1922 год. Осень. Село на Урале. Василиса плакала, когда Павел уезжал из села. - Я чувствую, что никогда тебя больше не увижу. - Глупости это всё, пустые слезы и переживания. С чего вдруг ты меня больше никогда не увидишь? Я служить буду всего полтора года, в пехоте. Не на флот же меня посылают. Василисушка, утри слёзы. - Вы ведь пожениться хотели... - Хотели, да видишь, батька твой не согласен был в этом году свадьбу играть. - Да знаю я, знаю, - всхлипнула Василиса. - Дочь я у них с мамкой единственная, хотел в белом платье видеть, да за столом речи толкать. А время нынче такое, что и на стол нечего ставить, да ни гроша в кармане нет. Не на что не только платье белое купить, а и на валенки зимние копейки нет. - Этот год был неурожайный, голодно не только у нас, но и по всей стране. Переживём, Василисушка. Вот вернусь со службы, такую свадебку закатим, что всё село гулять будет. Он взял её за подбородок и поднял голову своей невесты. - Помни, Василиса - я твой, а ты моя. Василиса покраснела, вспомнив их ночь на сеновале неделю назад. Не утерпели молодые, согрешили до свадьбы. Но уж раз всё равно к ней дело, шло, так отчего желание своё в себе держать? Не подумали молодые, что судьба играет с людьми по своим правилам и все планы, намеченные наперед, изменятся по её воле. **** Павел уехал на службу, как потом узнала Василиса из первых его писем - отправили его на Кубань, где еще были восстания против Советов и следовало их гасить. Василисе было страшно, она переживала за своего жениха. Но еще страшнее было от того, что ночь та не прошла бесследно - она ждала ребенка от Павла. Как признаться в этом родителям? Как выносить и родить малыша на виду у всей деревни? Каждый пальцем в неё ткнет и назовет гулящей. Но как бы она не оттягивала этот разговор, а признаваться надо было. Уже срок был месяца три. Еды не хватало, постоянно желудок был голодный, но несмотря на это, чувствовала она себя плохо по утрам и пищу даже на запах не переносила. - Господи, только бы не потерять тебя в такое время, - причитала мать над единственной дочерью, прикладывая ей влажное полотенце на голову. - Мама, нет у меня жара. Тошно мне, понимаешь. - Еды нет, оттого и тошно. А мокреньким полотенцем на голове всё полегче будет. - Батя где? - Батька ушел на реку рыбу ловить. - Не могу уже есть эту рыбу, глаза мои на нее не смотрят. Каждый день эта похлебка то из щуки, то из карася. - А что поделать? - тяжело вздохнула мать. - Кабы и рыбы не было, так вообще бы с голоду уж окочурились бы давно. За это Бога благодари. Кабы не речка наша, кормилица, давно бы ноги протянули. Не резать же последних квочек, тогда цыплят не увидим по весне... - Этот запах рыбы... Невмоготу он мне. Прасковья молча посмотрела на дочь, а потом вдруг задумчиво спросила: - Васька, а дела у тебя давно были? Не видать, чтобы ты тряпчонки стирала. Глаза у Василисы забегали, она не знала, что ответить, но мать продолжила озвучивать свои догадки. - Тошно тебе по утрам, дел женских нет, да и в такое время, когда люди сохнут от голода, ты округляться начала. Ах, неужто согрешили с Пашкой? Василиса закрыла глаза и отвернулась к стене. **** - Что же вы натворили? - хватался за голову Аким, ругая свою неразумную дочь. Глаза его сверкали от гнева и от отчаяния, осознав, что натворила его единственная любимая дочь. - Да когда же вы успели, ведь всегда на глазах были? - Дурное дело - не хитрое... - печально вздохнула мать. - Чего вздыхаешь, Прасковья? - накинулся он на жену. - Разве не бабское это дело с дочкой по душам говорить да уму разуму учить? - А чего ты на меня кричишь, Аким? - тут же огрызнулась Прасковья, которая