#мыслиматериальнымечтайте

Актриса Людмила Касаткина и режиссер Сергей Колосов встретились в 1946-м, поженились в 1950-м и были вместе 62 года. 💞
Они и из жизни ушли друг за другом — 11 февраля 2012-го умер муж, а через 11 дней после него скончалась и жена.
Их сын тогда сказал: «Папа увел ее за собой»...
Актриса, покорившая зрителей ролью укротительницы тигров, и режиссёр, превративший её талант в легенду.
Май 1946 года. В коридорах ГИТИСа после войны царила суета: студенты в потертых пиджаках обсуждали спектакли, делились пайками и мечтали о сцене.
Сергей Колосов, 25-летний режиссер-фронтовик, спешил на лекцию, когда услышал смех. Оглянулся — и замер. У окна стояла девушка в простеньком ситцевом платье, ее рыжие волосы ловили солнечные лучи.
«Как будто сама жизнь ворвалась в этот серый коридор», — позже признавался он сыну.
Подойти решился не сразу. Два дня ходил вокруг да около, пока не набрался смелости.
«Люда, правда? — спросил, запинаясь. — Я Сергей.
С режиссерского...
Может, прогуляемся?»
Девушка улыбнулась лукаво: «Приходи завтра на мой день рождения! Улица Горького, дом 5». Адрес был ложным.
На следующий день, Колосов, надев единственный приличный костюм и купив букет полевых цветов, явился по указанному адресу.
Дверь открыла пожилая женщина в засаленном фартуке. «Касаткиных? Да тут такие не живут!» — огрызнулась она.
Сергей, краснея, спустился по лестнице, сжимая стебли в кулаке.
«Зачем я поверил этой насмешнице?» — думал он, но уже через день снова искал её взглядом в институте.
Люда, увидев его, подошла первой. «Прости, — сказала, опустив глаза. — Хотела проверить, какой ты... Настойчивый».
Сергей хотел рассердиться,
но не смог: её улыбка растопила обиду. «Ладно, — пробурчал он. — Но в следующий раз я сам выберу место для свидания».
Их «дружба» началась с неловких разговоров в буфете, где вместо чая пили кипяток.
Но всё изменилось в Севастополе. Летом 1947-го группа студентов ГИТИСа отправилась туда с гастролями.
Денег не хватало: жили впроголодь, ночевали в холодных классах школы.
«Мы делили одну селедку на пятерых, — вспоминала Касаткина. — Но смеялись, будто нам принадлежит весь город».
Однажды, Люда шла по улице и заметила Сергея у ларька с фруктами. Он пересчитывал медяки на ладони, нервно покусывая губу. Продавец, морщась, протянул ему тощую кисть винограда.
Колосов, увидев подругу, резко повернулся и почти бегом пересек дорогу. «Держи, — сказал, суя ей ягоды. — Ты же любишь сладкое».
«Откуда ты знал?» — удивилась Люда.
«Все девчонки любят», — съёжился он, пряча пустые карманы.
В тот момент она поняла: этот человек готов отдать последнее, лишь бы её порадовать.
«Сергей тогда даже не признался, что остался без копейки, — рассказывала она позже. — Но я видела: он голодал, чтобы купить мне ту кисть винограда».
Свадьбу сыграли только в 1950-м.
Людмила настаивала: «Сначала встань на ноги». К тому времени Колосов уже работал ассистентом режиссера, в Театре Советской армии, а Касаткина — играла в постановках.
Женились скромно: стол накрыли в родительской комнате в Борисоглебском переулке.
Гостей угощали картошкой с селедкой и домашним вином из варенья.
Но даже в бедности они находили поводы для розыгрышей. На второй день после свадьбы Людмила спрятала единственную пару туфель мужа.
«Где они?!» — паниковал Сергей.
«В театре говорят, режиссер должен уметь импровизировать», — заливаясь смехом, ответила она, доставая ботинки из-под кровати.
Их любовь началась не с громких слов, а с поступков.
С винограда, купленного на последние деньги. С умения прощать обиды и смеяться над невзгодами. И, как оказалось, этого хватило на всю жизнь...
Их творческий дуэт начался не с громких премьер, а с взаимного доверия.
Сергей Колосов, ставший режиссером, снимал жену в своих фильмах, но поблажек не давал.
«Если бы делал скидки, это убило бы её талант», — объяснял он сыну. Первой совместной работой стала картина «Солдатское сердце», где Людмила играла медсестру.
Колосов не был режиссером ленты, но за то Касаткина покорила зрителей ролью смелой укротительницы.
«С хищниками работала дрессировщица Назарова, но мама тоже рисковала, — вспоминал Алексей».
Настоящим испытанием стал фильм «Помни имя свое» (1974). Сценарий о матери, разлученной с сыном в Освенциме, требовал от актрисы пронзительной правды.
