ТАМАРА ГВЕРДЦИТЕЛИ:

«Жизнь не репетиция.
Все приходится писать набело»
Досье:
Родилась в Тбилиси. Отец – Михаил Гвердцители, представитель старинного княжеского рода, кибернетик. Мать – Инна Владимировна Кофман, учительница русского языка и литературы. Младший брат – Павел Гвердцители, программист.
История фамилии начинается с XIV века. Предок, самоотверженно сражавшийся с турками за независимость Грузии, в одной из битв был тяжело ранен. Царь, увидев, что его подданный, несмотря на ранение, не покидает поле боя, нарек храбреца «Гвердцители», что в дословном переводе с грузинского означает «красный бок».
В начале 1970-х годов стала солисткой детского эстрадного ансамбля «Мзиури». Окончила музыкальную школу для одаренны
х детей, Тбилисскую государственную консерваторию имени В.Сараджишвили (факультеты фортепиано и композиции).
В 1981 году стала победительницей международного конкурса «Красная гвоздика» в Сочи. В 1988 году победила в конкурсе «Золотой Орфей» в Софии. В качестве специального гостя выступала на фестивалях в Сопоте и Сан-Ремо.
Участвовала в благотворительных концертах для советских солдат в Афганистане.
В 1984 году вышла замуж за Георгия Кахабришвили, режиссера, заместителя председателя Гостелерадио Грузии. На церемонии бракосочетания присутствовала Маргарет Тэтчер – в этот день премьер-министра Великобритании, которая находилась с визитом в СССР, повели на экскурсию в новый Дворец торжеств.
Сын – Сандро Кахабришвили. Родился в 1986 году. Учится в Лондонском университете искусств, на факультете масс-медиа и культуры.
В начале 1990-х годов жила и работала во Франции. Выступала с Мишелем Леграном.
Снялась в фильмах «Жена Сталина», «Дом образцового содержания».
Исполняла партию Кармен на сцене Днепропетровского оперного театра с миланским баритоном Джованни Рибикьезу.
Играет в мюзикле «Человек из Ламанчи» Театра Российской армии.
Исполняет песни на грузинском, русском, французском, итальянском, испанском, английском, иврите, украинском, армянском, немецком.
В этот вечер тбилисская публика собиралась на концерт Тамары Гвердцители и Дмитрия Дюжева. В кассах давно уже не было ни одного билета…
До начала концерта оставалось около часа. А репетиция, которая началась утром, все не кончалась. Наверняка музыканты уже начали подумывать о том, что хорошо бы немного отдохнуть перед выступлением. Но Тамара и не думала прерываться. Вновь и вновь обсуждались мизансцены, проигрывались номера, отшлифовывались детали. Честное слово, певица была так свежа и энергична, как будто только что приступила к репетиции.
Одетая в пестрый брючный костюм, она выглядела празднично и ярко. И если бы не ее профессионально строгий настрой, дотошность и неутомимость, можно было бы подумать, что она не работает, а, извините, в хорошем смысле слова – развлекается.
Теперь-то я понимаю, что Тамара не может утомиться от пения. Конечно, она очень волновалась перед концертом. Напряжение было огромным. И все-таки все, что связано с музыкой и сценой, для нее не в тягость, а в радость. Это ее работа и отдых, любовь и боль, мечта и явь… А по большому счету – смысл жизни и огромное счастье.
Даже годы жизни она отсчитывает по своим песням и концертам. Потому что песня – это событие. А все остальное – так, происшествия…
К таким «происшествиям» относятся и интервью. Тамара не может их воспринимать всерьез. Ведь это не музыка. А значит, тратить на это жизнь не стоит.
Перед грим-уборной певицы до и после концерта журналисты, выпрашивая интервью, толкались как на базаре. Не повезло никому, кроме журнала «ТифлисЪ».
Единственное условие, которое нам поставила Тамара, – это поговорить через три дня после концерта. Ровно столько ей требуется для того, чтобы спало напряжение.
Концерт прошел триумфально. Правда, начался с небольшим опозданием – ожидали прибытия Католикоса-Патриарха всея Грузии Илии II. При появлении Святейшего весь зал встал и аплодисменты долго не стихали...
