ЧУЖАЯ ДОЛЯ...

#Сушкиныистории


– Ты вообще меня слышишь? – голос у Ольги стал требовательным. – Твоя сестра должна разменять квартиру, там есть наша доля. Повторить?

– Это моя доля, а не «наша», если уж на то пошло, – Борис смотрел в стол, чтобы не встречаться взглядом с женой.

– Твоя!? Надо же! А мы тебе кто? Соседи? – зрачки у Ольги сузились, словно она собиралась вцепиться ему в горло. – Ты о сыновьях подумал? О том, что в столице им все дороги открыты? Хочешь отнять у них будущее?

Борис поднял на нее глаза. В глазах жены не было ни капли сомнения, только стальная решимость.

– Оля, опомнись. Что с тобой? Какая квартира? Лида все эти годы одна ухаживала за мамой! Мы приезжали два раза в год, как почетные гости, а она изо дня в день стирала, кормила, памперсы меняла… У нее муж и ребенок. Куда они денутся?

– Меня это не интересует, – Ольга резко встала, ее плечи напряглись. – Квартира в центре, большая, там есть твоя доля! И я требую, чтобы ты ее получил. Метрами или деньгами. Ради сыновей. Или ты считаешь, что чужие дети важнее собственных?

– Это не чужие дети! Это моя племянница! Моя родная сестра!

– А это твои сыновья! – она прошипела, указывая пальцем в сторону детской. – Выбирай. Или они, или твоя святая сестрица.

Борис не верил своим ушам.

Это была та самая женщина, с которой он прожил двадцать лет, которую любил, ради которой крутился как белка в колесе в «скорой».

– Ты не шутишь? – голос его дрогнул. – Ты предлагаешь мне выбрать между родными и… семьей?

Источник: clck.ru/3PD38Z
– Нет, не шучу, – ее лицо было каменным. – Или ты решаешь вопрос с наследством, или я выпишу тебя отсюда. Суд встанет на сторону детей. Останешься один. Со своей совестью и со своей сестрой.

Дальше пошли недели унизительных скандалов. Ольга, похоже, решила взять мужа измором. Каждый свободный вечер превращался в допрос. Дети, Андрей и Костя, слышали все. Они молчали, но их взгляды, полные ожидания, ранили Бориса сильнее криков жены. Мальчики начинали верить в слова матери, которая уверяла, что отец никогда уже не сможет заработать на нормальное будущее и не хочет взять то, что ему положено по закону.

Он сдался. Набрал номер сестры. Каждый гудок отдавался болью в висках.

– Лид… Привет…

– Боря, рада слышать! Как ты? – ее голос был теплым, уставшим. Он представил ее, сидящей на мамином диване, в той самой квартире, которую теперь нужно было поделить.

Начав с разговоров о погоде и работе, он, наконец, выдохнул:

– Лида, тут такое дело… Ольга настаивает… Насчет моей доли в маминой квартире. Дети подрастают, перспективы в Минске совсем не те что в провинции…

Лида некоторое время молчала.

– Боря, – голос сестры вдруг стал очень тихим. – Братик, а я… а мы куда? Здесь вся моя жизнь прошла. Мама так просила сохранить квартиру… Сейчас деньги быстро обесцениваются, столько черных риелторов. Если делить жилплощадь, подумай, что мы сможем приобрести на две семьи? Разве что маленькие скворечники где-нибудь на окраине. Юра на работу как будет ездить? Ане школу менять… да что говорить, ты сам все понимаешь.

Борис понял. В словах сестры он не услышал жадности, это был животный страх. Страх потерять крышу над головой. Тот самый страх, который жена пыталась в него вселить. На дворе стояла середина 1990-х, и Лиду можно было понять: риск потерять все не выглядел совсем уж фантазией. Кроме того, Борис изначально был на стороне сестры.

Стыд накатил горячей волной, сжигая все доводы Ольги:

– Прости меня, Лида. Забудь. Не знаю, что на меня нашло. Живите с Юрой спокойно. Это ваша квартира. Ты ее заслужила, как никто другой.

Ольга, узнав о решении мужа, не стала скандалить. Она посмотрела на него с таким ледяным презрением, что ему стало физически холодно:

– Значит, твой выбор сделан. Живи с ним.

Развод прошел молниеносно – у жены были связи в суде, за квартиру Борис даже не боролся, все осталось за женой и детьми. Андрей, старший, однажды тайком позвонил ему на работу: «Пап, прости, я не могу… она запретила …». Больше звонков не было. Костя и вовсе отворачивался, встречая отца на улице.