мужа ни капельки не боялась. - Себя позабыл? Неужто молодым не был? Знаю, знаю, как до свадьбы за девицами бегал. И до нашего с тобой венчания едва утерпел. Полно уж руками размахивать. Дитё есть, вот оно, - указала она рукой на живот дочери. - И никуда теперь не деться. - Люди, что же люди скажут? - простонал Аким. - А мне всё равно что люди скажут. Любовь они с Пашкой на глазах у всего села крутили. Вот вернется жених наш, а дитёнку уж несколько месяцев будет, тогда и свадебку сыграем, даст Бог, времена сытные вернутся. **** У Василисы родился сын. На дворе стояло жаркое лето, ребенок спал в колыбели, а молодая мать плакала, глядя на спящего ребенка. Она не знала, что происходит и почему Павел не пишет письма. Не успела она сказать его родителям, что у них будет внук или внучка. Однажды ночью родители Павла уехали, забрав с собой двух дочерей и погрузив на две телеги своё добро. - Куда делись Астафьевы? - Василиса стояла возле дома Павла и смотрела на пустой двор. - Так в ночи выехали. Спрашиваю их, куды они собралися, а Санька как зыркнет на меня, да на жену и своих дочурок прикрикнул, чтобы поторопились, - рядом стояла соседка Астафьевых и качала головой. - А ты, милая, тоже не знаешь, куды они подалися? Вроде ж невеста ты Павлушина. Слыхала я, что дом свой он под клуб сельский передал, чтобы тут люди собирались по интересам разным. Так куды уехали? - Не знаю. А где куры, гуси? - Так давно уж на мясо пустили, ты чего, дочка? Да кабы не птица домашняя, Астафьевым худо было бы. Корова осенью слегла, не выжила, теленок чего-то слопал, за матерью своей ушел. Три лошади осталось, да вот и всё хозяйство. Василиса ушла и ничего не ответила. А люди всё гадали, куда делись Астафьевы и почему по ночи покинули дом. Но никто так и не узнал причину. Ходили слухи, что раскулачить должны были Астафьевых, тогда только начинали выявлять кулаков да середняков и были случаи, когда изымали добро. Может прознал Астафьев-старший чего, может предупредил кто его... А другие говорили, что наоборот, за лучшей жизнью поехал, что в Сибири у него сестра живет бездетная да незамужняя, а там и мельница у неё имеется, и пасека. Вроде как хворая она и добро брату своему передать хочет. Но почему по ночи они покинули дом, никто так и не понял. Как уехали Астафьевы, так и письма от Павла перестали приходить. Василиса места себе не находила, а тут еще и отец сурово смотрит, да мать причитает. Люди замечать стали её растущий живот, многие поняли, что беременна она, да и знали от кого - только с Павлом её и видели. А Василиса ходила с гордой головой, не опуская глаз. Да, согрешила она, но любовь познала и ребенок это дар, а не наказание. А уж как мальчонка родился, так и вовсе посчитала себя самой счастливой. Знала она, что отец о наследнике фамилии мечтает, да не было у них с матерью больше детей. И как внука увидел Аким, так забыл о прошлых обидах на дочь, о том, что в подоле принесла. - Вот он, богатырь! Наша порода, Громов! Василиса позволила отцу самому назвать ребенка. - Быть ему Громовым Андреем Павловичем! - держа внука на руках, улыбался Аким. Наследник мой, дождался еще одного мужика в доме. - Ой, умора, - рассмеялась Прасковья. - А есть что наследовать? Пять куриц во дворе, петух, коза да старая кляча. - Вот что ты за баба такая? А дом? Крепкий и хороший дом, который я строил сразу после свадьбы. Я ж для чего год на лесах работал и дерево зарабатывал? Три комнаты просторные, думал, тут ребятня бегать будет. А теперь вот и наследник есть для этого дома. Глядишь, Васька замуж выйдет и еще детишек нарожает. Василиса печально улыбнулась отцу, а мысли вернули