В магазинах появилась новая книга Бориса Акунина «Эпоха цариц» из серии «История Российского государства». Эксперименты известного писателя в области исторической науки уже давно и обоснованно подвергаются самой жёсткой критике профессионалов. Михаил Диунов решил проверить, что на этот раз скрывается за обложкой роскошного издания. Русские — это люди, лишённые чести Новая книга Бориса Акунина «Эпоха цариц», посвящена событиям российской истории XVIII столетия. Начав читать только вышедший из типографии труд, я довольно быстро наткнулся на фразу: «…понятие личного достоинства у русских людей тогда ещё не сформировалось». Автор бросил её походя, даже не удосужившись обосновать или объяснить свою мысль. Ну вот не было у русских «понятия личного достоинства» и ладно. Пролистнул, запомнил — читай дальше. Такой тенденциозный подход переполняет «Эпоху цариц». Акунин рассыпает по тексту множество ни на чём не основанных утверждений. При этом забывает, что миссия историка — которую он на себя взял — заключается не в бойком описании событий минувших лет и не в щедром развешивании ярлыков «плохой» и «ещё хуже». Она — во вдумчивом изучении прошлого и тщательнейшем обосновании каждого слова. В результате, вопреки надписи на обложке, получилась совсем не исследование по российской истории, а скорее крайне поверхностное эссе дилетанта, решившего пересказать своими словами то, что прочёл или услышал. Разумеется, при этом старательно выделяя те факты и явления, что укладываются в авторскую концепцию, и безжалостно отбрасывая всё, что ей противоречит. Итогом такой работы стал то ли памфлет, то ли идеологический трактат, суть которого легко передаётся словами: «Ну как же у этих русских всё и всегда плохо». Арахнофоб о пауках С первых же строк становится ясно: Акунин пишет о России, с трудом преодолевая отвращение. Если в первом томе своей «Истории…» он ещё способен симпатизировать Древнерусскому государству, то следующие эпохи русской истории автору откровенно неприятны. Выглядит это иногда даже забавно — как будто неизлечимый арахнофоб решил написать многотомное исследование «О пауках». Читаешь и думаешь: какой же эпитет дальше использует Акунин, рассказывая о нашем прошлом, — «ничтожное» или «бессмысленное»? Так постепенно, страница за страницей, втягиваешься в эту игру.

В центр монументальной и непоколебимой концепции автора положена идея «ордынского типа государства», которое якобы существует в России, начиная со времён монгольского ига. Акунин не берёт на себя труд ни объяснить это базовое для его «Истории…» понятие, ни обосновать его. Просто принимайте как есть: Россия — это деспотическое государство, где с самых древних времён нет свободы и демократии, а несчастные подданные задавлены волей тирана, сидящего на троне. Среди историков принято приводить убедительные доводы в пользу столь смелых теорий. Нет, об этом Акунин даже не слышал. Читаешь этот увесистый, хорошо и дорого изданный томик и поражаешься. Автор не жалеет красок, повествуя о том, как Россией правили слабые, жалкие, ни на что не способные люди. И в этом Акунину не занимать литературного мастерства — иной может попасть под обаяние рассказчика, легко и непринуждённо разворачивающего перед читателем картину всеобщего упадка и запустения. Всё плохо, плохо, плохо Только вот хочется спросить автора: если всё было так плохо, то почему весь XVIII век русской истории — это непрерывная череда побед, настоящая история необычайного успеха, от которой у современников захватывало дух. На их глазах вчерашний медвежий угол Европы стремительно превращался в ведущую мировую державу. Но Акунин безапелляционно заклеймил эпоху. XVIII столетие у него «Сонное время». А в «сонное время» и люди тоже сонные. Вот автор рассуждает о тридцатилетнем правлении Екатерины II: «Эта великая эпоха вообще оказывается скудна на крупных государственных деятелей». Казалось бы, чтобы не писать столь вопиющую глупость не надо быть историком. Достаточно посмотреть на памятник императрице, что стоит в Екатерининском саду в Петербурге, — и вот список самых значимых деятелей готов.