Вот так вместе с развалом страны рухнула и налаженная жизнь Бориса. В сорок лет он поневоле превратился в бомжа. Первое время пускали переночевать друзья, но у всех свои семьи, свои проблемы. Он чувствовал себя обузой. Поэтому стал соглашаться подменить любого, брал подработки, ночевал в больнице… Можно было, конечно, снять комнату, но мужчина провалился в такое тяжелое душевное состояние, когда простые логичные шаги бывают недоступны. Коллеги понимали, ждали, когда человек придет в себя.

Спасение пришло оттуда, откуда никто не ждал. Однажды к нему подошел пожилой водитель Анатолий Иванович:

– Хватит мыкаться, Борис, переезжай ко мне... Я жену похоронил недавно, никак не привыкну быть один, тоскливо. А тебе, вижу, совсем негде голову преклонить. Вот и поможем друг другу. У меня три комнаты, места хватит.

– Неудобно, Иваныч, у тебя же дети есть, родственники… что они скажут?

– Дочка давно живет за тысячу километров, хорошо если раз в год приедет, так что только рада будет, что мне есть с кем поговорить. Ты готовить умеешь?

– Кое-что могу.

– Ну и отлично.

Это было не просто предложение. Это была спасительная шлюпка в бурном шторме. Практически чудо. Борис перебрался к Анатолию Ивановичу, и они зажили вместе, в полном согласии. Два одиночества, нашедшие друг в друге опору. Вместе ходили на работу, смотрели футбол и новости, спорили о политике, а иногда гуляли в парке, сидели на скамейке и подолгу молчали, глядя на закат. Их молчание было красноречивее любых слов.

Годы шли, ситуация в стране изменилась. Жена Бориса все-таки осуществила свою мечту: как раз к тому времени, когда старшему сыну нужно было поступать в вуз, приватизировала и продала квартиру, укатила с детьми в Минск. Борис узнавал о сыновьях урывками, от общих знакомых. Дети и бывшая жена жили так, словно его никогда не существовало. И он не имел никакого желания напоминать о себе.

Анатолий Иванович был старше Бориса на двадцать лет. После выхода на пенсию он еще несколько лет работал, а потом серьезно заболел, практически не выходил из дома. Все это время Борис был ему и другом, и сиделкой. Дочка помогала материально, благодарна была Борису за то, что может быть спокойна за отца.

Перед смертью Анатолий Иванович позвал дочь, прилетевшую из-за границы, и Бориса.

– Наташа, – голос старика был тих, но тверд. – Прошу тебя. Пусть Борис останется здесь. Это его дом. Ты не должна его выгонять. Обещай мне. Квартиру эту всегда успеешь продать.

Дочь, с глазами, полными слез, кивнула:

– Конечно, папа. Обещаю. Не волнуйся.

Похоронив друга, Борис снова ощутил себя бесконечно одиноким. Тоска была такой густой, что ее можно было потрогать. Он сидел в их общей гостиной и смотрел на пустое кресло Анатолия Ивановича.

Наталья вступила в наследство, но Бориса, как и обещала отцу, выселять не стала. Сказала, что он может спокойно доживать свои дни в этой квартире. Кто-то из бывших коллег, узнав, что после похорон он совсем потерял интерес к жизни, пригласил его на собрание в небольшую религиозную общину, что располагалась неподалеку.

Бориса там приняли, окружили простым человеческим теплом. Он стал своим, помогает одной молодой семье – два раза в неделю водит на прогулки мальчика шести лет. Тот зовет его дедушкой.

Источник: clck.ru/3PD3BN
Сестра Лида тоже овдовела, и звала жить к себе, но Борис отказался уезжать из родного города, где у него много любимых мест и теперь появились новые дорогие люди.

А недавно взял к себе симпатичную дворнягу, которая осталась без хозяев.

Сейчас их можно встретить в том самом парке, где Борис столько лет гулял вместе с Анатолием Ивановичем. Возраст дает о себе знать, и ему пришлось сделать операцию на глазах, заменить хрусталики. Борис шутит, что в его годы неожиданно обрел новое зрение. Он смотрит на мальчика, играющего с собакой, и улыбается. Свободной, легкой улыбкой человека, который однажды потерял все, кроме совести. Но, кажется, в итоге нашел самого себя.
=================================================

....... автор - Сушкины истории - канал на ДЗЕН