Вот ноты звонкие органа то порознь вступают, то вдвоем, и шелковые петельки аркана на горле стягиваются моем. И музыка передо мной танцует гибко, и оживает все до самых мелочей: пылинки виноватая улыбка так красит глубину ее очей! Ночной комар, как офицер гусарский, тонок, и женщина какая-то стоит, прижав к груди стихов каких-то томик, и на колени падает старик, и каждый жест велик, как расстоянье, и веточка умершая жива, жива… И стыдно мне за мелкие мои старанья и за непоправимые слова. …Вот сила музыки. Едва ли поспоришь с ней бездумно и легко, как будто трубы медные зазвали куда-то горячо и далеко… И музыки стремительное тело плывет, кричит неведомо кому: «Куда вы все?! Да разве в этом дело?!» А в чем оно? Зачем оно? К чему?! …Вот чёрт, как ничего еще не надоело!
Вальс Шопена Под сенью звёзд, под вальс Шопена,В прозрачном мире тишины,Взлететь с мелодией за стены,Коснувшись неба и луны. Ловить комету жадным взглядомИ слушать дальние миры,И ощутить бескрайность рядом,Под звук божественной игры…
«Ах, он талант! Ах, он талант!» –Кричали, хлопая в ладоши.И усмехался Музыкант,Когда к ногам летели гроши.В то время, как весь мир бурлилИ накалялся до предела,К себе в каморку уходил,И скрипка плакала и пела.
Мелодии: та хороша,А эта – прелестна…Наверно, музыка – душа,Чем нам и интересна!Её дыхание – в крови,Чтоб грудь не задыхалась!Её страдания – в любви,А мысль – в молчанье пауз.И я завидовал не разБегущим быстрым пальцам,Когда они с тобою насОдаривали вальсом…Когда б я мог, когда б я мог!Та чаща – не испита.И сердце съёжилось в комок,Всё музыкой облито.
Вот музыка та, под которую Мне хочется плакать и петь. Возьмите себе оратории, И дробь барабанов, и медь. Возьмите себе их в союзники Легко, до скончания дней… Меня же оставьте с той музыкой: Мы будем беседовать с ней.
Я никогда не понимал,Искусства музыки священной,А ныне слух мой различалВ ней чей-то голос сокровенный.Я полюбил в ней ту мечтуИ те души моей волненья,Что всю былую красотуВолной приносят из забвенья.Под звуки прошлое встаетИ близким кажется и ясным:То для меня мечта поет,То веет таинством прекрасным.
Я в музыку порой иду, как в океан, Пленительный, опасный— Чтоб устремить ладью сквозь морок и туман К звезде своей неясной. И парус и меня толкает ветер в грудь… Я в темноте ненастной Через горбы валов прокладываю путь, Влекомый силой властной. Я чувствую себя ристалищем страстей Громады корабельной, Смешением стихий, просторов и снастей, Могучей колыбельной… Но никнут паруса, и в зеркале воды— Ты, лик моей беды. Шарль Бодлер
Послушайте симфонию весны. Войдите в сад, Когда он расцветает, Где яблони, Одетые цветами, В задумчивость свою погружены.
Прислушайтесь… Вот начинают скрипки На мягких удивительных тонах. О, как они загадочны и зыбки, Те звуки, Что рождаются в цветах! А скрипачи… Вон сколько их! Взгляните… Они смычками зачертили сад. Мелодии, как золотые нити, Над крыльями пчелиными дрожат.
