«Занятие слабоумных». О рыбалке

Если об увлечении охотой я уже рассказывала, то теперь пришла пора рассказать о рыбалке. Правда, судя по записям в дневниках и мемуарах муромцев, ею увлекались куда меньше. Не настолько благородное было занятие. Не то, что охота.

Как заметил И. Т. Плетенев, автор труда «Уженье рыбы. Зап. любителя-рыболова», вышедшего в печать в 1903 году:

«Еще в недалеком прошлом удильный спорт не принадлежал к числу распространенных развлечений; лишь немногие любители, горячие поклонники удочки, ценили по достоинству это прекрасное времяпрепровождение на лоне природы. Масса если не враждебно, то с пренебрежением и нескрываемою ирониею относилась к любителям ужения рыбы, подчас вышучивая их циничными поговорками».

И из «недалекого прошлого» (из 1847 года, если быть точнее) вторит ему в «Записках об уженье рыбы» С. Т. Аксаков:

«Но едва ли на какую-нибудь человеческую охоту так много и с таким презреньем нападают, как на тихое, невинное уженье. Один называет его охотою празднолюбцев и лентяев; другой — забавою стариков и детей; третий — занятием слабоумных».

«Занятием слабоумных» в Муроме занимались. Чаще всего уходили ловить рыбу вверх по течению реки Оки на 3-4 версты, в Липинские луга. Но воды реки вверх от города на расстоянии 20 верст до деревни Змейки Муромского уезда принадлежали графине П.С. Уваровой и ее дочерям, которые сдавали их в аренду зажиточному крестьянину села Панфилова И. Л. Улитину. Последний день-деньской, как сообщала газета «Муромский край» в номере 119 за 1914 год, ездил на лодке по реке и гонял рыбаков, ломал их удочки и срезал снасти. И, между прочим, творил беззаконие, потому что по Волге и ее притокам, к которым относится и река Ока, разрешалось ловить рыбу для собственного потребления в любое время года «на всякую оживленную снасть до 20 удочек».

Рыбьей «королевой» Волги и Оки была стерлядь. Сохранились, и весьма любопытные, воспоминания клоуна Дмитрия Альперова о том, как готовили уху из стерляди в селе Карачарове под Муромом в 1910-х годах:

«У нас было много знакомых в городе, и мы часто гуляли и ездили за город. Однажды с одним местным богатеем мы поехали на уху к рыбакам в Карачарово на моторной лодке. Я первый раз видел, как приготовляют уху рыбаки. Мы взяли с собой из города лимоны, перец, лавровый лист и чистую простыню. Когда мы приехали, рыбаки забродили сети. На берегу был разведен большой костер, и над ним повесили порядочных размеров котел. Вытащили сети, сейчас же отделили всю мелкую рыбу и часть ее в простыне положили в котел. Пока котел закипал, рыбаки чистили на реке стерлядь. Рыба в простыне хорошо прокипела, ее вынули вместе с простыней, отжали крепко, выбросили вон, наложили свежей рыбы и опять положили в котел. Так они делали три раза. Когда вся мелкая рыба была сварена, тогда только в бульон из-под нее положили сначала специи, а затем стерлядь. Получилась такая уха, какой я в жизни не едал. Мы все просто объелись и едва вечером работали». Д. С. Альперов. «На арене старого цирка. Воспоминания».

И. П. Мяздриков. На рыбалке. 1900-е гг. Из собрания Муромского музея

«Уху приготовлял старый рыбак с большой седой бородой. Ему было уже восемьдесят пять лет. В Карачарово он приехал десятилетним мальчиком со своим отцом. С тех пор не уезжал отсюда и все время работал с рыбаками, а потом стал баканщиком. Отец его умер, когда мальчику было пятнадцать лет, пришли люди с попом, отпели отца, но нести его десять верст до села не захотели и закопали его тут же на косе. Он сам потом сложил отцу из камней крест». Д. С. Альперов. «На арене старого цирка. Воспоминания».

Судя по воспоминаниям муромцев, бакенщики напоминали собою «больше крестьян или рыболовов», жили при бакенах в землянках:

«Когда пароход стал приближаться к перекату, образовавшемуся у разлучины реки с красивым зелёным островком, на склоне которого живописно разместилась небольшая опрятная землянка бакенщика, раздалось несколько свистков, вызывающих лодку и вскоре таковая, управляемая одним парнишкой, лет 15,– помощником бакенщека, отделившись от берега, направилась к нашему пароходу». (Б.В. Жадин. Рассказ «Мрачный рыцарь»).

Наверно, имеется в виду землянка, похожая на ту, что на фотографии начала ХХ века запечатлел И. П. Мяздриков:

В бакенщики, так же, как и в матросы, и в лоцманы, уходили жители крестьян правобережной стороны Муромского уезда, там традиции отходничества были более распространены, чем на левобережье Оки. Делом бакенщика было по весне выставить на воде два ряда бакенов — белые и красные — чтобы обозначить фарватер. И ежевечерне зажигать фонари на бакенах — тоже белого и красного цвета.

Стерляжью уху можно было отведать в муромских заведениях:

«Был и клуб – общественное собрание. Летом он помещался на конце маленького городского бульвара, выходящего к Оке. На берегу стояло деревянное здание, перестроенное из барки, в два этажа. Здесь и собиралась публика – посидеть, поужинать. Можно было полакомиться прекрасной окской стерлядью и притом дешево». В.В. Стратонов. По волнам жизни. Воспоминания.

«Дешево» — это, конечно, весьма относительное понятие. В меню буфетов пароходства наследников А. В. Качкова, чьи суда курсировали по Оке мимо Мурома, в 1916 году стерляжья уха стоила 1 рубль 40 копеек. Столько же стоила стерлядь паровая и жаркое из нее. Следующей по стоимости была осетрина, она стоила 1 р. 10 к., еще дешевле были судак (90 к.), лещ и карась (70 к.). Конечно, цены могли вырасти по сравнению с довоенным временем, но соотношение, скорее всего, осталось тем же, и стерлядь продолжала быть самой дорогой рыбой.

Прейскурант пароходства наследников А. В. Качкова. 1916 г.

Впрочем, у стерляди был конкурент. С. Т. Аксаков считал уху из налима ничуть не хуже:

«Уха из одних налимов (даже без бульона из ершей), живых непременно, особенно если положить побольше печенок и молок, до того хороша, что, по моему мнению, может соперничать с знаменитой стерляжьей ухой». С. Т. Аксаков. «Записки об уженье рыбы».

Я не пробовала ни ухи из стерляди, ни ухи из налима. Но есть надежда. В Оке стерлядь до сих пор водится.