Весной 1897 г. жилые казармы сгорели дотла, после чего были отстроены новые, улучшенного типа. Одна из казарм вплотную примыкала к фабрике. В народе её называли «фабричный коридор» или просто «фабричный», так как это общежитие было построено по коридорной системе с местами общего пользования. В длинных узких комнатах с единственным окном, выходящим во двор фабрики, проживало по две семьи: одна размещалась с левой стороны от входа, вторая - с правой. Каждая семья была отгорожена от другой ситцевыми занавесками. Дети и неженатая молодёжь ютились на полатях.
Обеды, ужины готовили на общей кухне, в которой стоял длинный общий стол, имелась большая кирпичная печь с двумя рядами железных дверок. В печь с помощью ухватов рабочие ставили чугунки с похлёбкой, картошкой, кашей. Вдоль печи стояла длинная широкая деревянная скамья, на которой рабочие спасались от холода плохо отапливаемых комнат. Круглые сутки работала кубовая, кипяток из кранов рабочие наливали в чайники и пили чай, заваренный сушеной морковью, травами, собранными в лесу или на боголюбовском лугу. Семьи были большими, дети играли на кухне или в коридоре, свободные от работы мужчины и женщины общались друг с другом на кухне. В конце коридора была уборная для мужчин и женщин, входить в которую без резиновой обуви было крайне трудно. Для сбора нечистот существовали кирпичные выгребные - ямы, для очистки которых специальный работник черпал содержимое черпаком и выливал в бочку, которая стояла на телеге. Лошадь тянула эту вонючую бочку по посёлку до самого леса, где возчик и опоражнивал её. Отходы и мусор выбрасывали на «помойку» - большие деревянные ящики с откидывающейся крышкой. Запах «помойки» распространялся по всему посёлку.
Не лучше были условия проживания в так называемом «каменном коридоре» или просто в «каменном» - двухэтажном кирпичном здании, построенном вслед за «фабричным». В отдельных крошечных комнатушках - «каморках» ютились семьи рабочих фабрики. Дети спали на полу, а родители отсыпались на кровати по очереди, так как зачастую работали в разных сменах. И в «фабричном», и в «каменном» рано утром по коридорам ходил дежурный - «хожалый» и громко кричал: «Вставай, смена, на работу!»
Условия жизни рабочих были невыносимо тяжёлыми. Рабочий день на фабрике для мужчин был установлен 12 часов, для женщин 10 часов. При чем эти часы разбивались на две части. Женщины начинали работать с 4 часов и дo 9 часов, с 9 часов приступали мужчины и работали до 15 часов, с 15 часов снова приступали женщины и работали до 20 часов, с 20 часов приступали снова мужчины и работали до 2 часов, но если были сверхурочные, то работали больше. Заработная плата женщин была ниже мужчин, так если мужчине платили 30 копеек за кусок, то женщине платили 25 коп. Но это не значит, что рабочие получат свой заработок. При получке оказывалось, что с них удержали за брак. За брак брали от 10 коп. до 25 коп. Если женщина за смену наткала кусок, за который она должна получить 25 коп., а тут вдруг с нее вычтут 20 коп. или 25 коп. за брак и работница в итоге целую смену проработала бесплатно. Хозяин получал огромную прибыль от штрафов. Штрафовали не только за брак, но и за все, что можно было штрафовать. Для прикрытия злоупотреблений со штрафами хозяин говорил, что штрафной капитал идет на пенсии старикам, тогда как старики не только не получали пенсии, но их даже выселяли с квартиры, и только благодаря вмешательству рабочих их удавалось спасти от выселения. Если и выдавались пенсии, то только тем, кто получал увечье на фабрике, а увечье было частым явлением благодаря плохой техники безопасности. Тратить свои деньги на охрану здоровья фабрикант не хотел, а перекладывал это на плечи рабочих.
За 1914 г. взыскано с рабочих: За неисправную работу - 1508 руб. 80 коп., за прогулы - 108 руб. 90 коп., нарушение порядка - 81 руб. 55 коп. Выдано пособий: По случаю беременности 143 сл. на сумму 287 руб., по болезни 3 случая - 35 руб., по случ. утраты имущества - 2 случая на сумму 8 руб., похороны – 54 на сумму 157 руб.
Законы по охране здоровья рабочих не выполнялись, так закон от 1882 г., запрещающий применять детский труд моложе 12 лет, и закон от 1885 г., запрещающий ночной труд женщин и подростков до 17 лет и закон от 1897 г., ограничивающий рабочий день до 11 ½ часов, не выполнялись и по свидетельству фабричного инспектора 1 участка Давыдова нарушение законов "так делается чисто и тонко, что едва заметишь". На участке царил грубый произвол мастера, который часто прибегал к побоям. На участке не было никакой вентиляции, стояла духота и пыль, но ограбление рабочих не ограничивалось фабрикой.