По окончании концерта состоялось открытие «Звезды Тамары Гвердцители», которая теперь сияет перед Тбилисским большим концертным залом рядом со «звездами» легендарных Вахтанга Кикабидзе, композитора Важи Азарашвили, фольклорного танцевального ансамбля «Эрисиони», песенного коллектива «Рустави» и детского ансамбля «Мзиури», участницей которого была юная Тамрико. 40 лет со дня основания ансамбля Грузия праздновала два года назад.
Ну а потом Тамара сдержала данное нам слово. И ровно через три дня мы беседовали в небольшом кафе гостиницы «Marriott Tbilisi Hotel».
О Тамаре Гвердцители написано очень много…
Поэтому мы говорили о том, о чем еще никто или почти никто не писал.
– Вы не очень частый гость в Тбилиси. Как прошли эти дни, чем они были заполнены?
– Было очень сложно до концерта. Потому что все время шли репетиции. Я включила в концерт несколько песен, которые пела лет 20 тому назад, и эта часть программы подлежала пересмотру, переосмыслению. А сейчас, после концерта – все просто. То друзья и родственники, то родственники и друзья. Вот так и бегаю. И пока не могу опомниться.
– Вы встречались с вашими подругами по «Мзиури»?
– Конечно. Во-первых, все они были на концерте. А во-вторых, потом мы встретились специально, сидели и вспоминали свою юность.
– И что вспоминали?
– В основном, песни. С нами был наш педагог Гурам Джаиани, и мы вспомнили 20 песен из репертуара «Мзиури».
– У вас сохранились дружеские отношения?
– Да. Время сохраняет в памяти только самое хорошее.
– У вас, видно, счастливая особенность памяти – помнить только хорошее.
– Да, мне в этом повезло (смеется).
– Вы очень рано пришли в профессию, узнали, что такое конкурсы, конкуренция, зубная паста в туфлях… Стоило пройти через это? Не ломает ли детскую психику такое раннее начало карьеры?
– Я в музыке с пяти лет. Поэтому не странно, что с десяти лет – я на сцене. А вот со словом «карьера» не соглашусь. Я это называю словом «путь». Карьеру я никогда не делала и не делаю, потому что она подразумевает компромиссы. Там требуются другие вещи, не обязательно быть профессионалом. Карьеру женщина может сделать запросто – надо лишь быть смазливой и молодой. Но не юной. Юность – это качество, все-таки связанное с чистотой. Мне кажется, что мой путь – это вся жизнь. То есть не кажется, так оно и есть. Одно я поняла четко: жизнь – не репетиция. Все приходится писать набело.
– Черновиков нет…
– Не бывает ни репетиций, ни черновиков.
– И все-таки вам, тогда десятилетнему ребенку, тяжело было или легко?
– Конечно, временами было непросто. Очень непросто. Но в те годы мы так всему радовались! К тому же в 10 лет я уже училась в музыкальной школе-десятилетке для одаренных детей, и когда другие дети бегали во дворе, веселились, я занималась, играла Гайдна и Моцарта. Понимаете, невозможно силой заставить ребенка серьезно заниматься. Просто моя мама точно поняла, что я – человек музыки. То есть я могу ради музыки пожертвовать многим. Мама это поняла, наверное, с двухлетнего моего возраста – что человек ради музыки может куда-то не пойти, не делать то, что делают его сверстники…
– И это в радость?
– Да! Потому что я настолько проживала каждое произведение, каждую песню, что маме было ясно: музыка – это мое. Не потому, что у меня нет других интересов, а потому что у меня именно такая тяга к самовыражению.
– Какое ваше самое-самое первое воспоминание в жизни?
– Помню, мне было года два…
– Да что вы!
– Да-да. Мне два года, а моему брату – год. Пришли гости. Было поздно. Но гости попросили, чтобы я спела. Я это помню… Папины и мамины друзья очень любили, когда я пела. Видно, детская искренность и детский голос очень близки сердцам многих людей, особенно друзей. Меня подняли, поставили на табуретку и попросили спеть одну песню. Но я помню, что пела долго.
– Андре Моруа писал, что каждый день человек получает не меньше трех возможностей изменить свою жизнь. Какие события изменили вашу жизнь?
– Конечно, были поворотные события. Я была очень молодой, когда в 1991 году в Грузии произошло то, что произошло… Тогда военное положение просто перевернуло мою душу. И естественно, на мою жизнь повлияли ошибки, которые я допускала.
