Деревня стоит на краю болот , смешанных лесов и душистого разнотравья.

У нас было достаточно теплое лето, но очень холодная зима. Морозы стояли иногда на уровне -40°, тогда из труб тянулись дымы до самого неба почти круглые сутки. В сильные морозы мы не учились, но частенько сбегали от родителей на горку, и уже через короткое время одежда становилась колом, а варежки и пимы забиты снегом… Мы с трудом приходили домой, забирались на жаркую русскую печь, куда мама забрасывала нашу промокшую одежонку.
Деревню окружали густые леса много болот с удивительными названиями: Моховое, Савельевское, Бобковское, Светлое. В конце лета и в начале осени на болотах собирали ягоды: голубику, клюкву, бруснику. Мой дед мог уйти по болту -далеко, шёл, ощупывая зыбкую почву длинной толстой палкой. Его фигура удалялась к горизонту, как будто растворялась в сизом мареве. Бабушка не любила с ним ходить. Давняя обида даже к тому привела, что она не всегда называла деда по имени. Однажды они вместе собирали клюкву почти у самой кромки болота, и дед присел за карагайник и затих. Встревоженная бабушка стала кричать: «Эй, эй, ты где»? Дед молчал. И на испуганно закричала: «Пятрок, ты где»?. На что дед быстро отозвался и вышел из своего укрытия. Правда, больше бабуля больше с ним ни в болото, ни в лес больше не ходила.
Меня болото просто завораживало: бесконечное светлое пространство, изредка поросшее низкими кустиками. Под ногами зыбкий мягкий мох, идёшь и собираешь на кочках сочную клюкву, которой много не съешь, быстро набивает оскомину. На Светлом болоте иногда люди просто теряли ориентировку, особенно в пасмурную погоду.
Был случай, когда пожилой мужик закружился, отстал от всех и несколько дней шёл через болото совсем в другую сторону и пришёл в деревню на другой кромке болота за 30 километров. Его искали несколько дней, пока бригадир из дальней деревни не позвонил в колхозную контору нашей деревни и не доложил, что бродяга нашёлся… Тут же снарядили колхозный газик , и к вечеру он гордый шёл по улице к своему дому. - А клюкву я не кинул, - сказал гордо он, протягивая увесистый мешок жене. В конце августа ездили за Пустоваловку, где рос кедрач…. Какая там была красота, какие удивительные запахи кружили голову. Мужчины со всей силы стучали колотушками по стволам стройных кедров, и шишки падали на землю, только собирай. Поздно вечером выходили на опушку, разводили костёр, ужинали и чистили шишки, ссыпая кедровые орехи в мешки. Потом долго шли к машине, чтобы уехать домой. Запасались на зиму и грибами, которых было множество и за большим мостом, и за фермой. Грузди солили в бочонках, опята и белые грибы сушили в печках.
Речка Майзасс брала начало далеко в болотах, потому вода в ней была рыжего цвета. Летом она здорово пересыхала, мы купались в омутах, а весной разливалась так, что топила огороды, перехлёстывала через дорогу на Еланку. Когда ещё крестьяне сеяли в огородах коноплю, то делали плоты из снопов, топили их в Старице для вымокания, а в начале зимы вырубали изо льда, сушили в овинах и банях, мяли на мялках. Длинное волокно пряли, а зимой ткали холсты. Я помню. Что кросна у нас в доме стояли по целой зиме. На мартовском снегу женщины расстилали длинные холсты для отбеливания, а когда заносили в избу, то от них пахло снегом и приближающейся весной.
Воду брали из колодцев - журавлей, на почепе висела бадья, её опускали до воды и вытаскивали обратно. Воду носили на коромыслах… Вода у нас была замечательная, просто хрустальная, от которой ломило зубы.
Огороды в деревне были большие у всех, садили много картошки, потому что держали много скота. Выращивали свёклу, морковь, огурцы, капусту. Капуста была настоящей королевой огорода. Кочаны вырастали крепкие, ладные, срубали их после первого заморозка. А потом была весёлая пора, рубили капусту. Как правило, приходили родственницы, рубили сечками, ножами, трамбовали в больших кадушках со свёклой и морковью. Как здорово женщины пели, шутили, давали нам сердцевинки от кочанов, хряпки. Хранилась капуста в погребах, иногда в бочку и огурцы закладывали, потом у них был незабываемый вкус.
Дома в деревне – добротные срубы - пятистенники, правда, позднее стали строить крестовые дома. Но у нас был небольшой дом из двух комнат, где жили дед, бабушка, мама, отец и мы - четверо детей. Топили дровами две печки, зимой - почти круглые сутки. Запасались дровами с весны. Ездили на телеге километра за три от деревни, валили берёзы двуручной пилой, срубали и складывали в кучи сучки и пилили дерево на чурки. Потом отец их колол , а мы складывали в кладушки. Перевозили дрова на санях, запрягая лошадь по кличке Галка… Подвозили и длинные деревья - сырник, чтобы хватило на всю долгую зиму. Потом дед пилил эти брёвна, водрузив на приспособление под названием сталюга, пилил двуручной пилой один, пока братья не подросли.
Были у нас кошка, правда, без имени, просто кошка, и собака Шарик. Почему-то сколько помню, всех собак звали у нас Шариками. Зимой мы запрягали их в самодельные санки и по очереди ездили вдоль деревни. А потом нам дед сделал две пары лыж, привязывали их к пимам и ездили по огороду.
Время безжалостно уносило близких людей, вот сначала умерла бабушка, потом дед. А потом и мы выросли и покинули родной дом, у каждого своя дорога. И нет уже на этой земле моих дорогих родителей, нет многих земляков, которые жили в моей деревне, ходили по деревенских улицам. Жаль, но ничего вернуть нельзя, да и не нужно… Ах, детство- детство, мир добрых воспоминаний…