В деревне каждая семья имела домашних животных: кормилицу корову, телят, овец, свиней, и конечно, кошек и собак.

Сколько себя помню, домашние животные были у нас всегда. Все животные имели клички, т.е. были полноправными жителями нашего двора. Коров было две - Марта и Малинка. Мама вставала ранним утром, доила их и летом отправляла на пастбище. Пастух громко щёлкал бичом, хозяйки открывали ворота, и коровы важно вливались в общее стадо. Родители на покосе задерживались допоздна, и мы сами встречали коров, провожали в летний хлев. Я доила Малинку, а брат, обрядившись в мамин фартук и платок, вполне умело справлялся с Мартой. Потом мы относили почти полное ведро молока на молоканку, приносили обрат, поили им телят, а остальное в кринках опускали в погреб на ледник. Старались собрать побольше сметаны, чтобы потом сбить масло. Маслобойка была простенькая: высокий деревянный бочонок с мутовкой внутри, и мы по очереди должны были им работать, чтобы получился кусок масла. Летом топлёное масло хранили в небольших корчагах в погребе, заправляли им каши, блины.
Взрослых свиней звали Машками, а боровков Борьками. Летом их загоняли в Дукин переулок, но через некоторое время все свиньи бродили по улицам и спали под заборами в холодке. Зимой, конечно, хозяйство уменьшали, свиней резали на мясо, опаливали на огне в огороде, подбрасывая сухую солому и соскабливая нагар большим ножом. Сало солили в бочки и оставляли в амбаре на морозе, мясо рубили и размещали в кадушках. Из ног, головы делали замечательный холодец, который называли стюдень. Ливер шёл на начинку для пирогов. Короче, всё было в деле. Бабушка наша строго соблюдала посты, пыталась всю семью к этому приобщить, но это ей плохо удавалось. Сало старались сберечь к летнему сенокосу, опустив бочонок в погреб. Овец держали ради шерсти, чтобы потом вязать носки. варежки, катать пимы. Мясо овец тоже шло в пищу. Конечно, во дворе всегда было десятка два кур и весёлый петух. У нас был злой задира, гонял не только своих подружек, но и кошек, и младших братьев. В загоне висели ящики - гнёзда, где мы каждый день собирали по несколько яиц и докладывали маме, кто и сколько. Яйца хранили в больших корзинах в амбаре, варили их работникам на покос и жарили яичницу, которую называли верещага. Несколько позже мама где-то взяла гусака и гусыню. Они благополучно перезимовали, а весной гусыня нанесла яиц и высиживала их в избе под бабушкиной кроватью. А когда выводились гусята, то для нас это было настоящее наказание, нужно было их стеречь на старице, чтобы коршун не унёс или не порвали чужие собаки. К осени гусята превращались в больших гусей и по первому снежку их прибирали.
А ещё какое-то время, когда отец работал бригадиром, была и лошадь Галка, чёрная с белыми передними ногами от копыт. Жила она, конечно, на конном дворе, но когда отец приезжал с работы, мы с братьями вели Галку на речку, я верхом без седла, а братья бежали рядом. На мелководье поливали её водой, а потом барахтались рядом, держа за повод. Домой возвращались пешком, Галка шла расслабленно, будто отдыхала от трудного дня. А мы привязывали её на травку в конце огорода, подкормиться, а потом отец отводил её на конный двор.
Сколько помню, в хозяйстве всегда жили собаки, и почему-то им всем давали кличку Шарик. Одного Шарика хорошо помню, чёрный, крупный, удивительно добрый. Собаку на цепи не держали, к людям он относился вполне доброжелательно, оповещал, если кто-то чужой заходил во двор, никогда не брал угощение из рук посторонних. По утрам пёс провожал родителей на покос, но только до ворот поскотины - и быстро бежал домой. А днём, когда мы с дедом уходили в лес за шишками хмеля или за ягодами, всегда бежал по тропинке впереди, оглядываясь, не отстали ли мы. В лесу не лаял, не распугивал птиц, как будто давал нам возможность порадоваться природе. Зимой мы – дети - запрягали его в маленькие деревянные санки, и Шарик весело катал нас по очереди до магазина и обратно. И тогда соседские дети с хохотом бежали следом за повозкой. Шарик прожил долгую жизнь, и умер в огороде поздней осенью, когда уже деда не было. И тогда отец принёс рыжего щенка, которого тоже назвали Шариком. Он жил у нас до самого моего отъезда в город. Потом были и другие собаки, преданные и верные. Сколько себя помню, в доме жила кошка бусого цвета, имени у неё не было, кошка и кошка. Она ходила за нами следом по двору, сидела на крыльце, щурясь от солнца, гоняла птичек, которые садились на прясло. Ей наливали молоко в углубление на полу у печки, и я смотрела, как ей так удаётся язычком лакать, даже сама пыталась. Смешно. Каждый год у неё были котята, но отец их не оставлял, а кошка потом скучала, бродила по углам, искала. Она тоже жила долго, под конец уже совсем слабенькая и полуслепая лежала у печки и всё время спала. И потом в доме всегда были коты и кошки: Барсик, Машка, Пилот… С ними было как-то уютно и спокойно.
Однажды весной родители принесли из леса непонятного зверька, мокрого, замёрзшего. Они заготавливали дрова, и нашли скулящего зверька под старым пнём. Дома мы его отмыли, завернули в тёплую старую шаль, напоили молоком, кстати, он даже сам и есть не умел. Через несколько дней он уже смело двигался по комнате, обнюхивал предметы и нас, и вполне себе освоился. Приходили соседские мужики, пытаясь определить, что это за чудо: серая шёрстка, большая голова, любопытные глаза, шустрый нос. Сошлись во мнении, что это лисёнок, и я назвала его Жан. Летом мы построили во дворе небольшую конуру, ухаживали за лисёнком, давали мяса, молока, он охотно брал всё с рук. Ближе к осени Жан превратился в рыжего красавчика, который ни в какую не хотел сидеть в неволе. И однажды вырыл ход сбоку клетки и сбежал. Искали мы его дня два, а потом он пришёл, отощавший и какой-то виноватый. Всё закончилось весьма грустно: лисёнок выскочил из клетки, когда ему давали еду, и сбежал. А к вечеру сосед принёс двух задушенных куриц, инстинкт хищника победил. Мама отдала соседу своих, а Жанчика…. Короче, злой мужик его убрал, а мы рыдали несколько дней, всё же была мечта отвезти лисёнка в зоопарк. Действительно, когда животные были рядом, жизнь была как-то разнообразнее. Мы учились с ними общаться, знали, для чего они живут в нашем дворе. Так устроено самой природой.