– Вы сожалеете о них или дорожите, потому что это ваши ошибки?
– Если бы была такая возможность, я, конечно, поступила бы во многих случаях иначе. Многое исправила. Конечно, в жизни что-то хочется переписать заново.
– Это были ошибки по молодости, по незнанию?
– (После долгого молчания.) Дело в том, что… Вот, скажем, вы допускаете ошибку, а люди говорят, что вы приобретаете некий опыт. Это не совсем так. Я думаю, что это прямой перевод на русский с английского. Еxperience. Понятно, что это опыт, да… Но душа не может быть опытной. Она всегда открыта. Ты стоишь, и перед тобой – стеклянная дверь. Наткнешься и сломаешь себе голову. А тебе-то казалось, что этой двери нет и впереди – горизонт. И оказывается, что как-то по-детски допуская ошибки, ты с каждым днем становишься все уязвимее и уязвимее.
– А что вам помогало приходить в себя, после того как вы ударялись о стеклянную дверь?
– Я себя утешала так: хорошо, что это была не железная дверь с шипами. Хотя понимаю, что душа в таких ситуациях все-таки крепчает.
– Вы сами справляетесь или нужна помощь?
– Мама, конечно, помогает… Но думаю, надо справляться самой.
– Вы рассказывали о том шоке, который пережили в 11 лет, когда трагически ушла из жизни ваша одноклассница. Вы написали тогда свою первую песню…
– Да… Она повесилась, потому что ее родители развелись. (Долго молчит.) Даже слова трудно подобрать. Очень горько было, ужасно. А моя песня была ответом на то, как в жизни все несправедливо. «Ты была как ласточка, порхающая по лугам, а в сердце таила вчерашний день, потому что сегодня ты не с нами»…
– Кто самые важные люди в вашей жизни?
– Мама, мой педагог по вокалу Берта Исаевна Иваницкая и Мишель Легран. Но во главе всего стоит моя мама.
– Мама посвятила вам свою жизнь. Роль педагога по вокалу – очевидна. А что вам дал Легран?
– Он мой поводырь в музыке. Он мой учитель…
* * *
А вот тут началось что-то странное. Я не могла понять, что происходит. Было очевидно – Тамара нервничает. В конце концов она резко встала и предложила пересесть за другой столик. Мы перебрались в дальний угол зала. И Тамара успокоилась…
Оказалось, ей мешали разговоры посетителей кафе, сидевших за соседним столом. На эти голоса я, честно сказать, и не обращала внимания. А для Тамары – это было громко. И дисгармонично.
– Мне говорили, что такой способностью слышать все, что звучит вокруг, обладают люди только с абсолютным музыкальным слухом.
– Да, верно. И этого врагу не пожелаешь. Столько всего слышишь одновременно – каждого в отдельности и всех вместе.
– Как такое возможно?
– Ну, это ведь как оркестр. А все голоса, звуки в помещении и на улице – как инструменты в оркестре. Я различаю каждый.
– Этому можно научиться?
– Нет, это врожденное.
– Что касается Мишеля Леграна…
– Я ощущаю себя его вечной ученицей. Он обогатил мои представления о музыке, песне. И вообще о том, как существует человек в чужих условиях. Благодаря ему все, некогда чужое, стало для меня самым близким. И этот трепет, который у меня появился в отношении музыки, звука и даже в отношении прикосновения к роялю, это все – заслуга маэстро. Кроме него, никто не может этого преподать. Мне довелось записываться в студии Леграна с его собственным оркестром!
Когда в детстве я смотрела фильм «Шербурские зонтики», то и подумать не могла, что с этим композитором я буду выступать на одной сцене. Именно Легран пригласил меня выступить в «Олимпии». Мы с ним играли на двух роялях в четыре руки, импровизировали. Я пела романсы, песни Эдит Пиаф. Успех был огромный. Взволнованный конферансье кричал в зал: «Париж, запомни это имя – Тамара!» Но, увы, парижская слава ко мне так и не пришла. Вскоре, уже в Москве, я узнала, что скоропостижно скончался Альбер Сарфати – великий импресарио, мой покровитель и друг, который пять лет строил мою карьеру во Франции. И все оборвалось внезапно.
– По-моему, след в вашей жизни оставил и Сергей Параджанов?