её к Павлу. Вот уж несколько месяцев он ничего не пишет. И мысли о старших Астафьевых покоя не давали. **** Павел не вернулся. Напрасно ждала Василиса его или хотя бы весточки какой, будто испарился он из её жизни. Вспоминала она слёзы свои, которые лила на прощание. Как чувствовала она, что в последний раз видит своего любимого. А годы шли. Рос и Андрей, поразительно похожий на своего отца. Аким и Прасковья души не чаяли во внуке, баловали его. Аким мальчонку на речку с собой брал, силки вместе ставили в лесу, обучал его столярному делу. В 1930 году, когда Василисе уже было 26 лет, она смогла вновь полюбить. В их селе основали колхоз, прибыл туда агроном Василий. Сразу приглянулась ему Василиса. Было ему всё равно, что старше она деревенских невест, которые ужом вились возле тридцатилетнего специалиста, не посмотрел он плохо и на то, что в подоле она ребенка принесла. Начал он знаки внимания ей оказывать, до дома провожал, цветы полевые в округе обрывал. А люди смеялись и назвали эту парочку "Васьками". - Глянь, Васьки идут, - говорили женщины и смеялись, когда видели Василия и Василису. В 1931 году свадьбу играли. Аким настоял, чтобы зять в дом к нему жить пошел. - Неправильно это. Жена должна у мужа жить, - смущался Василий. - Ага, у мужа.. В той хибарке, которую тебе выделили? А тут добротный, крепкий и теплый дом. Не позволю внука своего в холодную избенку тащить. Да и на других внуков рассчитываю, так что вам же лучше, коли родители будут рядом и поддерживать. А после нашей смерти дом этот и унаследуете. Василий поблагодарил тестя. Он и сам этого желал, только вот принято, чтобы жена к мужу уходила. А у него и правда домишко холодный да маленький. Что было, то и выделили. Своего жилья у Василия не было, сирота он, у тетки воспитывался. А уж когда вырос и выучился, всё по служебным домам скитался. Никакого наследства из прошлого не было у него. Дожил до тридцати лет не женившись, потому что не нашел ту, с которой хотел бы всю жизнь прожить. А тут Василиса. Как глянул в её глаза, так и пропал... **** В 1934 году родилась у них дочь Анна, а в 1937 году сын Алёшка. Андрей рос не по дням, а по часам, превращаясь в красивого и высокого юношу. При взгляде на него у Василисы щемило сердце - он был очень похожим на отца. Она понимала, что любит Василия, но и Павла любить не переставала. Не хотела она верить, что бросил он её. Наверняка с ним что- то случилось, а может быть и в живых его уже нет давно... Она не думала, что когда-то узнает правду, потому жила не прошлым, а настоящим. ПРОДОЛЖЕНИЕ под картинкой #ХельгаОгонëкДуши Ссылка на страницу автора в конце темы

Хельга Наследие прошлого. Часть 2 1941 год. - Я всё решил, мама, - Андрей смотрел в глаза своей матери Василисе твердым и уверенным взглядом. - Батька ушел и я пойду. - Тебе всего восемнадцать лет. Какой фронт, какие фрицы? Ты ведь даже еще не служил. - Вот и послужу заодно Родине. Мама, не отговаривай. Я уже был в военном комиссариате, записался. Василиса заплакала. Великая Отечественная только началась, а уже забирает второго мужчину из её дома. Страшно ей было, очень страшно. Василий повестку получил месяц назад, а теперь вот и Андрей собрался немцев бить. Он привязан был к своему отчиму, отцом его называл, вот и не остался дома ждать его подле материной юбки. - Завтра на могилки дедушки и бабушки схожу с утра, а потом уж в путь. Мы с Санькой и Колей уходим. А ты, мама, обещай, что плакать не будешь, молиться обо мне и батьке станешь, да убережешь сестренку и брата. - Почему ты со мной не обговорил своё решение, почему я узнаю за день о том, что ты на фронт уедешь? - она