Парень сказал: “ выбирай, или я, или кошка” — Катя ответила ему как настоящая женщина

Кафе было тем самым зимним убежищем, где за стеклом — февральное месиво, а внутри — корица и люди, которые делают вид, что у них нет дел. Я зашла просто согреться: двадцать минут до следующей записи, перчатки в карман, «капучино, пожалуйста, не слишком горячий».

— Можно к вам? — спросила девушка в огромном шарфе. — Тут у окна холодно, а я сейчас как чихну — испугаю пол-кафе.

— Конечно, — сказала я. — Садитесь.

Она уселась, сняла шарф, и выяснилось, что под шарфом — лицо «после двух ночей без нормального сна». Руки дрожат от нервов, а не от холода. На стол она положила телефон, на телефоне — разбитое стекло и наклейка с котом.

— Извините, — она вздохнула. — Я просто… Мне надо минуту молчания. Или наоборот, горсть слов. Я Катя.

— Вика, — представилась я. — Давайте начнём с глотка, а потом уже с горсти.

Мы сделали первый глоток. На секунду стало тише.

— Он сказал: «Или я, или кошка», — выдохнула Катя, как будто вытащила занозу. — И я не знаю, что делать.

— Кто «он»? — осторожно спросила я.

— Парень. Мы вместе полгода. У него двушка, у меня однушка. Мы решили съехаться. Я — с котом. Кота зовут Кекс. Это не смешно, я знаю.

— Почему не смешно? — я улыбнулась. — Кексы согревают мир.

— А его — нет, — Катя ссутулилась. — Он сказал: у меня аллергия, и вообще, кошачий лоток в квартире — «фууу». Я предложила уборку, очиститель, коврики, жалюзи, всё, что угодно. Он: «Нет. Я не смогу. Я выбираю тебя, выбирай и ты». И вот я сижу и думаю: это любовь или контроль? И почему так мерзко звучит выбор, если он про людей.

— Вы давно с Кексом? — спросила я.

— Три года, — Катя кивнула. — Я его взяла с остановки. Там была коробка, и он пищал очень тихо, как будто боялся помешать маршруткам. Сначала я просто кормила, потом он стал спать на моих чертёжах — я архитектор, у меня всегда бумага дома — и всё, привет. Он как-то очень… — она ищет слово, — уместен у меня. Я прихожу — и мир становится на место.

— И что вы ему ответили? Парню.

— Сказала, что подумаю до утра. Он ушёл, хлопнул дверью, позвонил через час: «Ты меня любишь?» — «Люблю». — «Значит, выберешь меня». И опять трубку бросил. Он вообще любит бросать всё, что в руке.

Мы помолчали. За стойкой бариста рисовал на чашке чьи-то усы, в углу пара спорила из-за чизкейка: «Не сладкий» — «Сладкий». Жизнь, как обычно, продолжалась без нас.

— Он про аллерголога что-то говорил? — спросила я. — Про анализы?

— Говорил, что «знает своё тело». Я спросила: «А оно знает тебя?» — и, кажется, это было лишним.

— Иногда у людей аллергия на чужих кошек сильнее, чем на своих, — сказала я, без лекций, скорее как заметка на полях. — Но это всё вторично. Простите, я ветеринар, и мне всегда хочется влезть с рациональными штуками. Не буду.

— Нет, говорите, — Катя торопливо отмахнулась. — Рациональность мне сейчас тоже нужна. У меня дома… — она усмехнулась, — у меня дома висит план эвакуации. Я же архитектор. А внутри — бардак. Если у него правда аллергия — что, можно как-то… не знаю… жить раздельно? Или это уже похороны?

— Вопрос не про аллергию, — сказала я. — Вопрос про «или-или». Вы вообще любите ультиматумы?

— Я — нет. Меня ими в детстве часто пугали: «Или уроки, или гулять забудь». А я теперь всё время хочу гулять.

— Кекс что говорит? — спросила я.

— Кекс говорит «мррр». И спит на моей тетради «Смета». Ему всё равно, главное — чтобы я приходила. Но он очень терпеливый. У него такой взгляд: «Я подожду». А вот ждать ли мне — не знаю.

Телефон Кати вспыхнул. Имя: «Даня». Она замерла. Пальцы подвисли над экраном, как воробей над крошкой.

— Возьму? — спросила.

— Ваш выбор, — сказала я.

— Привет, — тихо сказала она в трубку. — Я… да. Сижу. Пью кофе.

Пауза.

— Нет, не одна. Неважно с кем. Я думаю.

Ещё пауза.

— Даня, ты в порядке?

Она слушала. Голос у неё вдруг стал беспомощным.

— Ты… ты уже выложил объявление на Авито? Серьёзно? «Отдам кота в добрые руки, три года, кастрирован, очень умный, не метит». Ты… — она сглотнула. — Ты сделал это, пока я думала?

Пауза.

— У тебя нет права это делать. Это мой кот.

Пауза.

— Нет, Даня. Слушай меня. Я сейчас перезвоню.

Она положила трубку аккуратно, как ломкое стекло, и глухо рассмеялась.

— Вот так, — сказала она. — Он всё решил. Без меня. И почему-то мне стало легче.

— Потому что выборы, которые делают за нас, вдруг показывают, кто был рядом, — ответила я. — И зачем.