Колосов настоял: «Ночуй в бараке. Иначе не поймешь».
Съемки проходили в настоящем концлагере в Польше. Людмила, оставшись одна среди голых стен, нашла коробку с детскими ботиночками.
«Перебирала их всю ночь, — вспоминала она. — Представляла, как малыши плакали, звали мам… Утром вышла с красными глазами, но сказала Сергею: «Снимай. Готова»». В кадре её героиня, Зинаида, рвалась к сыну с таким отчаянием, что операторы не скрывали слез.
Дома они редко говорили о работе. «На площадке он — тиран, дома — другой человек, — улыбалась Касаткина. — Если я ворчала на пересоленный суп, он целовал в лоб: «Зато актриса — идеальная»».
Их фильмы — «Вызываем огонь на себя», «Раскол», «Укрощение строптивой» — стали эталонами искренности.
В «Большой перемене» (1972) Людмила сыграла директора школы, и даже здесь Колосов искал нюансы. «Он заставлял её переигрывать сцены по десять раз, — делились коллеги. — Говорил: «Ты не просто строгая — ты усталая. Покажи это взглядом»».
Отдельной главой стало озвучивание Багиры в мультфильме «Маугли». Голос Касаткиной — томный, с металлическими нотками — запомнился миллионам. «После записи Сергей шутил: «Теперь ты наша домашняя пантера», — смеялась актриса.
Работа стала их языком любви. Их творчество было не съемкой — исповедью. Каждый кадр, каждая сцена — диалог двух людей, которые верили: искусство сильнее смерти.
Родители не баловали сына вниманием, но в их доме царила особая атмосфера. «Папа мог внезапно устроить «вечер розыгрышей»: прятал мамины туфли, подкладывал в суп конфету вместо картошки. А она в ответ рисовала карикатуры на его режиссерские записи», — улыбался Алексей.
Отпуска семья проводила в санаториях, но сына чаще оставляли с бабушкой.
«Они говорили: «Нам надо подлечиться», — вздыхал он. — Зато потом привозили гостинцы: папа — книжки, мама — конфеты в обертках с зарубежных гастролей».
Алексей хранил эти фантики как реликвии.
Их совместные прогулки становились испытанием. «Идем в магазин, а к маме каждые пять минут подходят: «Людмила Ивановна, вы наша любимая!» — вспоминал сын. — Я шипел: «Мам, быстрее!», а она терпеливо подписывала автографы.
Папа потом шутил: «Наш Лёша — единственный, кого твоя слава пугает больше, чем мои окрики на съемках»».
Домом управляли домработницы, и тут доверчивость Касаткиной играла против неё.
«Однажды женщина вынесла все мамины золотые украшения, — рассказывал Алексей. — Папа рвался в милицию, но мама остановила: «Она из деревни, может быть у неё дети голодают…
Не надо скандала».
Позже, другая домработница украла деньги, но Людмила снова промолчала. «Она верила в людей, даже когда её обманывали», — говорил сын.
Ссоры случались редко, но ярко. «Мама могла вспыхнуть из-за мелочи: «Суп пересолен! Опять ты всё испортил!» — имитировал Алексей. — Папа не спорил. Подходил, обнимал, целовал в висок: «Зато актриса у меня — идеальная». И мама таяла».
Даже в быту Сергей оставался режиссером. На день рождения Людмилы он устраивал вечера с коллегами — Высоцким, Этушем, Гурченко.
«Стол ломился от блюд, которые папа готовил сам, — вспоминал сын. — А потом все пели под гитару. Мама обожала эти моменты: сидела, прижавшись к папе, и улыбалась так, будто они снова студенты в ГИТИСе».
Их дом никогда не был идеальным. На кухне вечно горел чайник, на столе валялись сценарии, а в углу стоял чемодан для очередных гастролей. Но именно здесь, среди хаоса, рождалась та самая любовь — без пафоса, но с бесконечным терпением.
Позже, уже взрослым, он спросил отца:
«Почему вы никогда не ругались по-настоящему?» Сергей задумался: «Любовь — это не отсутствие ссор. Это умение вовремя обнять и сказать: «Прости».
*************
Эпилог:
11 дней между жизнью и смертью...
В 2011-м Сергею стало плохо на юбилее Людмилы. Инсульт. Больница. Она навещала его ежедневно, пока сама не слегла. «Почему молчишь, Сережа?» — бредила актриса, глядя в пустоту.
11 февраля 2012-го его не стало. На похоронах 86-летняя Касаткина попросила остаться с мужем наедине. Стояла у гроба, не плача.
«Папа... забрал её», — позже скажет Алексей. Через 11 дней Людмила умерла.
Её последние слова были: «Сережа, зачем раздвинул кровати? Сдвинь...»