– Да, безусловно. Я даже посвятила ему песню, с которой начинаю концерты. Называется «Калакури», то есть «Городская». В ней собраны все интонации, характерные для Тбилиси. Я стараюсь передать, как собираются люди – по человеку с каждого городского двора – и каждый из них несет свою интонацию. И в конце песня превращается в общую, тбилисскую. Я думаю, что это одна из самых важных прелестей Тбилиси – здесь уживаются все. Что бы ни происходило. Все равно – все вместе. И называют себя тбилисцами. Параджанов был абсолютным тбилисцем.
– Говорят, что это национальность.
– Совершенно верно.
– А как вы познакомились?
– Случайно. В аэропорту. Мы летели рейсом Тбилиси – Москва. И вдруг вижу – стоит Параджанов. Серж, как его называли. Я в шоке. Во-первых, я знаю и люблю все его фильмы. И я всегда мечтала о ситуации, в которой могла бы с ним познакомиться – не так, чтобы прийти к нему специально и представиться, а случайно. Так и получилось. Я смотрела на гениального земляка и понимала, что смотрю на Тбилиси. Параджанов – человек, в котором отражен весь Тбилиси и в то же время – одно из самых ярких отражений этого города. Я почувствовала необычайное счастье от того, что живу в одном городе с ним, шагаю по одним и тем же улицам. В городе, который он обожал, который был его вдохновением и благодаря которому он оставил человечеству то, что оставил. В минуту знакомства – а это был человек-рентген – он все про меня понял. И когда мы прилетели в Москву, он прямо в аэропорту подарил мне огромную охапку тюльпанов. На мне было черное платье. Я случайно была так одета, но оказалось, что неслучайно. И он осыпал меня этими тюльпанами… Для него, кстати, тоже очень много значило, что я тбилисская девушка. И он ко мне отнесся с такой теплотой и любовью, с какими, может быть, относился к каждому своему земляку, тем более человеку из искусства.
– Не каждому, не каждому… Он избирательный был.
– Да, мне говорили об этом… И он сказал: «Ни о чем не волнуйтесь. У вас все будет хорошо. И одевайте всегда черное платье с небольшим красным пятнышком. Это может быть цветок, платочек. Красное – это страсть. А черное – это достоинство». А потом там же обо мне рассказывал кому-то истории, которые только что сочинил, ведь это был человек, который не мог не фантазировать. Он как будто поставил для меня маленькое кино. Это воспоминание на всю жизнь. Я даже иногда думаю – а что бы сейчас сказал мне Параджанов? Он словно незримо рядом со мной.
– Может быть, он как-то вас и охраняет.
– Да, да, наверное…
– Тамара, вы хотели быть на кого-то похожей в детстве, юности?
– Я всегда хотела быть только собой. Я давно поняла, что это один из самых важных показателей состоявшейся певицы, актрисы. И я, конечно, хотела нести в себе гордость и внутренний темперамент грузинской женщины. А еще я понимала, что во мне совершенно неистребимы мамины одесские гены. Что бы ни происходило – надо держать фасон.
– Лопни, но держи фасон?
– Вот именно.
– То есть вы очень рано поняли саму себя?
– Да, но именно через музыку.
– Когда в ансамбле «Мзиури» ставили сказку «Буратино», все хотели быть Мальвинами, а вы – Пьеро. Почему?
– Ой, Пьеро мне очень нравился. И когда мое желание совпало с желанием и выбором нашего режиссера Александра Борисовича Жеромского, я была счастлива. Я и тогда не боялась себя уродовать, и сейчас не боюсь. Мне нарисовали брови домиком, у меня был колпак, широкая блуза… Моя органика, видимо, продиктовала Жеромскому его выбор. Знаете, чего изначально режиссеры боятся в актрисах? Кривляния. А этого у меня никогда не было. И нет. Вообще, когда юная или взрослая певица начинает кривляться, это страшно раздражает. И это первое, что надо вытравлять.
– А кокетство?
– О, это совсем другое дело. Это настолько чарующе! А вот кривляния наши педагоги в «Мзиури» не допускали. Кстати, человек, у которого есть особые способности или талант, и не может кривляться. Талантливые люди думают о чем-то другом... Жеромский сказал моей маме, что у меня большое будущее как у драматической актрисы, и посоветовал отправить учиться в Москву. Но у меня есть младший брат. А одну мама меня не отпустила бы. Это было невозможно.