— Я злюсь и… одновременно как будто выдохнула, — Катя тёрла виски. — Он вывесил фото Кекса без моего разрешения. «Добрые руки», ага. Он даже не знает, как Кекс любит спать под батареей, и как боится шариков с гелием. И что он с детьми аккуратный. И что у него… — она остановилась, — а у него хвост с белым кончиком, как у фокстерьера. Глупости. Но мои.

— Решение в том, чтобы забрать объявление и сказать слова, — сказала я. — Но это вы будете делать. Не я.

— Да, — Катя кивнула. — Мне надо написать так, чтобы он понял, что это не торг.

Она открыла заметки и замерла. Я сделала вид, что рассматриваю витрину с пончиками. За стеклом пончики тоже смотрели на нас равнодушно.

— Можно скажу вслух, а вы скажете, не слишком ли я злая? — спросила Катя. — Я потом сама отправлю. Я не про советы — мне страшно молчать в голове.

— Конечно, — я кивнула. — Скажите.

Катя глубоко вдохнула:

— «Даня. Я люблю тебя, но не люблю ультиматумы. Кекса не отдам. Это не предмет интерьера, это часть моей жизни. Если у тебя аллергия — давай искать решения: тесты, очиститель, ковёр в химчистку, договориться по комнате и шерсти. Если ты не хочешь этого делать — это честно, но тогда честно и то, что нам не по пути. Я выбираю себя — с котом. Если захочешь быть со мной — приходи знакомиться с Кексом, не с “фууу”. В противном случае — не трогай мои фотографии и не решай за меня. Спасибо»».

Она остановилась и испугалась собственной прямоты.

— Слишком? — спросила.

— Достаточно, — сказала я. — И очень по-взрослому.

— А он скажет, что я манипулирую. Что «приплела кота», — она улыбнулась грустно. — Все мы что-то приплетаем, да?

— Мы приплетаем то, что любим, — сказала я. — Это лучше, чем отцеплять по кусочку себя.

Катя отправила сообщение. Телефон остался в ладони, как тёплая чашка. Мы помолчали. За соседним столом женщина рассказывала подруге, как у неё «всё по плану»: ипотека, фитнес, отпуск в июне. Мы слушали их полухарактеры, как радио, которое нельзя выключить.

— А вы сказали, что вы ветеринар? — вдруг вспомнила Катя. — Наверное, думаете, что я сумасшедшая, раз из-за кота.

— Нет, — сказала я. — Думаю, что вы просто не хотите быть вещью в чьей-то съёмной жизни.

— Кекс у меня не идеальный, — продолжала она. — Он ворует носки и любит залезть в духовку, когда она тёплая. У меня было свидание — он вынес оттуда противень. Парень тогда смеялся. Но это был не Даня.

— Люди, которые смеются над противнем, обычно лучше, — сказала я.

Катя улыбнулась — впервые не через боль.

— Я не знаю, что будет дальше, — сказала она честно. — Но я точно знаю, что не хочу жить в доме, где мой кот — как заноза в чужом мозгу. Я устала быть чужой занозой.

Телефон пискнул. Сообщение от Дани. Катя прочитала и фыркнула.

— «Ты выбираешь шерсть вместо будущего. Удачи», — прочитала она вслух. — И смайл с мусорным ведром. Это у них сейчас новый язык?

— Вы можете ответить на языке тишины, — предложила я. — Иногда это единственный перевод, который срабатывает.

— Или на языке блокировки, — сказала Катя и удивилась своей смелости. — Но сначала… — она открыла «Авито», нашла то самое объявление, нажала «пожаловаться». — За нарушение прав на фото и за то, что это вообще… — она вздохнула, — это низко.

— Пусть будет так, — сказала я.

Она допила кофе. Снег за окном стал крупнее, будто кто-то наверху решил, что нам нужен фон.

— Спасибо, что посидели со мной, — сказала Катя. — Я знаю, что вы не собирались никого спасать. Мне не нужно было, чтобы вы спасали. Мне нужно было, чтобы рядом была чья-то ровная спина, пока я сама не упаду.

— Я умею сидеть и не падать, — сказала я. — Иногда это и есть работа.

Она засмеялась:

— Вы классная. Если у вас есть визитка — можно? Вдруг Кексу когда-нибудь понадобится… ну, что-нибудь не страшное.

— Можно, — я написала свой номер на салфетке. — Только «что-нибудь не страшное» — это уже девяносто процентов ветеринарной жизни.

— Тогда я спокойнее, — сказала Катя. — Я пойду. У меня дома смета, Кекс и половина «Служебного романа» на паузе.

— Не забудьте купить пакет для пылесоса, — сказала я в полушутку. — И ковёр встряхнуть.

— Не забуду, — она кивнула. — И ковёр, и себя.

Катя намотала шарф, сунула телефон в карман — без запасного выхода на случай звонка — и ушла в снег. Дверь хлопнула мягко. Внутри стало тише. Бариста поставил на стойку чашку с нарисованным сердцем и сказал:

— У нас сегодня акция: второе сердечко бесплатно.

— В другой раз, — улыбнулась я. — Сегодня хватит одного.

Я допила свой «не слишком горячий» и, выходя, подумала, что мы все живём между «или» и «и». Между «или я» и «и кот». Между «выбери меня» и «выбери себя». Иногда ответ простой, как кофе без сиропа: «Спасибо, мне так лучше чувствуется вкус». И никакой героизм — просто честные слова, сказанные не дрожащими пальцами, а ровным голосом. И кот, который дома уже включил батарею своим весом и ждёт. Как всегда.

Вика Белавина