Здесь все поет… И ветви, словно флейты, Неистово пронзают синеву…
Вы над моей фантазией не смейтесь. Хотите, я вам «ля мажор» сорву? "Андрей Дементьев"
Есть в музыке такая неземная, Как-бы не здесь рожденная печаль, Которую ни скрипка, ни рояль До основанья вычерпать не могут. И арфы сладкозвучная струна Или органа трепетные трубы Для той печали слишком, что ли, грубы Для той безмерной скорби неземной. Но вот они сошлись, соединясь В могучее сообщество оркестра, И палочка всесильного маэстро, Как перст судьбы, указывает ввысь. Туда, туда, где звездные миры, И нету им числа и нет предела. О, этот дирижер — он знает дело. Он их в такие выси вознесет! Туда, туда, все выше, все быстрей, Где звездная неистовствует фуга… Метет метель. Неистовствует вьюга. Они уже дрожат. Как их трясет! Как в шторм девятибальная волна, В беспамятстве их кружит и мотает, И капельки всего лишь не хватает, Чтоб сердце, наконец, разорвалось. Но что-то остается там на дне, И плещется в таинственном сосуде, Остаток, тот осадок самой сути, Ее безмерной скорби неземной. И вот тогда, с подоблачных высот, Той капельки владетель и хранитель, Нисходит инопланетянин Моца...ЕщёЕсть в музыке такая неземная, Как-бы не здесь рожденная печаль, Которую ни скрипка, ни рояль До основанья вычерпать не могут. И арфы сладкозвучная струна Или органа трепетные трубы Для той печали слишком, что ли, грубы Для той безмерной скорби неземной. Но вот они сошлись, соединясь В могучее сообщество оркестра, И палочка всесильного маэстро, Как перст судьбы, указывает ввысь. Туда, туда, где звездные миры, И нету им числа и нет предела. О, этот дирижер — он знает дело. Он их в такие выси вознесет! Туда, туда, все выше, все быстрей, Где звездная неистовствует фуга… Метет метель. Неистовствует вьюга. Они уже дрожат. Как их трясет! Как в шторм девятибальная волна, В беспамятстве их кружит и мотает, И капельки всего лишь не хватает, Чтоб сердце, наконец, разорвалось. Но что-то остается там на дне, И плещется в таинственном сосуде, Остаток, тот осадок самой сути, Ее безмерной скорби неземной. И вот тогда, с подоблачных высот, Той капельки владетель и хранитель, Нисходит инопланетянин Моцарт И нам бокал с улыбкой подает: И можно до последнего глотка Испить ее, всю горечь той печали, Чтоб чуя уже холод за плечами, Вдруг удивиться — как она сладка! "Юрий Левитанский"
(Под впечатлением музыки Скрябина) Сперва играли лунным светом феи. Мужской диез и женское — бемоль — Изображали поцелуй и боль. Журчали справа малые затеи.
Прорвались слева звуки-чародеи. Запела Воля вскликом слитных воль. И светлый Эльф, созвучностей король, Ваял из звуков тонкие камеи.
Завихрил лики в токе звуковом. Они светились золотом и сталью, Сменяли радость крайнею печалью.
И шли толпы. И был певучим гром. И человеку бог был двойником. Так Скрябина я видел за роялью. "К. Бальмонт"
Музыкант играл на скрипке — я в глаза ему глядел. Я не то чтоб любопытствовал — я по небу летел. Я не то чтобы от скуки — я надеялся понять, Как умеют эти руки эти звуки извлекать Из какой-то деревяшки, из каких-то грубых жил, Из какой-то там фантазии, которой он служил? Да еще ведь надо пальцы знать, к чему прижать когда, Чтоб во тьме не затерялась гордых звуков череда. Да еще ведь надо в душу к нам проникнуть и зажечь… А чего с ней церемониться? Чего ее беречь?..
Счастлив дом, где звуки скрипки наставляют нас на путь И вселяют в нас надежды… Остальное как-нибудь. Счастлив инструмент, прижатый к угловатому плечу, По чьему благословенью я по небу лечу. Счастлив он, чей путь недолог, пальцы злы, смычок остер, Музыкант, соорудивший из души моей костер. А душа, уж это точно, ежели обожжена, Справедливей, милосерднее и праведней она. "Булат Окуджава"
Обнажённой музыкой задождила осень, Небо – бело-синее, тёмных клавиш просинь. Солнца лик – под шляпою, за вуалью тучи. Обнажённой девою, с голосом певучим, Осень разыгралась, нотами дождинки. До чего же странная – инеем слезинки. Талия – как скрипка, у осенней девы… Хоть и музыкальна, но грустны напевы. …Обнажённой музыкой задождила осень. "Натали Самоний"
Комментарии 17
то порознь вступают, то вдвоем,
и шелковые петельки аркана
на горле стягиваются моем.