зарыдала. - Потому что ты бы стала меня отговаривать. А я уже вырос, я взрослый и могу сам принимать решение. Он подошёл к матери и обнял её. Василиса всё еще оставалась красивой женщиной, ей всего было тридцать семь лет, но уже волосы немного подкрасила седина и взгляд стал печальнее с тех пор, как мужа своего проводила, но все же она была красива. Теперь глаза её стали еще печальнее и на сердце тревога усилилась во стократ. На следующий день он и еще два его друга уехали, оставив матерей молиться за них с тревогой и щемящей болью в душе. **** 1945 год. Андрея будто бы охраняли ангелы свыше, он лишь несколько раз получал ранения небольшие. Чего не скажешь о Василии - в январе 1942 года жене его пришла похоронка и сопроводительное письмо с медалью и наградным листом. В июле Андрей возвращался из Берлина домой, вот уж Уральские земли за окном видны, и время стало тянуться мучительно медленно. С нетерпением ожидал он встречи с матерью. Казалось, поезд медленно плетется, так желал он увидеть лицо матушки, сестренки и брата, что хотелось пойти к машинисту и попросить его поддать угля и мчать быстрее ветра. Но сам усмехнулся своим мыслям. - Что, молодой человек, не терпится домой, к невесте? - спросил его мужчина, сидевший напротив. Он читал газету, придерживая её одной рукой. Второй не было, рукав был заправлен в карман. - Нет у меня невесты, - улыбнулся Андрей. - Матушка дома ждет, да брат с сестрой. А вы, простите, из госпиталя? - Ты про это? - дёрнул плечом мужчина. - Нет, давно дело было, еще в начале двадцать третьего года. С тех пор так и живу. Со службы осталась память. К сестре ездил я, племянник вернулся. Бравый парнишка, в прошлом году едва восемнадцать исполнилось, из дома сбёг на фронт. Господь сохранил его, вернулся к матери своей. - Вы верующий? - спросил Андрей. - Мне кажется, в такое время верят все. Да и я к тому же в 1903 году родился, родители крестили меня, Царствие им небесное, - перекрестился мужчина правой рукой. Я и с женой своей, покойницей, венчаный был. При храме она работала, пока не снесли его. Андрей тяжело вздохнул. Он вспомнил, как мать переживала, когда сельскую церковь сносили. - А ты, солдатик, из каких краев будешь? - Из Вороновки я, через три часа уж прибудет поезд на станцию, а там пешем всего ничего идти. Мужчина нахмурился, потом поднял на него свои глаза и будто что-то знакомое увидел он в парне. - Я и сам раньше в Вороновке жил. Давненько дело было. Да... А фамилия у тебя, паренек, какая? - Громов я. Мурашки пробежали по спине мужчины, у него закружилась голова, едва он услышал знакомую фамилию. - Мать... мать как зовут? - шептал он одними губами. - Эй, все с вами в порядке? - Андрей подскочил со своего места и подошел к соседу по плацкарту. - Василисой маму мою зовут. Андрей вытащил фляжку и дал незнакомцу воды. Когда тот, жадно отпив пару глотков, вздохнул, то спросил у незнакомца: - Отчего вам вдруг плохо стало, едва я вам фамилию назвал? - Я знал твою маму. Знал её. Самая большая любовь, которая случалась в моей жизни. Стало быть, сын у неё, замуж вышла... - Мама была замужем, но за Василия пошла в тридцать первом году. А других мужей у неё не было, - нахмурился Андрей. - Как вас зовут? - Павел. Павел Астафьев, - представился мужчина, а Андрей чуть не закричал от удивления. Он знал это имя и эту фамилию. Фляжка с водой была у него в руках, и теперь парень жадно делал из неё глотки. - Значит, Астафьев... Значит, это вы мою маму бросили и исчезли из её жизни, даже не узнав, что у неё будет от вас ребенок. Этот ребенок - я! Громов Андрей Павлович, - горько произнес он. - Я не знал, не знал, - мужчина