Дни сливаются в один нескончаемый забег с препятствиями. Проснуться от плача в пять утра. Покормить. Переодеть. Приготовить завтрак Костику. Собрать его в садик. Отвести. Вернуться. Убраться. Постирать. Погладить. Сварить обед. Забрать Костика. Покормить. Поиграть. Уложить младшего. Не выспаться. И так каждый день, без перерывов, без выходных, без права на ошибку.

До декрета я работала бухгалтером. Планировала пойти на повышение, уже почти договорилась с начальством. А потом узнала, что беременна вторым. Илья был рад. Я тоже, наверное. Но теперь, в этом бесконечном колесе бытовых обязанностей, я иногда ловлю себя на мысли: а была ли это моя мечта — двое детей, кастрюли и вечная усталость?

Младший наконец отпускает грудь и задрёмывает. Осторожно перекладываю его в кроватку, стоящую в углу кухни. Не дышу несколько секунд, боясь, что проснётся. Не просыпается. Маленькая победа.

Быстро домешиваю суп. Накрываю на стол. Смотрю на часы — без пятнадцати семь. Илья придёт в семь. Успеваю застегнуть домашнее платье, убрать растрёпанные волосы в хвост, даже протереть стол от Костиных художеств.

Звук ключа в замке. Вздрагиваю. Хотя чего бояться? Просто муж пришёл домой.

— Привет, — Илья проходит на кухню, на ходу ослабляя галстук. — Что на ужин?

— Суп с фрикадельками, — улыбаюсь. — И пюре с котлетами.

Он кивает, садится за стол. Я наливаю ему суп, подаю хлеб. Зову Костика.

— Па-а-апа! — сын вбегает на кухню, с разбегу запрыгивает Илье на колени.

— Тише ты, медведь, — недовольно морщится муж, отодвигая ребёнка. — Дай поесть спокойно.

Костик обиженно сопит, но послушно садится на своё место. Я глажу его по голове, подмигиваю — мол, потом поиграете. Хотя знаю, что «потом» не наступит. Илья поест и уйдёт в комнату — смотреть телевизор или залипать в телефоне.

Данилка просыпается и начинает хныкать. Я вздыхаю, откладываю вилку.

— Илья, может, подержишь его немного? Я хоть поем нормально.

Муж поднимает на меня взгляд, будто я сказала какую-то несусветную глупость.

— Я только с работы. Целый день вкалывал, между прочим. Хочу спокойно поужинать.

— А я целый день отдыхала, да? — вырывается у меня.

— Ну, ты же дома сидишь, — пожимает плечами он. — Что тебе, трудно ребёнка подержать?

И столько в этой фразе непонимания, столько пренебрежения к тому, чем я живу последние месяцы, что внутри что-то обрывается. Но я молчу. Беру маленькогона руки, качаю. Он успокаивается. А я стою, глядя в окно, и думаю: «Когда всё стало так? Когда мы превратились в людей, которые не слышат друг друга?»

Илья доедает, отодвигает тарелку.

— Костлявые котлеты сегодня. И пюре пересолено.

Встаёт, идёт в комнату. Слышно, как включается телевизор. Костик ёрзает на стуле.

— Мам, можно я тоже пойду мультики смотреть?

— Конечно, солнышко.

Он убегает, а я остаюсь на кухне. С Данилкой на руках, с недоеденным ужином, с горой посуды в раковине. И впереди — ещё куча дел до ночи.

«Ты же дома сидишь». Эта фраза крутится в голове, как заевшая пластинка. Дома сижу. Да. На диване, с журналом и конфетами. У меня же декрет — сплошной отпуск.

— Мама, можно мне мультик? — Костик выглядывает из комнаты через полчаса. — Папа футбол смотрит.

— Иди на кухню, я тебе на планшете включу, — говорю я, перекладывая малыша в кроватку.

