Что такое «Я»

Слово «Я» мы используем в повседневной речи очень часто и совершенно свободно. Из того, что мы не испытываем никаких бытовых затруднений с его использованием, нам начинает казаться, что мы полностью знаем и предмет этого языкового знака. Но мы можем столкнуться с разнообразными трудностями, когда попытаемся разъяснить этот предмет.
В обыденной речи нам зачастую вполне достаточно нерефлективно рассматривать тело как значение термина «Я». Действительно, обычно, чтобы определить то или иное лицо, мы даём указание на его тело. Так, когда мы хотим представить друг другу двоих наших знакомых, то мы называем им соответствующие имена, показывая на их тела.
Исторически понимание человека как тела было подвергнуто острой критике с различных позиций. Даже последовательный материализм, казалось бы, всегда настаивающий на тесной связи человека с его телом, всё же понимает человека как результат телесности, тождественный телу, но также и отличающийся от него. Человек обладает самосознанием, и в этом состоит его отношение к самому себе. И в этом отношении к себе мы находим себя как сознание, которое противопоставляем телу. Я — это сознание, однако такой ответ не даёт облегчения в силу того, что понимание сознания также ещё требует прояснения.
Ряд классических концепций понимает сознание как субстанцию идеальных представлений. Мы сталкиваемся с множеством представлений как тем, что мы видим, слышим, воображаем, мыслим и т. д. Они в этом случае рассматриваются как свойства Я, подобно тому как у иных вещей обычно выделяют свойства. В этом случае под Я понимается некая субстанция, удерживающая в себе как свойства совокупность всех представлений, на которое направлено Я.
Ранее я писал, однако, что сознание в качестве субъекта стоит понимать не как субстанциальное начало наших представлений, а, наоборот, как бесконечную рефлексию над ними.
В области фактов социальной жизни мы находим ещё одно представление о человеке. В юриспруденции человек понимается как лицо, то есть как нечто, чему вменяются его поступки и их правовые последствия. Действительно, человека нельзя отделить от его поступков. То, что мы называем поступками, имеет особенное отношение к нашему сознанию. То, что принципиально бессознательно, даже если оно лежит в сфере нашей индивидуальности, не может считаться нашим поступком. Наши поступки сопровождаются для нас всегда особым переживанием, специфичным представлением о них. Это представление находится в связи с нашей свободой воли. Вне зависимости от общего состояния нашего знания мы всегда обладаем достоверным представлением (или возможностью непосредственно создать его по своей воле) о наших поступках. Такое понимание поступков можно найти и в философской литературе прошлого. Отсюда, собственно, происходит устоявшееся понимание слова «факт». Латинское factum и переводится как «поступок». Для многих мыслителей, связанных со схоластической традицией, то, что производится нами, и понималось как достоверное, поэтому неудивительно, что до нас слово «факт» дошло в значении достоверности, хотя смысловая связь с деятельностью уже утратилась.
В обыденной речи также можно найти замечательную фразу, которая отражает этот взгляд: человек — это совокупность его поступков.
Наше сознание вообще есть порождение наших поступков и невозможно без них: сами акты внимания и самосознания — это точно такие же волевые продукты, как и обычные телесные действия, наши движения руками, ногами и т. д.
Вместе с этим мы также должны сказать, что прекращение этой деятельности, а значит, и непосредственное уничтожение Я самим собой, невозможно и всегда выходит за пределы его свободы воли. Мы в некотором смысле обречены на деятельность и можем выбирать, что нам делать, но не можем сделать выбор не делать ничего. Бездействие составляет лишь видимость, подобно тому как это бывает в физической картине мира: мы наблюдаем покой тел, но на деле даже то, что кажется покоящимся, всегда находится в движении. Покой — это только модус движения. Так же устроено и наше Я: оно всегда находится в действии, и бездействие — это только его видимость.
Я завершается в субъективности как бесконечной точке сознательного опосредования. Но оно имеет и начало: Я начинается там, где начинаются наши поступки.