Но отвлечёмся от идеологии, которой в «Истории…» увы, немало. И посмотрим на книгу Акунина как на рассказ об одной из самых значимых и великолепных эпох русской истории. Что же читатель сможет узнать о ней из только что вышедшей из типографии книги? К сожалению, совсем немного. Ведь акунинская история переполнена ошибками — от совсем незначительных до чудовищных. Это кого надо абсолютизм Конечно же, в «Истории…» мы видим политику двойных стандартов во всей её красе. То, что Европе снисходительно прощается, в России объявляется категорически нетерпимым. Вот автор пишет о реформах шведского короля Густава III: «Эра свобод» закончилась. … Швеция стала усиливаться. В восемнадцатом веке абсолютизм — если он был просвещённым — работал лучше, чем демократия». Понятно — в Швеции-то, абсолютизм красивый, европейский, просвещённый. Он на пользу идёт, даже когда начинается подавление свобод. А в России абсолютизм дикий, корявый какой-то, невзрачный. Ну что там эти русские могут? Да ничего хорошего. Вот и от абсолютизма у них один вред и порабощение. Не то что в Швеции… Зловещая Тайная канцелярия Для Акунина характерна одна деталь, заметная и в его художественных произведениях, — ярко выраженная антипатия по отношению к тайной полиции. Согласен, любовь к «органам» и восхищение спецслужбами — как это принято в иных патриотических кругах — тоже своего рода искажение нормы. Но у Акунина мы видим эту же патологию, вывернутую наизнанку. Значительная часть книги посвящена настойчивому повторению незамысловатой мысли: тайная полиция XVIII века была бесполезна и являлась органом устрашения народа, а не безопасности государства. Ради подтверждения этого тезиса, Акунин неоднократно искажает исторические факты. Так, например, рассказывая о заговоре 1741 года, приведшем к власти дочь Петра I Елизавету, он утверждает, что Тайная канцелярия не заметила готовящуюся крамолу. Хотя хорошо известно, что Андрей Ушаков (начальник Тайной канцелярии) был осведомлён о происходящем, но занял выжидательную позицию — не донёс и не присоединился к нему. Таким образом он сохранил своё место при следующей императрице.

Андрей Иванович Ушаков Точно так же поверхностно и недостоверно автор описал известнейший «Заговор Ботта-Лопухиных». «Из пустой болтовни Тайная канцелярия соорудила целый заговор», — сообщает читателю Акунин. Умалчивая, что это был полноценный заговор, а не болтовня обиженных аристократов. Недовольные тем, что их обошли в гонке за чинами и наградами Лопухины — родня Романовых, — готовили военный переворот при поддержке австрийского посла. Они мечтали прийти к власти тем же путём, что и Елизавета, — правда, попались прежде, чем успели перейти к активным действиям. Несмотря на вполне реальные заговоры, Акунину в русской истории всюду мерещится портупея сотрудника НКВД и жуткие, кровавые репрессии. Из-за чего же был Медный бунт? Но давайте просто перечислим некоторые исторические ляпы Акунина. Конечно же, не все — для этого пришлось бы написать том гораздо толще, чем «Эпоха цариц». Вот рассказ о проектах реформ фельдмаршала Петра Шувалова: «…граф тут же изобрёл ещё один лёгкий способ пополнения доходов. А что если чеканить медную разменную монету вдвое легче? … Должно быть, Шувалов совсем не учил историю, иначе знал бы, что сто лет назад аналогичный эксперимент закончился Медным бунтом». Красиво? Только вот причина Медного бунта совсем не в том, что государство стало облегчать медную монету. Мятеж случился, когда власть попыталась заменить серебряные деньги медными. Версия Акунина, вроде, выглядит логично, но сомнения в уровне его познаний укрепляются всё сильнее. Подобные заявления — это или полная некомпетентность или сознательная ложь ради красного словца. Прусские мечты об империи Порой Акунин позволяет себе весьма смелые выводы. Описывая положение дел в мировой политике в 1750-х годах, он пишет: «Король Фридрих действительно вынашивал планы превращения своего королевства в империю, которая соберёт вокруг себя всю Германию и станет первой державой Европы».

Фридрих II Неплохо мыслил Старый Фриц! (впрочем, тогда ещё молодой). Только вот в реальности Фридриху было совсем не до мыслей о великой империи. Одной из ключевых причин агрессивной политики Фридриха была не великодержавность, а стремление «расширить налоговую базу», то есть найти средства на содержание армии. Шаги вроде завоевания Силезии — это не путь к мировому господству, но стратегия выживания для Пруссии. «Малозначительное развитие» Или взгляните на рассуждения о русской экономике: «(В описываемую эпоху шло)…развитие купечества, торговли и ремёсел (из-за общей несвободы малозначительное)». То есть, развитие вроде бы и было, но… малозначительное. То, что менее чем за сто лет в России выросло индустриальное производство, которого не было в XVII столетии, автор то ли не знает, то ли опять умалчивает. К концу XVIII века в России существовало три крупных промышленных района: петербургский, московский и уральский. Страна вышла на одно из первых мест в мире по производству железа. Были созданы суконные, кожевенные, стекольные, фарфоровые, бумажные мануфактуры. До Петра и его преемников ничего этого просто не существовало. А тут Акунин легко и непринуждённо повесил на всё столетие очередной несмываемый ярлык «малозначительное развитие».