И музыка передо мной танцует гибко,
и оживает все до самых мелочей:
пылинки виноватая улыбка
так красит глубину ее очей!
Ночной комар, как офицер гусарский, тонок,
и женщина какая-то стоит,
прижав к груди стихов каких-то томик,
и на колени падает старик,
и каждый жест велик, как расстоянье,
и веточка умершая жива, жива…
И стыдно мне за мелкие мои старанья
и за непоправимые слова.
…Вот сила музыки. Едва ли
поспоришь с ней бездумно и легко,
как будто трубы медные зазвали
куда-то горячо и далеко…
И музыки стремительное тело
плывет, кричит неведомо кому:
«Куда вы все?! Да разве в этом дело?!»
А в чем оно? Зачем оно? К чему?!
…Вот чёрт, как ничего еще не надоело!
Под сенью звёзд, под вальс Шопена,В прозрачном мире тишины,Взлететь с мелодией за стены,Коснувшись неба и луны.
Ловить комету жадным взглядомИ слушать дальние миры,И ощутить бескрайность рядом,Под звук божественной игры…
Пусть в октаве только лишь семь нот…
Я мелодию сыграю … И душа поёт…
Это вдохновение и полет….
Клавиш бережно касаясь, прозвучит аккорд…
Все как будто сразу оживет…
Песня облаком взлетает и летит вперед…
И до звезд на крыльях нас несет…
Мне хочется плакать и петь.
Возьмите себе оратории,
И дробь барабанов, и медь.
Возьмите себе их в союзники
Легко, до скончания дней…
Меня же оставьте с той музыкой:
Мы будем беседовать с ней.
"Аристотель"
Узнал я звуковой узор,
Живущий в пении органа,
Где дышат трубы и меха,
И в скрипке старого цыгана,
И в нежной дудке пастуха.
Он и в печали дорог людям,
И жизнь, которая течёт
Так суетливо в царстве буден,
В нём обретает лад и счёт.
"С. Маршак"
Пленительный, опасный—
Чтоб устремить ладью сквозь морок и туман
К звезде своей неясной.
И парус и меня толкает ветер в грудь…
Я в темноте ненастной
Через горбы валов прокладываю путь,
Влекомый силой властной.
Я чувствую себя ристалищем страстей
Громады корабельной,
Смешением стихий, просторов и снастей,
Могучей колыбельной…
Но никнут паруса, и в зеркале воды—
Ты, лик моей беды.
Шарль Бодлер
В руках нести её нетрудно.
Рембрандт писал свои полотна,
А Моцарт изваял на струнах.
Божественная власть органа,
Пленительная нежность арфы.
Еретики сожгли Джордано,
Но музыка — превыше мафий.
Фиорды Грига пахнут хвоей,
От них в душе моей светает.
Ах, музыка! Она не ходит,
Не ползает — она летает!
"Виктор Боков"
Войдите в сад,
Когда он расцветает,
Где яблони,
Одетые цветами,
В задумчивость свою погружены.
Прислушайтесь…
Вот начинают скрипки
На мягких удивительных тонах.
О, как они загадочны и зыбки,
Те звуки,
Что рождаются в цветах!
А скрипачи…
Вон сколько их!
Взгляните…
Они смычками зачертили сад.
Мелодии, как золотые нити,
Над крыльями пчелиными дрожат.
Здесь все поет…
И ветви, словно флейты,
Неистово пронзают синеву…
Вы над моей фантазией не смейтесь.
Хотите, я вам «ля мажор» сорву?
"Андрей Дементьев"
Как-бы не здесь рожденная печаль,
Которую ни скрипка, ни рояль
До основанья вычерпать не могут.
И арфы сладкозвучная струна
Или органа трепетные трубы
Для той печали слишком, что ли, грубы
Для той безмерной скорби неземной.
Но вот они сошлись, соединясь
В могучее сообщество оркестра,
И палочка всесильного маэстро,
Как перст судьбы, указывает ввысь.
Туда, туда, где звездные миры,
И нету им числа и нет предела.