Уже девять вечера, а я только начала мыть посуду. Впереди ещё глажка, стирка, уборка... А в шесть утра всё сначала.

Каждый вечер я стою перед выбором. Что важнее — успеть перегладить рубашки Ильи или почитать сказку Костику? Разобрать завалы в ванной или поиграть с ребёнком в машинки? А если успею погладить и поиграть — надо бы ещё и с мужем поговорить. Только он обычно отмахивается: «Устал, потом».

И это «потом» не наступает никогда.

— Опять все рубашки не поглажены? — спрашивает Илья утром, перебирая свой гардероб. — Аня, ты вообще делаешь что-нибудь по дому?

Я молча смотрю на него. Что ответить человеку, который не видит очевидного? Не замечает вымытых полов, чистых окон, выглаженных брюк, приготовленных обедов? Я могу убиваться целый день, а он заметит только то, что я не успела.

— Прости, я вчера с Костиком занималась, — говорю в итоге. — Сегодня поглажу.

Илья недовольно качает головой, выбирает мятую рубашку, уходит в ванную. А я стою, смотрю ему вслед и пытаюсь вспомнить, когда в последний раз слышала от него «спасибо». Или хотя бы «как ты, Ань?».

Не вспоминается.

— Аня, ты совсем себя запустила, — говорит моя мама, заехавшая помочь с детьми. — Бледная, круги под глазами. Илья-то помогает?

— Помогает, — вру я, не глядя ей в глаза. — Просто младший плохо спит ночами.

Мама качает головой, но не спорит. Я благодарна ей за помощь, но не хочу жаловаться. Почему-то кажется, что признаться в семейных проблемах — значит, расписаться в собственном поражении. Будто это я виновата, что муж не хочет быть отцом своим детям.

— Ты это... звони, если что, — мама неловко обнимает меня на прощание. — Я приеду. И папа приедет.

— Конечно, — улыбаюсь я. — Обязательно.

Но не звоню. Продолжаю тянуть всё сама. Водить Костика в садик, качать по ночам младшего, стирать, готовить, убирать. А потом выслушивать от Ильи, что дома бардак.

— В игрушках невозможно пройти, — возмущается он в очередной вечер. — У тебя же весь день свободный, неужели нельзя убрать нормально?

В этот раз я не молчу.

— Свободный? — переспрашиваю, и голос дрожит. — Илья, ты вообще представляешь, как я провожу день?

— Ну, гуляешь с детьми, готовишь... — он пожимает плечами. — Что такого?

— А ещё стираю, глажу, убираю, вытираю сопли, меняю подгузники, кормлю, укладываю, успокаиваю, читаю, рисую, — перечисляю я. — И так каждый день, без выходных, без перерывов на обед и без отпусков.

— Ой, только не начинай, — морщится он. — Подумаешь, домашние дела. У меня, между прочим, на работе тоже стресс. План по продажам, планёрки, отчёты.

— Я не говорю, что тебе легко, — вздыхаю я. — Просто мне нужна помощь. Я не справляюсь одна.

Он хмурится, смотрит на часы:

— Хорошо-хорошо. Что конкретно тебе нужно?

— Сейчас? — я теряюсь от неожиданного вопроса. — Ну, например, уложить Костика. Почитать ему сказку, пока я занимаюсь с младшим.

— Только не сегодня, — он качает головой. — У меня футбол важный. Завтра, ладно?

И уходит в комнату, включает телевизор погромче. А я стою на пороге, глотая обиду, и понимаю, что «завтра» не наступит. Как и «потом».

На следующий день я пробую ещё раз.

— Илья, можешь сегодня забрать Костика из садика? Мне нужно с младшим к врачу.

— Не могу, у меня встреча с клиентом, — отрезает он. — Попроси маму.

— Она на даче.

— Ну, такси вызови, что ли, — он раздражённо дёргает плечом. — Я не могу сорваться с работы по первому твоему слову. У меня, знаешь ли, тоже обязанности есть.