Богословский медеплавильный завод на Урале., рисунок конца XVIII века Почему? Да всё просто — «свободы не было». Дважды крепостные Автор вообще старательно пренебрегает историей экономики. «Среднее помещичье семейство владело сотней душ», — уверяет он. Опомнитесь, что вы! Это не среднее, это богатое имение насчитывало сотню душ. А среднее в России — всего лишь 15-25 крестьян. Причём сведения об этом можно почерпнуть в любом справочнике. Далее мы натыкаемся на утверждение, способное потрясти самые основы наших знаний. «Крестьяне этих новых земель (Польши) тоже попали в крепостную зависимость». Только вот проблема в том, что крестьяне Речи Посполитой, оказавшись в составе России, не попали в крепостную зависимость, как уверен Акунин. А наоборот, получили некоторое облегчение в сравнении с былыми условиями. Потому что как бы сурово ни было русское крепостничество, крестьяне западной Белоруссии и Украины на его фоне выглядели абсолютно бесправными. И находились в куда более жестоком закрепощении, чем русские. Старая клевета по-прежнему в ходу Не отказывается Акунин и от пересказа легенды о так называемых потёмкинских деревнях. То ли он совершенно не знаком с тем, что историки давно разоблачили эту ложь. То ли рассказ о праздничных декорациях, скрывающих казнокрадство и запустение, настолько нравится автору и так хорошо ложится в его концепцию беспросветной русской истории, что он сознательно решил проигнорировать все, что известно науке. Так что, читатель, — получай от Акунина очередной пересказ надоевшей байки о декорациях, написанных на холсте, и наивной императрице, поверившей своему фавориту князю Григорию Потёмкину.

Григорий Потёмкин И это всё подаётся как факты. Акунин вообще обладает феноменальным умением перемешать буквально в одном абзаце исторические анекдоты, цитаты из источников самой разной степени достоверности и выдержки из публицистики. После чего, сотворив жуткий коктейль из полуправды и домыслов, с упоением потчевать им доверчивого покупателя «Истории…». О необходимейшем для любого историка умении критически рассматривать используемые источники автор похоже вообще ничего не слышал. Дилетант о русской армии Напоследок про познания Акунина в военной истории. Ведь наверняка именно об этом читатели хотят узнать больше всего. Скажу сразу — все разделы книги, посвящённые описанию этой интереснейшей темы, совершенно беспомощны. Они дают настолько фантастическую картину, что читатель не только не сможет разобраться в причинах и ходе войн, которые вела Россия, но и получит об этом самое искажённое представление. «В русской армии имелось множество застарелых проблем, к числу которых относились безудержное воровство интендантов и полковых командиров, привычка использовать солдат как бесплатную рабочую силу, высокий уровень болезней», — описывает автор положение дел. Вот только подобные слова отражают дилетантский взгляд на историю. В целом, верно. Но как обычно — есть нюанс. Все перечисленные язвы характерны для абсолютно всех армий Европы этого времени. И русская здесь ничем особенно не выделялась. У неё были совсем иные проблемы, о которых Акунин просто не знает: слабость подготовки младших офицеров, приверженность командиров к шаблонным, «уставным» методам ведения боя, склонность к оборонительной тактике и слабая подготовка кавалерии. Но для того чтобы знать об этом, надо прочитать чуть больше, чем несколько популярных книг, на сведениях из которых Акунин и строит своё повествование. За что сражались? Ляпы Акунина в вопросах военной истории можно цитировать бесконечно. Вот, скажем, он пытается рассуждать об итогах русско-турецкой войны 1787–1791 годов. И пишет, что Ясский мир принёс России ничтожные компенсации затраченных усилий. Но сказать так — значит признаться в том, что абсолютно не понимаешь, как была устроена международная политика в то время.

Штурм Очакова художника Я. Суходольского Война велась совсем не за земли от Буга до Днестра — они были лишь приятным бонусом, полученным после победы. Главная цель и итог войны — обеспечение безоговорочного признания за Россией территории Крыма, Северного Причерноморья и Кубани. Именно за эти огромные владения, дающие ключ ко всему Чёрному морю, и велась война (причиной которой стало непризнание Османской империей присоединения к России земель крымского ханства в 1783 году). И это только одна война. А сколько фантазий нагромождено вокруг других кампаний XVIII столетия — не счесть. Но пора завершать обзор. Он мог бы стать куда длиннее. Когда я читал «Эпоху цариц», то, чтобы не утонуть в потоке ошибок, записывал на бумагу встреченные ляпы. И вот, перевернув последнюю страницу книги, я с удивлением обнаружил, что исписал самыми краткими заметками четыре больших листа. Так что сделаю простой вывод: не читайте исторические книги Акунина. Вы не найдёте там ничего интересного.