О, этот дирижер — он знает дело.
Он их в такие выси вознесет!
Туда, туда, все выше, все быстрей,
Где звездная неистовствует фуга…
Метет метель. Неистовствует вьюга.
Они уже дрожат. Как их трясет!
Как в шторм девятибальная волна,
В беспамятстве их кружит и мотает,
И капельки всего лишь не хватает,
Чтоб сердце, наконец, разорвалось.
Но что-то остается там на дне,
И плещется в таинственном сосуде,
Остаток, тот осадок самой сути,
Ее безмерной скорби неземной.
И вот тогда, с подоблачных высот,
Той капельки владетель и хранитель,
Нисходит инопланетянин Моца...ЕщёЕсть в музыке такая неземная,
Как-бы не здесь рожденная печаль,
Которую ни скрипка, ни рояль
До основанья вычерпать не могут.
И арфы сладкозвучная струна
Или органа трепетные трубы
Для той печали слишком, что ли, грубы
Для той безмерной скорби неземной.
Но вот они сошлись, соединясь
В могучее сообщество оркестра,
И палочка всесильного маэстро,
Как перст судьбы, указывает ввысь.
Туда, туда, где звездные миры,
И нету им числа и нет предела.
О, этот дирижер — он знает дело.
Он их в такие выси вознесет!
Туда, туда, все выше, все быстрей,
Где звездная неистовствует фуга…
Метет метель. Неистовствует вьюга.
Они уже дрожат. Как их трясет!
Как в шторм девятибальная волна,
В беспамятстве их кружит и мотает,
И капельки всего лишь не хватает,
Чтоб сердце, наконец, разорвалось.
Но что-то остается там на дне,
И плещется в таинственном сосуде,
Остаток, тот осадок самой сути,
Ее безмерной скорби неземной.
И вот тогда, с подоблачных высот,
Той капельки владетель и хранитель,
Нисходит инопланетянин Моцарт
И нам бокал с улыбкой подает:
И можно до последнего глотка
Испить ее, всю горечь той печали,
Чтоб чуя уже холод за плечами,
Вдруг удивиться — как она сладка!
"Юрий Левитанский"
Сперва играли лунным светом феи.
Мужской диез и женское — бемоль —
Изображали поцелуй и боль.
Журчали справа малые затеи.
Прорвались слева звуки-чародеи.
Запела Воля вскликом слитных воль.
И светлый Эльф, созвучностей король,
Ваял из звуков тонкие камеи.
Завихрил лики в токе звуковом.
Они светились золотом и сталью,
Сменяли радость крайнею печалью.
И шли толпы. И был певучим гром.
И человеку бог был двойником.
Так Скрябина я видел за роялью.
"К. Бальмонт"
Я не то чтоб любопытствовал — я по небу летел.
Я не то чтобы от скуки — я надеялся понять,
Как умеют эти руки эти звуки извлекать
Из какой-то деревяшки, из каких-то грубых жил,
Из какой-то там фантазии, которой он служил?
Да еще ведь надо пальцы знать, к чему прижать когда,
Чтоб во тьме не затерялась гордых звуков череда.
Да еще ведь надо в душу к нам проникнуть и зажечь…
А чего с ней церемониться? Чего ее беречь?..
Счастлив дом, где звуки скрипки наставляют нас на путь
И вселяют в нас надежды… Остальное как-нибудь.
Счастлив инструмент, прижатый к угловатому плечу,
По чьему благословенью я по небу лечу.
Счастлив он, чей путь недолог, пальцы злы, смычок остер,
Музыкант, соорудивший из души моей костер.
А душа, уж это точно, ежели обожжена,
Справедливей, милосерднее и праведней она.
"Булат Окуджава"
Небо – бело-синее, тёмных клавиш просинь.
Солнца лик – под шляпою, за вуалью тучи.
Обнажённой девою, с голосом певучим,
Осень разыгралась, нотами дождинки.
До чего же странная – инеем слезинки.
Талия – как скрипка, у осенней девы…
Хоть и музыкальна, но грустны напевы.
…Обнажённой музыкой задождила осень.
"Натали Самоний"