____
Мы познакомились двадцать лет назад на Каннском фестивале. Интервью на пляже отеля Majestic мне почему-то назначали в десять утра.
"Ну конечно, она опоздает", - успокаивал я себя, когда бежал по пустоватой набережной Круазетт. После бессонной ночной гульбы Канн просыпается довольно поздно. Но она уже ждала меня. Сидела под тентом и курила. От любопытных глаз ее защищал белый занавес, на котором четко вырисовывались профиль и рука с сигаретой. Это было так красиво: тихое утро, плеск волн, и женщина, сидящая вполоборота, как бы отвернувшись от всех, погруженная в свои мысли, окутанная дымом и какой-то только ей одной известной тайной.
Когда я рассказал Фанни Ардан об этом своем первом впечатлении, она рассмеялась: "Надо же! Как жаль, что я бросила курить. Так что теперь нам придется обойтись… без дыма".
Тогда в баре московского отеля Арарат-Хайат, куда я пришел брать у нее интервью, меня не покидало чувство, что я присутствую на каком-то потрясающем моноспектакле, разыгранном специально для меня. К тому же природа в этот вечер как будто специально захотела подыгрыть ее монологу: за окном снег, сумерки, ноябрьское ненастье, а в баре уютно и тихо. И теплое сияние лампы, как в поездах дальнего следования. И разговор тоже такой получился. Не совсем интервью, а именно так, как говорят в поездах. Бесстрашно, без оглядки на диктофон. Но такое возможно только с Фанни.
- Вы знаете, какой для меня лучший способ побороть депрессию? Пойти в книжный магазин! Люблю подолгу выбирать книги, обязательно смотрю на фотографию автора. Для меня это как встреча с незнакомцем. А если мне совсем плохо, начинаю разучивать какую-нибудь сложную музыкальную вещь для фортепьяно. Этот очень дисциплинирует. Месяц учишь какие-нибудь сложные пассажи - все вокруг уже лезут на стенку. Зато депрессии как ни бывало!
Фанни смеется. Вообще для трагической актрисы Фанни необычайно смешлива. Сейчас, когда я прокручиваю запись нашего разговора, невольно начинаю улыбаться: мы там хохочем в полный голос так, что слов порой не разобрать. Впечатление, что оба крепко выпили. Хотя на самом деле ничего, кроме зеленого чая, не было. И говорили мы все больше о грустном. Это все Фанни. С ее способностью зажигаться, проживая каждый миг, как последний, с этими ее внезапными переходами от умоляющего шепота к победительному хохоту, от глухих стенаний к резким вскрикам. Самые банальные фразы обретают в ее исполнении какую-то неожиданную глубину и поэтичность.
Например, когда она рассказывала мне, что отец, кадровый офицер французской кавалерии, хотел называть ее «Иерусалим». А если к этому добавить, что Ardant в переводе с французского означает «Пламенный», то получилось бы - Иерусалим Пламенный. Но мама настояла на скромной, застенчивой "Фанни". (Так раньше монашек называли). Если имя - это судьба, то "монашеское" имя отзовется только в том, что она всегда носит черное и никогда официально не побывала замужем.
По французским правилам ее надо называть "Мадмуазель Ардан". Кстати, сами незамужние француженки очень этим званием дорожат и не преминут вас поправить, если ненароком обратишься к ним: "Мадам".
Но Фанни слишком деликатна, чтобы кого-то одергивать или поправлять: мадам - так мадам. Не все ли равно? Тем более, что наличие трех разновозрастных дочерей от трех разных мужчин, ни один из которых не был ее законным мужем, вполне извиняет наше невежество.
Тогда она приехала в Москву со своей средней дочерью Жозефиной, чей отец - покойный классик «новой волны» Франсуа Трюффо - собственно, и открыл Фанни для мирового кинематографа. Ее мировая слава началась с "Соседки" - пронзительного и страшного фильма о любви, где все заканчивается плохо. И для нее с Трюффо тоже все закончилось печально. Он умер от рака, когда их девочке было два года.
Знала ли Фанни великую любовь?
- Да, это любовь моих родителей. Они обожали друг друга всю жизнь. После смерти отца мама надела траур и не снимала его до конца своих дней. Ей не было и пятидесяти, но жизнь для нее оказалась кончена. А, к примеру, дедушка и бабушка были кузенами, и чтобы получить разрешение на брак, им надо было обращаться к самому Папе Римскому. Они так долго ждали этого разрешения, так боялись, что им откажут. А когда они, наконец, поженились, были необыкновенно счастливы. Поэтому понятие "брака" для меня священно. Никакие бумаги, заполненные в мэрии, к этому отношения не имеют. Это когда разрыв невозможен и смерть не страшна, потому что твоя душа уже никогда не будет одинокой, потерянной, вы всегда будете вместе. Вот в чем смысл брака! Увы, ничего близкого к этому в моей жизни не было.
Я не рискую спросить, а как же Франсуа Трюффо, который ушел из семьи, и, как говорят, ее обожал. Но его имя она назвала сама.