– Может быть, вам хотелось играть Пьеро потому, что вы грустный человек?
– Да, я в большей степени грустный человек. Хотя такие открытые, искренние люди, как я, они и веселые, и слабые, и хрупкие… Все это во мне перемешано. А силу дает только музыка.
– А вы соответствуете своему знаку зодиака – Козерогу?
– Очень во многом – да. Но он описан как довольно жесткий – этого во мне нет. Я больше, наверное, Водолей, чем Козерог.
– А организованность, выносливость…
– О, это во мне от Козерога, да.
– В одной из песен вы поете, что «этот век не для принцесс». А какой век, какая страна вам подходит?
– Я бы предпочла жить в Грузии, в 19 веке – но только в период до Октябрьской революции 1917 года. Это имеет принципиальное значение, учитывая мое происхождение. Я генетически этого не приемлю. У меня такое ощущение, что в жизни моих бабушек и дедушек, моей мамы все сломал 17-й год. Это катастрофа для миллионов судеб. И не учитывать этого в своей судьбе – по-моему, неумно. Революция повлияла на нашу жизнь дичайшим образом. Кроме бед, она ничего не принесла ни стране, ни людям. Даже мой сын иногда говорит – если бы этого ужаса не случилось, мы все жили бы сейчас по-другому, и никто бы никуда не уехал, и в Грузии все было бы иначе.
– А если бы вы выбирали дом для себя? Мне кажется, что вам подошел бы такой, в котором муж и жена живут каждый в своих комнатах, а встречаются в столовой и гостиной. Чтоб муж поменьше раздражал и не путался под ногами.
– (Заразительно смеется.) Вы знаете, женщины-актрисы – это всегда особый случай. Институт семьи для меня очень важен, но как артистка я могу сказать, что если человек обладает известностью, если люди на него реагируют на улице, узнают, просят автографы и так далее, то партнера это раздражает всегда. Особенно мужчину.
– Даже если мужчина – из мира искусства?
– Ну конечно. В этом случае, может, и посильнее раздражает. Тут особая ревность. Очень сложно быть успешной артисткой и иметь мужа. Это цена за успех – не быть счастливой в обычной женской жизни.
– Тамара, вы играете в театре и снимаетесь в кино…
– Да, и меня радует, что в кино меня берут без кастингов.
– Еще чего не хватало!
– А играю я, как правило, грузинских женщин с кажущейся строгостью и искусно завуалированной женственностью.
– Может быть, это не кажущееся? Я наблюдала, как перед концертом журналисты просили у вас интервью, и вам достаточно было поднять левую бровь, и все было ясно без слов – они делали шаг назад.
– (Смеется.) Может быть, и не кажущееся… Еще часто предлагают играть то цыганок, то венгерок. Ну, там видно будет, посмотрим. А что касается театра – это серьезная дисциплина. Как музыка. Каждый месяц я играю Дульсинею в спектакле Юлия Гусмана «Человек из Ламанчи». Мой партнер – Владимир Михайлович Зельдин. Он потрясающий артист и замечательный человек. В спектакле он исполняет 16 песен и 17 танцевальных номеров. И как исполняет! Не каждый молодой на такое способен. С Димой Дюжевым мы думаем о новом музыкальном проекте. Но опять-таки – посмотрим. Как говорит Дима, сперва надо узнать, кто заплатит за первый билет.
– Тамара, можно блиц?
– Давайте попробуем.
– Любимое место в Тбилиси?
– Проспект Руставели и консерватория.
– Любимое место в мире?
– Париж, конечно. Монмартр.
– Что вас рассмешило в последний раз?
– Когда я прочла о себе, что у меня есть муж-олигарх.
– Отчего плакали?
– У меня пошли слезы, когда на своем юбилее Святейший с хором и оркестром исполнял «Аллилуйя».
– Чему удивились?
– Всему, что происходит. Трагическое удивление… Норвежец, который расстрелял 85 человек... Не понимаю, как его будут наказывать.
– Вы за смертную казнь?
– Это очень серьезная тема. Тем более для верующего человека.
– Чего вы боитесь?
– Потерь.
– С кем из живших на земле вы хотели бы встретиться?