Всякое представление о Я (то есть представление не только о практическом Я, но и о телесном или абстрактно субстанциальном) предполагает некоторую рефлексию, рассекающую всю действительность на две взаимоисключающие сферы: то, что находится внутри Я, и то, что находится вне Я. Ошибочные представления о Я всё равно полагают подлинность Я, его поступки как внутренность, но могут вовлекать в себя лишнее. Так, представление о телесном Я относит к Я также и все телесные процессы. Тело, конечно, необходимое основание всякой нашей деятельности, но это ещё не значит, что и оно само должно пониматься как нечто внутреннее для нашей деятельности. То, что мы называем нашим телом, тесным образом связано со сферой наших поступков: именно изменения нашего тела оказываются продуктами наших поступков. Мы влияем на наше тело непосредственным образом, и потому оно справедливо для нас совершенно неотчуждаемо настолько, что само также может быть отнесено к Я.
Можно привести в связи с этим позицию Локка о том, что тело — это наша первейшая естественная собственность. Но таковым образом мы относимся отнюдь не ко всему органическому телу, а только к отдельным его частям, и даже на них зачастую мы обладаем отнюдь не абсолютным «правом собственности». Мы вольны сокращать большую часть наших мышц. Это, впрочем, происходит за счёт того, что мы непосредственно порождаем изменения именно в нервной системе, которая уже опосредованно влияет на мышцы. Поэтому такого рода наша власть распространяется именно на некоторые виды движения нервной ткани нашего тела.
По всей видимости, представление о Я вообще как о теле для нас характерно ввиду его органической связности: телесным основанием нашего Я выступает органическое тело в его связи, а не просто некоторая выделенная часть. Наши представления особенным образом относятся именно к нашему телу, и закономерно мы чувствуем боль, давление, тепло и иные представления как эмпирически связанные с чувственным представлением о нашем теле: предмет всех этих представлений и есть наша субстанция, наш генезис, остающийся, однако, для нас внешним.
Связанным образом возникает и иное ошибочное представление о нашем Я, которое ранее было названо субстанциальным. В этом случае в Я включаются всякие его наглядные представления: все ощущения, все эмоции и т. д. На деле же наши чувства, несмотря на свою наглядность и то, что они составляют наш генезис, остаются для нас внешними положениями в общем случае. В Я входит только то, что им самим создаётся, только его собственные продукты. Ощущения не порождаются нами, никогда не находятся в сфере свободы нашей воли (порождаться нами может только рефлексия над ними как в случае с гештальтом). Поэтому они вообще есть только нечто внешнее для нас.
Непонимание того, что чувство и желания (как чувственная сторона воли) вообще находятся за границей Я, ведёт к известным последствиям. Люди нередко начинают отождествлять себя с некоторым чувством. Им кажется, что некоторые их желания (и эмоции как производные желаний) являются их неотъемлемой сущностью, и люди принципиально сопротивляются возможности избавиться от таких желаний. Также можно указать то смешение, которое происходит в случае с чувством любви. Люди имеют лишь чувство любви и думают, что они любят, что это лежит внутри их Я, в то время как они лишь пассивно испытывают воздействие соответствующего чувства, и любовь имеет к ним отношением ровно такое же отношение, как наблюдаемая ими стена (она лишь воздействует на Я, но не составляет чего-то собственно моего). Любовь как лежащее внутри Я создаётся как продукт поступков, а не как чувственный предмет. В обыденной речи это различие также часто фигурирует как различие между влюблённостью и любовью.
Чувства — это не нечто для нас внутреннее (и уж тем более не сущность человека, как часто хотят это истолковать романтические натуры), а внешний предмет, которым мы можем различно распорядиться. Он может быть нашим препятствием, которое нас сдерживает и которое мы можем разрушить или обойти. А может и действительно быть включен внутрь нас, сделан нашим: но в этом случае мы должны научиться самостоятельно порождать его, а не лишь случайно испытывать.