заплакал, прижав свою руку к лицу. - Тогда мне казалось, я всё делал правильно. Я руку потерял и, лежа в госпитале, понимал, что не хочу обрекать твою красивую маму на жизнь с таким... Зачем это молодой и здоровой девушке? Я боялся, что она может испугаться, что не захочет жить со мной. А если и будет, то только из жалости. Меня отправили домой, но я не стал возвращаться, а уехал к тетке в Сибирь. Вскоре и моя семья туда перебралась. Я любил твою маму, но она достойна лучшего и большего. Достойна того, чтобы рядом с ней был крепкий и здоровый мужик, который её на руках будет носить. - Ты... - Андрей сам не заметил, как перешел на "ты". - Всё решил за неё, за нас. Не подумал о том, что она тебя любила всю жизнь? Сколько лет она тебя ждала... - Я думал, что так будет лучше. Я ходил в церковь и молился, чтобы она нашла своё счастье и свою любовь. В том же храме я повстречал Татьяну, через год нас обвенчал батюшка. Не любили мы друг друга, но уважение и дружба в нашей небольшой семье были. Вот детишек не смогли родить, а в сорок третьем Татьяна захворала и ушла в мир иной. Мужчина рыдал, как маленький, а у Андрея в душе боролись разные чувства. Жалость к нему, непонимание и злость. Но жалость превышала всё остальное. Он пожертвовал своими чувствами и чувствами любимой, боясь быть отвергнутым или чтобы его жалели... - Вы должны сойти со мной на станции. Вы должны всё рассказать маме. Столько лет она не знала, что произошло. Разные у нее были мысли - что полюбили вы другую, что не выжили во время службы, или что арестовали вас... Вы должны, слышите, должны приехать к ней. - Вроде мы на "ты" уже... - Хорошо. Ты сойдешь со мной на станции. **** По дороге Андрей рассказал Павлу про отчима, про Аню и Алешку, про то, как мать жила все эти годы. Про похоронку, которая пришла в сорок втором на Василия. Василиса, увидев сына, входящего во двор, вскрикнула от радости и бросилась к сыну. Тут же подбежали Аня и Алёша, которые кружились возле брата, разглядывая медали на его груди. - Вот выросли как!- потрепал он Алёшку по вихрастой голове, а, глядя на Аню, улыбался. - Прям невестой стала. И только оторвавшись от сына, Василиса обратила внимание на еще одного гостя, вошедшего во двор. Прошло двадцать три года, но она не могла его не узнать. Все слова застряли в горле, ноги приросли к земле. Увидев взгляд матери, Андрей увёл брата и сестру в дом, оставив мать с отцом во дворе. Им было о чем поговорить... ЭПИЛОГ Павел остался в доме Василисы. Он долго просил прощения, они плакали вместе всю ночь. Сперва он жил просто рядом с ней и с сыном, но потом любовь вновь вспыхнула между ними, как когда-то давно, двадцать с лишним лет назад. Он хорошо относился к Ане и Алёшке и гордился своим сыном. Вместе они ездили в Сибирь, где у Павла еще оставалась пасека и хороший дом, доставшийся ему от тетки. Было решено, что теперь здесь будет хозяином Андрей. Он был единственным наследником семьи Астафьевых, именно ему предстояло теперь привести молодую жену в дом. Что он и сделал в 1946 году. Андрей жил в Сибири, работал в лесхозе, держал пасеку и вместе с женой воспитывали детей. Павел и Василиса жили в Вороновке, вместе выдали замуж Анну и женили Алексея, который привел молодую жену в дом. Конечно, Василиса оплакивала своего погибшего мужа Василия, но его уже было не вернуть. Зато судьба свела её с первой любовью и отцом её старшего сына. Спасибо за прочтение. Автор : Хельга #ХельгаОгонëкДуши Чтобы прочитать другие рассказы Хельги - нажмите на хештег (красную строчку) или на картинку в конце темы. Рассказ опубликован с личного разрешения автора, специально для группы "Огонёк души".