– С Моцартом и царицей Тамарой.
– Вы хотели бы быть бессмертной?
– Наверное, нет. Потому что боюсь потерь.
– У вас есть любимая фраза?
– Есть. «Жизнь состоит из любви и ошибок».
– Ваша жизнь тоже?
– Да.
– Говорят, что мужчины и женщины – это существа с разных планет. Вы согласны?
– Главное, чтобы встретился твой человек. Все остальное неважно. Но это как повезет.
– Вы за патриархат в отношениях?
– Да.
– Способность, которой вы хотели бы обладать?
– Умение рисовать.
– Удача слепа или выбирает достойных?
– Удача – капризная дама. Избирательная.
– В каких случаях вы говорите неправду?
– В крайне редких. Как женщине мне приходилось порой говорить неправду. Но это не смертельный грех.
– Если перефразировать знаменитый вопрос Марселя Пруста, что бы вы сейчас сказали Богу, если бы у вас была такая возможность?
– Спасибо. Спасибо за жизнь.
– Что бы вы сейчас посоветовали себе самой, десятилетней?
– Занимайся тем, чем ты занимаешься. То есть музыкой. Будь сильнее. Хотя… Не знаю, может быть, в этой слабости и есть какое-то очарование.
– Сальвадор Дали про себя говорил: «С годами я хорошею». Как бы вы сказали про себя?
– Он был гениальный человек. Дали – это эстетика. Это искусство – быть Сальвадором Дали. Женщине, конечно, сложно повторить такую же фразу. Мне хотелось бы сохранять огонь, красоту и влюбленный взгляд на саму себя.
– Есть фраза – «запомните меня такой». Какой должны запомнить вас?
– Теперешней.
– И последний вопрос. В одном из интервью вы сказали, что строгость – это непедагогично. Почему?
– Мама все отдавала нам – мне и моему брату. Она была объективной. Бывали и моменты поощрения, и наоборот. Но она воспитывала нас не строгостью, а мягкостью восточной женщины и разумностью, присущей иудейке. Я думаю, что мудрости не бывает без мягкости. Понятно, что главное в мудрости – это интеллект. Но мягкость – это главный способ свою мудрость донести до другого…
А вот сейчас я попрошу вас обязательно записать мое исповедальное обращение.
* * *
И тут Тамара действительно потеряла обычное спокойствие. Диктофон сохранил прерывистую интонацию певицы, ее взволнованный, сбивчивый монолог…
Было совершенно ясно – человек говорит о самом важном, о самом значимом в своей жизни.
– Я хочу выразить благодарность и почтение. С той минуты, как я была представлена Католикосу-Патриарху всея Грузии Илие II, моя жизнь изменилась. Изменилась полностью. Когда мне бывает тяжело, я стараюсь приехать туда, где находится патриарх, увидеть его, побеседовать, послушать его наставления. Я была удостоена чести присутствовать на новогоднем приеме у патриарха. Он попросил меня спеть. И 31 декабря в половине одиннадцатого вечера я пела для него «Мравалжамиер». Даже трудно представить, насколько патриарх повлиял на мою судьбу, взгляды, мировоззрение. Бывало, я годами сюда не приезжала, тбилисская квартира стояла закрытой. А сейчас стараюсь приезжать в Тбилиси каждый месяц. К Святейшему. И это дает мне огромные силы.
– Он чудотворец. Я не испытала этого на себе, но мне рассказывали очень многие.
– Да, это так… Вот оказываешься над пропастью – вместе со своим народом, со всей Грузией. А патриарх спасает. Дима Дюжев, с которым мы были на аудиенции у Святейшего, сказал: «Какие вы счастливые, что у вас такой патриарх». Дима использовал возможность – спрашивал о многом. Естественно, я уступила Диме и не беспокоила в тот день патриарха своими вопросами… Мы очень ждали его на наш концерт, мечтали, чтобы он пришел, и когда он появился… Это было счастье. Знаете, в моей квартире есть камин. Искусственный, конечно. Иногда я сажусь перед камином и слушаю записи произведений нашего патриарха. Минимальный свет. Сижу одна. Иногда с мамой. И в эти минуты я чувствую, что жизнь так прекрасна… И не остается слов, начинается музыка.
Нино ЗАРДАЛИШВИЛИ