- Наверное, как актриса, я лишена яркой индивидуальности. Поэтому легко и с радостью подчиняюсь чужому влиянию и воле. На съемочной площадке предпочитаю чувствовать себя ведомой. Как в танце. Какие-то прозрения и удачи у меня всегда случались на уровне подсознания. Меня часто спрашивают: как с вами работали Трюффо, Антониони, Дзеффирелли? А я честно, ничего не помню. Какие-то обрывки фраз, интонации, смех. Но главное, ощущение легкости. Сюжет фильма или спектакля мог быть сколь угодно тягостным, но атмосфера репетиций или съемок - никогда. А когда возникает легкость, тогда все получается.
Себя она совсем не ощущает звездой и дивой. Хотя именно великие артистки прошлого в некотором роде любимая специализация Фанни Ардан. Она сыграла Сару Бернар в театре, и Марию Каллас - в кино.
- Дивой тебя делает обожание и восторг зрителей. А я не настолько упоена собой, чтобы это все время фиксировать. Конечно, если на улице какой-то незнакомец скажет мне «браво», мне будет приятно. Это как воздушный поцелуй. А если услышу у себя за спиной: "На экране-то она еще ничего, а в жизни - так себе", меня это вряд ли заденет. Но, если говорить о самоощущении на сцене, со мной случается иногда что-то сверхъестественное. Какой-то огонь вдруг вспыхивает во мне. И я не понимаю, что это? Иногда мне кажется, что эта энергия идет от зрительного зала, который не надо завоевывать, не надо побеждать. Он твой! Ты готова ему отдаться. И тогда возникает обмен энергией, как в любовной схватке. Но иногда бывает что-то другое: в тебя вселяется какая-то непонятная сила, и ты становишься исполнителем чужого замысла, заложницей чьей-то воли. После таких спектаклей очень трудно приходить в себя.
Спрашиваю, что она себе купила, когда у нее появились первые собственные деньги.
- Маленькое черное платье Chanel. Я столько раз ходила мимо витрины, где оно было выставлено. Я это платье долго потом носила. И всегда чувствовала себя хорошо одетой. А потом в моей жизни появились Dolce&Gabbana. Люблю женственный стиль 50-х годов, к которому они время от времени возвращаются. К тому же все вещи у них всегда хорошо сидят. Я так к этому привыкла, что ничего другого мне и не надо. Конечно, я могу восхититься другими модельерами и их нарядами. Даже что-то примерить. Но потом все равно возвращаюсь к Dolce&Gabbana. Понимаете, я - человек привычки. Могу всю жизнь есть одни и те же "спагетти помодоро", носить одну и ту же черную кофту и читать на ночь одну и ту же "Анна Каренину".
- Неужели вам не надоел черный цвет?
- Нет! Наверное, потому что я пессимистка. И черный цвет мой. Мне легче в нем прятать свои черные мысли, свою печаль, гнев, раздражение. Это, впрочем, не мешает мне оставаться человеком действия. На самом деле я очень энергичный пессимист.
А еще, Фанни Ардан любит свистеть. У нее это получается потрясающе музыкально. Я говорю ей, что она могла бы даже выступать в концертах с номером "художественный свист".
- Хорошая идея! Надо будет подготовить сольную программу со свистом. То-то мой агент обрадуется.
И тут же рассказывает, как однажды ее чуть не выставили из Эрмитажа, приняв ее легкое посвистывание за неуважение к музейным шедеврам. "Хотя известно, от хорошей жизни не засвистишь", - грустно улыбается Фанни.
- А вы знаете, что вы - идеальная Маша из "Трех сестер" Чехова? Она всегда ходила в черном и тоже очень любила свистеть.
- Я помню. И еще она любила военных. Но странное дело, когда Маргарет фон Трота задумала свою современную версию "Трех сестер", она предложила мне Ольгу. А мне так хотелось сыграть Машу. Но я не умею выпрашивать роли. Не умею сражаться за них.
- Почти все ваши героини кончают плохо: и Мария, и Жанна, и героиня "Отравленная кровь", убитая молодым любовником. Вы не боится примерять на себя эти трагические финалы?
- По мне такие финалы лучше всего. А чего тянуть? Я никогда не стремилась к счастью. Для меня это ворованный воздух. Его всегда мало, им никогда не надышишься. Зато страдания, они все мои. Их у меня никто не отнимет. Только не надо их бояться. Вообще ничего не надо бояться.
- А как же старость? Вы ее не боитесь?
- Надеюсь, что до нее не доживу.
- Можно поинтересоваться происхождением двух старинных бриллиантовых колец, с которыми вы никогда не расстаетесь?
- Это подарок человека, который на самом деле меня не любил.
- Господи, тогда зачем же вы их носите?
- Привыкла. Но когда я на них смотрю, у меня возникает сомнение, а вдруг я ошибаюсь?
И она снова смеется.
Сергей Николаевич,
из книги "Заложники Красоты".
Безвозвратно ушедшая эпоха
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 2