И снова я остаюсь одна со своими проблемами. Кручусь как белка в колесе, пытаясь успеть всё и везде. И с каждым днём чувствую, как внутри растёт глухое раздражение.

— Как дела, подруга? — Марина, моя бывшая коллега, заезжает к нам на выходных. — Ого, какой у тебя малыш вырос! А где Костик?

— С Ильёй гуляет, — отвечаю я.

Почему-то при ней не хочется жаловаться. Марина всегда была сильной, независимой. Когда её муж ушёл, она осталась с дочкой одна и справилась. Работает, успевает водить ребёнка на танцы, поддерживает квартиру в идеальном порядке. А я со всей поддержкой мужа еле держусь на плаву.

— Знаешь, когда ты вернёшься на работу? — спрашивает она, глядя, как я укачиваю Данилку. — Помнишь, тебя же на повышение хотели?

— Через полгода, наверное, — вздыхаю я. — Если примут обратно.

— Примут, куда денутся. Ты же отличный специалист.

Мне хочется верить ей, но внутренний голос шепчет: «Какой из тебя специалист? Ты и с домом-то не справляешься».

— Вернусь, конечно, — говорю я, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. — Не могу же я вечно сидеть в декрете.

Марина уходит, а я стою у окна, жду возвращения Ильи с Костиком и думаю — а справлюсь ли? Работа, дом, дети... Если сейчас, когда я занимаюсь только домом, у меня ничего не получается, что будет, когда добавится работа?

Но главное — не в этом. Главное — в том, что я всё время одна. Даже когда Илья рядом — я всё равно одна. Со своими проблемами, заботами, усталостью.

Я пробовала говорить. Пробовала просить. Пробовала даже требовать. Он кивал, обещал, а потом всё возвращалось на круги своя.

— Аня, где мои чистые футболки? — кричит Илья, вернувшись с прогулки. — Опять разбросала всё?

И что-то внутри меня щёлкает. Обрывается последняя ниточка терпения. Я молча смотрю на него, на раскрасневшегося с мороза Костика, на спящего в кроватке младенца. И вдруг, с пугающей ясностью понимаю — так дальше жить нельзя.

Этой ночью Данилка просыпается каждый час. То пить хочет, то мокрый, то просто поплакать решил. Встаю, качаю, кормлю, меняю. Снова укладываю. И так по кругу.

Илья спит. Даже не просыпается от детского плача. Или делает вид, что не просыпается. Иногда кажется, что у него какой-то особый дар — не слышать то, что не хочешь слышать.

К утру я как выжатый лимон. Глаза слипаются, руки трясутся. А впереди — обычный день, полный обычных забот.

— Мам, помоги мне найти зелёный карандаш, — Костик тормошит меня, когда я пытаюсь урвать пять минут сна, пока Данилка угомонился. — Мне в садик нужно.

Встаю. Ищу карандаш. Собираю сына в садик. Готовлю завтрак. Бужу Илью.

— Я опаздываю, — бросает он, на ходу проглотив кофе. — Что на обед будет?

— Не знаю ещё, — отвечаю устало. — Схожу в магазин, что-нибудь придумаю.

— У нас суп недоеденный стоит уже третий день, — он брезгливо морщится. — Ты хоть проверяешь, что в холодильнике?

Не отвечаю. Нет сил спорить, доказывать, что я, вообще-то, только вчера перебрала весь холодильник и выкинула всё просроченное. Включая тот самый суп.

— Пока, — Илья целует меня в щёку и уходит.

Этот поцелуй — как дежурный штамп в документе. Бессмысленный, но вроде так положено.

Отвожу Костика в садик. Он всю дорогу спрашивает, куда делся зелёный карандаш и почему мы не можем пойти в зоопарк. Я отвечаю что-то невнятное, думая о том, сколько дел меня ждёт дома.

Это лишь начало истории. Продолжение читайте сегодня в 18:15