Рабочих заставляли покупать в кредит продукты и другие товары в харчевой лавке-«лабазе», принадлежавшей фабриканту, по «заборным книжкам», где отмечалось, что купил рабочий. В фабричной лавке отпускались рабочим в кредит товары шестидесяти наименований: баранина, говядина, телятина, свинина, солонина, рыба свежая, соленая, сухая, грибы белые и черные, картофель, крупа гречневая, пшеничная, манная, масло коровье, подсолнечное, конопляное, льняное, деревянное и т.д.
О прибыли фабриканта от торговли говорит такой пример: муку хозяин покупал по 80 коп. за пуд, а продавал по 1 руб. 20 коп. Наживался он и от продажи недоброкачественных продуктов. В день выдачи зарплаты часть заработка вычитали за товары, приобретённые по ценам, установленным хозяином.
Но горе тому, кто вздумает возразить недовольство этим или вздумает купить продукты на стороне, за это ему грозило увольнение. Увольнение приурочивалось к окончательному расчету, который производился перед пасхой, после пасхи производился новый набор рабочей силы. И того рабочего, который выразил недовольство недоброкачественным продуктом, или купил на стороне, на работу не брали со словами "иди работать туда, где хороши горох или мясо".
Одна старушка рассказывает о себе:
— Работала я на ватерах, семилеткой. Порой на заработку приносили меня родители на руках, полусонную. Ночью сидишь и сматываешь катушки. Мотаешь, мотаешь да и задремлешь, а смотритель, тут как тут, да как пропишет это тебе ремнем раза два, куда и сон слетит. Вскочишь как ошалелая и опять за катушки. Пощады ни малому, ни старому, не было.
А были и такие случаи: близкий родственник хозяина, лежебок, послал рабочего за водкой. Рабочий не посмел отказаться и принес 3 четверти. Хозяин водки стал угощать рабочего, тот отказывался, боясь расчета, но родственник указал, что я, мол, правая рука хозяина и за пьянку тебе ничем не будет. В результате рабочему за прогул не уплатили ни копейки и рассчитали. Зимой, в трескучий мороз, с малыми ребятишками «спальному» рабочему пришлось уезжать. На новом месте дело не выгорело, рабочий возвратился, поклонился «батюшке» Андрею Андреевичу в ножки, и только после ряда мытарств «по ножкам» был принят на работу.
Один старожил испытал на собственной шкуре такой бойкот администрации:
— Я работах подряд 3-е суток и за себя и за больную бабу, на 4-е сутки баба вышла на работу и я понес ей под окошко завтрак, но от страшного переутомления ткнулся и заснул. Той порой и проходил хозяин. Взял, это, он меня за волосы, приподнял, а, это ты, говорит, Арсений, да и давай меня споласкивать по морде, а на следующий день, расчет дал. Да! Тяжела была работа...
Внепроизводственная жизнь текла не в лучших условиях. Рабочие жили в 3-х корпусиках, при чем в одном из них «Ущерском» устроились конторский и административный персонал. Рабочие от станка размещались по 25 человек в каморке в 4 х 5 арш., жили один над другим. Баня старенькая — уголок был общий, мылись мужчины и женщины; стирать белье приходилось по колено в воде.
Годы 1896, 1900 и последующие за ними памятны тем, что пьянство и дебоширство в семье рабочего свило себе прочное гнездо. Рабочие упивались так, что зимой лезли купаться в Клязьму или лбами колотили в каменные стены корпусов. Во всю процветала и картежная игра.
О духовном развлечении не было и речи и естественно от проклятых жилищных условий, непосильного труда и издевательства администрации, рабочий-мужчина находил отраду в водке:
— «Хоть час да мой», — как он выражался. Кстати сказать, что кабаки распустились махровым цветком: что ни шаг — кабак, что ни два — церковь, вспоминают старожилы. А нет денег на водку, или жена не дает, так на харчевые книжки зaбирaли мыло, сахар, чай, муку и меняли, в худшем случае тащили в кабак последнюю одежонку.
Никакого культурного учреждения не было. Все свободное время проводили на улице, зимой в коридорах. Встречаясь на улице, рабочие говорили о штрафах, о плохих продуктах, ругали мастеров. После 10 часов вечера усердные урядники, полицейские и хожане разгоняли молодежь по каморкам. За непослушание грозил им арест, или выселение из квартиры и даже увольнение с фабрики.
Одним из видов развлечения были кулачные бои. В этих кулачных боях участвовали все, начиная от детей, кончая стариками. Кулачный бой начинали дети, взрослые лишь подбадривали их криками: давай, давай. Затем выступали парни, за ними женатые, наконец и старики. Гулкие удары, вой и крики слышались далеко вокруг, особенно если в бой сходились на лемешенском лугу. В этом бою участвовали Боголюбово, Суромна, Новое село, Добрынское, Лемешки и фабричный посёлок. В калачных боях должны были строго соблюдать правила: лежащего не бить, не бить по лицу и под пах. Но эти правила не всегда соблюдались. Иногда того или иного участника боя уносили домой.
Комментарии 8