохая, не хорошая. Просто часть.

— Хочешь, я тебе кое-что расскажу? — вдруг сказал я.

— М?

— Когда мне было пятнадцать, я подрался с парнем из соседнего двора. Он был старше, сильнее. Разбил мне нос. С тех пор вот, — я повернулся к ней в профиль, — видишь, кривой.

Она улыбнулась:

— Да нет, почти незаметно.

— Вот и я про твои рубцы могу сказать то же самое.

— Врёшь.

— Нет, — я пожал плечами. — Когда смотришь на человека каждый день, перестаёшь замечать такие вещи. Просто видишь его целиком.

Алиса вздохнула:

— Я просто хочу быть нормальной. Не объектом жалости. Не той, кому приходится всё время что-то скрывать.

— Я не жалею тебя, — я заглянул ей в глаза. — Честно.

— А что тогда?

— Просто хочу, чтобы ты была счастливой.

Она смотрела на меня долго, пристально:

— А я хочу, чтобы ты просто принял меня такой. Без предложений. Без условий. Без «решений проблемы». Я не проблема, Артём. Я — это я.

Её слова ударили меня под дых. Я вдруг понял, что всё это время вёл себя как идиот. Пытался что-то исправить, что-то улучшить... а ей просто нужно было принятие. Не жалость, не помощь, а обычное человеческое «я с тобой, что бы ни случилось».

— Прости, — я крепко обнял её. — Я тупой.

— Не тупой, — она слабо улыбнулась. — Просто... мужчина.

Мы просидели в ванной до рассвета. Просто разговаривали обо всём — о её детстве, о моих драках, о дурацких школьных историях. Без масок, без недомолвок.

И вроде бы что-то изменилось между нами. Что-то важное. Но утром я понял — не всё так просто.

Я проснулся один в постели. Потянулся, вспоминая наш ночной разговор в ванной. Вроде всё выяснили, всё поняли. Так почему на душе тревожно?

Вылез из кровати, прошлёпал босиком на кухню. Поставил чайник. Восемь утра, воскресенье. Заняться нечем, можно весь день валяться и смотреть сериалы.

Алиса вышла из ванной при полном параде: макияж, причёска, джинсы, блузка. Будто на собеседование собралась.

— Ты куда это? — спросил я, протягивая ей чашку чая.

— Никуда, — она не смотрела мне в глаза. — Просто привычка.

И тут до меня дошло — она накрасилась. В восемь утра, в воскресенье, когда нам никуда не нужно идти. Просто чтобы я не видел её настоящую.

— Да ладно, — я не выдержал. — Мы же вчера вроде всё решили.

— О чём ты? — она подняла на меня глаза.

— Ну, про твоё лицо. Про принятие. Про то, что я больше не буду лезть с советами. А ты...

— А я что? — она напряглась.

— А ты не будешь прятаться за тонной косметики дома. Ну, типа, доверять мне начнёшь.

Она покачала головой:

— Я не могу вот так сразу перестроиться. Мне нужно время.

Я почувствовал, как внутри закипает раздражение:

— То есть я должен сразу перестроиться, а ты — нет?

— Ты не понимаешь, — она отвела взгляд. — Для меня это сложно.

— А для меня легко, что ли? — я повысил голос. — Думаешь, приятно, когда твоя девушка тебя боится? Когда прячется, как от чужого?

— Я не боюсь тебя, — она тоже начала заводиться. — Я боюсь твоей реакции.

— Да какой реакции, чёрт возьми? Я вчера полночи с тобой просидел, когда ты была без макияжа. И что, я как-то не так отреагировал?

— Это другое, — упрямо сказала она. — Там был особый момент. Эмоции. А в обычной жизни...

— А в обычной жизни ты будешь краситься даже в туалет? — не сдержался я.

— Знаешь что, — она резко встала, — мне надоело оправдываться. Это моё лицо. Моя жизнь. И я буду делать с ними что хочу.

— Да пожалуйста, — я тоже вскочил. — Только зачем было вчера весь этот цирк устраивать? «Прими меня такой, какая я есть». А сама даже на пять минут не можешь снять свою маску.

