Памятник Сапармурату Ниязову и его книге Рухнама. Недавно бюст
Туркменбаши обнаружили выброшенным в Марыйском велаяте
Сестра говорит, что таких семей в их поселке хватает. Старикам трудно прокормить растущих внуков, а их родители хоть и остались вынужденно за рубежом, присылать деньги с той же регулярностью, как до эпидемии, не могут. Оказии нет, почтой невыгодно — большая потеря при конвертации валют происходит. Люди изворачиваются, как могут.
На следующий день, в субботу, Сестра предлагает съездить на кладбище. Умар на своей видавшей виды иномарке привозит нас на кладбище с той стороны, где имеется участок с одинаковыми свежими захоронениями. Большинство из них успели перезимовать и постоять под снегом. Этим могилам, говорит Умар, меньше года.
— Видишь, их много, очень много, едва хватает взора. Теперь уже меньше умирают, да и неизвестно, от короны или от другой болезни, люди как-то стали скрывать свои недуги. А может, так кажется, что от инфекции не умирают, потому что черные мешки стали реже использовать и не везти сразу же на кладбище…
Вернувшись с погоста, сидим с Сестрой и ее невесткой Салимой, чаевничаем. Салима заварила по-казахски черный чай с молоком, выложила на дастархан пару тамдырных лепешек, а также гостинцы, которые я привез из Ашхабада: конфеты, печенье, баночку джема российского производства и коробку пирожных, которые пекут и продают на столичном Русском базаре частники. В последнюю очередь Салима ставит сахарницу, доставая ее с самой верхней полки буфета.
— Держим сахар повыше от детей, — смущенно поясняет женщина. — На них не напасешься. Без сахара и чай не сядут пить. Если не ограничивать, то килограмма едва хватает на пять дней. А где столько денег взять, если цена на него постоянно растет. Сейчас уже по 30 манатов, а люди говорят, что подымется и до 50. Это 250 тысяч старыми за килограмм, просто немыслимо!
Местное население, говоря о ценах, постоянно пересчитывает их на старые манаты, те, что ходили в стране до деноминации. И хотя идет уже с тех пор 13-й год, люди никак не могут отвыкнуть от сотен тысяч и миллионов. Вот и Салима, говоря о цене за мешок сахара, который Умару удалось купить по знакомству и поделить затем с другими родственниками, называет 6 миллионов 300 тысяч манатов. Помнится, в 2008 году я купил в дом холодильник марки Beko точно за такую же стоимость; теперь же, спустя 13 лет, мешок сахара идет по цене большого двухкамерного холодильника…
— Молока пока хватает того, что покупаем, — сопровождает угощение своим рассказом хозяйка дома. — Ежедневно на нашу улицу приезжают «молочники», они и молоко привозят, и кефир, и сметану. Раньше мы у них и творог покупали, и сливки, но сейчас нет ни того, ни другого, потому что цена на молоко выросла, делать творог и взбивать сливки им стало невыгодно, люди не покупают. За стоимость килограмма сливок можно купить 4,5-5 литров молока.
Я спрашиваю, почему семья перестала держать корову, кур, индюков. Впрочем, ответ и так висит в воздухе — нечем кормить живность. Подсевший к дастархану Умар подсчитывает:
— Кепек (пшеничные отруби) за год подорожал в два с половиной раза. Мешок отрубей еще осенью стоил на базаре 40 манатов, а сейчас уже 100 (1$ = около 38 манатов по рыночному курсу). Год назад за пять мешков комбикорма отдавали 200 манатов, сейчас за эти деньги больше двух мешков не дадут. Нет кормов — нет и птицы, поэтому мы перестали ее держать. А корову не держим уже года два как…
Беседа течет неспешно, но тема разговора грустная. Женщины рассказывают, что вся жизнь крутится вокруг одних и тех же забот и мыслей: как получить свой паек в виде хлопкового масла, сахара, муки; как снять в банкомате пенсию мамы, а Салиме ее зарплату — женщина работает медсестрой; как выкроить деньги, чтобы одеть ребят — у Умара с женой и в семье его младшего брата Алишера, живущего в этом же доме, по трое ребятишек; куда устроиться на работу брату в межсезонье — мужчина работает на одном из предприятий, но весной и летом оно закрывается…
— Люди где-то в мире мечтают о поездке на море, о хорошем ремонте в доме, о покупке новой мебели, а мы с такой жизнью становимся похожими на диких зверей! — Это заходит в комнату младший сын Сестры, Алишер и, слыша, о чем идет речь, буквально взрывается от негодования.
— Тише, тише, помолчи уже, — осаждает его мать, — А то договоришься… Не мы одни так живем — большинство.
У Алишера ходят желваки на щеках, видно, что наболевшая тема выводит его из себя, но он прислушивается к замечанию матери и замолкает. Правда, ненадолго. Мужчина увлекается рыбной ловлей, рыбачит с подросткового возраста, знает все рыбные места, поэтому мой вопрос о рыбалке заново подливает масла в огонь.
— Да рыба давно у нас деликатес, — вспыхивает мужчина. — Вон он, рыбный базар! А думаешь, доступен? Цены о-го-го, как кусаются! Я бы и сам наловил, знаю места, но где-то лов запрещен по причине пограничной зоны — Сарыкамыш, Айбовур, а где-то — на зейкешах и Шавате — запрет на лов по санитарным соображениям. На Сарыкамыш люди давно не ездят, боятся туда даже соваться, а на зейкешах и Шавате втихаря рыбачат, но если поймают — плати штраф, и не маленький.
Комментарии 3