Афиноген Федоров у покойного барина был кем-то вроде секретаря и камердинера сразу. Иногда писал за Чуровского письма, иногда прибирал в его покоях. Порой читал по просьбе старого барина вслух (глаза все чаще подводили Владимира Ивановича) и, конечно, лелеял мечту о свободе. В городе бы он хорошо устроился - грамотный, сильный, работы не боится! Помещик говорил, что позаботится об этом, что перед смертью обязательно подпишет вольную… Но человек бывает внезапно смертен. С Чуровским случился удар, он обездвижел, потерял дар речи, а потом и скончался.
- Теперь тебе, Афоня, новый барин ничего не подпишет, - покачал головой управляющий, - я к нему и так, и эдак. Он слушать не хочет. Свою собственность, говорит, буду держать крепко.
И тогда Афоня решился бежать. Куда? А подальше от Вологодчины, на север. В Архангельской губернии кто его искать начнет? Обычно крепостные держали путь на юг… И побежал Федоров, воспользовавшись удачным моментом – отлучкой барина, который уехал в соседнее поместье на свадьбу.
…Документы он выправил себе фальшивые. Подсказали – тихо, шепотом! – еще когда он жил у Чуровского. С Вологодчины нередко случались побеги: то баре заставляли крепостных слишком долго отрабатывать барщину. То секли нещадно. А в 1838 году помещик Беклемишев пообещал освободить одиннадцать своих крепостных, если соберут 11 371 рубль. И те принесли. Копеечка в копеечку. Трудились в городе, занимали у знакомых… Да только Беклемишев дал свободу лишь двум крестьянам. Остальным велел забыть про волю, и сразу продал. В тот год побежали от помещика сразу несколько крепостных. И один из них, Мызин, даже умудрился достучаться до вице-губернатора!
Нет комментариев