Алиса схватила сумку:

— Мне нужно проветриться.

— Давай, — я махнул рукой. — Беги от разговора. Как обычно.

Она хлопнула дверью, а я остался один. Злой, раздражённый и совершенно сбитый с толку.

Какого чёрта всё так сложно? Почему нельзя просто сказать то, что думаешь? Почему надо всё время ходить вокруг да около, боясь задеть чьи-то чувства?

Я сел на диван, включил телевизор. Щёлкал каналы, не вникая в содержание. Просто чтобы шумело. Чтобы не было так пусто в квартире.

Алиса вернулась через два часа. Тихо вошла, поставила сумку в угол. Села в кресло напротив меня.

— Прости, — сказала она. — Я повела себя как дура.

Я выключил телевизор:

— И ты меня. Не должен был давить.

Она кивнула:

— Просто пойми... я столько лет жила с этими рубцами. Ненавидела их. Пряталась за макияжем. Это стало частью меня. Я не могу вот так сразу... открыться.

— Понимаю, — я подался вперёд. — Но и ты пойми — мне обидно, что ты мне не доверяешь. Что боишься меня.

— Я не тебя боюсь, — она покачала головой. — Я боюсь вообще. Всех. Мира. Того, что если люди увидят моё настоящее лицо, то отвернутся.

— Я не отвернусь, — я пересел к ней, взял за руку. — Обещаю.

Она слабо улыбнулась:

— Дай мне время, ладно? Я буду... стараться. Но не дави.

— Договорились, — я кивнул.

Вечером она ушла в душ. Я лежал в кровати, листая ленту в телефоне, когда услышал, как открывается дверь ванной.

Алиса вошла в спальню — без макияжа, с влажными волосами. Быстро нырнула под одеяло.

— Не пялься, ладно? — попросила она. — Мне неловко.

— Окей, — я демонстративно уткнулся в телефон. — Вообще не смотрю.

Она фыркнула, потом рассмеялась. Я тоже. Напряжение, которое держало нас весь день, наконец отпустило.

— Слушай, — сказала она, устраиваясь рядом со мной, — я всё равно накоплю на эту операцию. Рано или поздно.

— Я знаю, — кивнул я. — И если что — я рядом.

— Без давления?

— Без давления.

Она положила голову мне на плечо, и мы лежали так, просто молча, пока она не уснула.

Прошло три месяца. У нас всё... ну, если не отлично, то неплохо. Алиса нашла новую работу — администратором в кафе. Платят меньше, но график удобный.

С её лицом мы достигли что-то вроде перемирия. Она всё ещё красится, выходя из дома. Но по вечерам и в выходные иногда бывает ненакрашенной. Я делаю вид, что не замечаю её рубцов, она делает вид, что верит, будто я не замечаю. Но уже без напряга, без этого постоянного стресса.

Иногда мы ссоримся по бытовухе — то посуду не помыл, то носки разбросал. Иногда она срывается, когда её спрашивают, почему она так сильно красится. Иногда я психую, когда она тратит по часу в ванной перед выходом.

Мы не идеальная пара. Чёрт, да мы даже не знаем, что будет с нами через год. Но мы стараемся.

Недавно я предложил ей свою помощь с деньгами на операцию. Не из жалости, а просто потому, что хочу, чтобы она перестала заморачиваться.

— Только не всю сумму, — сразу предупредила она. — Половину я накоплю сама.

— Договорились, — я пожал руками. — Главное, чтобы ты больше не парилась из-за этого.

— Знаешь, — она улыбнулась, — я уже и так меньше парюсь. Рядом с тобой как-то... спокойнее.

И это, пожалуй, лучший комплимент, который я когда-либо получал.

Я всё ещё не понимаю до конца всех этих женских заморочек с внешностью. Она всё ещё срывается, если я скажу что-то не то про её лицо. Но мы учимся. Шаг за шагом, день за днём.

И я вроде как понял одну простую вещь: иногда людям не нужно, чтобы их спасали. Им просто надо, чтобы рядом был кто-то, кто их не осуждает.

Хорошо, что молодой человек не глупый, да и добрый, а то могло бы все закончиться совсем по другому...