Она стала для него тем нужным словом в беседе души с жизнью, без которого трудно понять себя.  Счастье сидело в ней пушистым котенком.

 Я был в одной стране. Там царствует любовь. Хоть ей не строят храмы. Детей не заставляют петь хвалу. Там просто любят. Медленно и скромно. Наивно и немножечко смешно. Обыденно – ведь там не представляют, как можно жить, не ведая любви… 

Море и любовь не терпят педантов.  Она умела и любила читать, но и в книге читала преимущественно между строк, как жила.  Мы любим сказки, но не верим в них

. Много на свете слов на разных языках и разных наречиях, но всеми ими, даже и отдаленно, не передашь того, что сказали они в день этот друг другу.  Я знаю, у всех мечты… Иначе нельзя.  «Э, Ассоль, говорил Лонгрен, — разве они умеют любить? Надо уметь любить, а этого — то они не могут». — «Как это — уметь?» — «А вот так!» Он брал девочку на руки и крепко целовал грустные глаза, жмурившиеся от нежного удовольствия.

 Одиночество вдвоём, случалось, безмерно тяготило её, но в ней образовалась уже та складка внутренней робости, та страдальческая морщинка, с которой не внести и не получить оживления.  Над ней посмеивались, говоря: «Она – тронутая», «не в себе»; она привыкла и к этой боли; девушке случалось даже переносить оскорбления, после чего её грудь ныла, как от удара. 

Я не желаю знать, кто ты, кто твои родители и как ты живёшь. К чему нарушать очарование? А насчет алых парусов думай, как я: будут тебе алые паруса. Много ведь придется в будущем увидеть тебе не алых, а грязных и хищных парусов; издали нарядных и белых, вблизи — рваных и наглых.

 В этом отношении Ассоль была все еще той маленькой девочкой, которая молилась по-своему, дружелюбно лепеча утром: – «Здравствуй, бог!», а вечером: – «Прощай, бог!». По ее мнению, такого короткого знакомства с богом было совершенно достаточно для того, чтобы он отстранил несчастье. Она входила и в его положение: бог был вечно занят делами миллионов людей, поэтому к обыденным теням жизни следовало, по ее мнению, относиться с деликатным терпением гостя, который, застав дом полным народа, ждет захлопотавшегося хозяина, ютясь и питаясь по обстоятельствам. 

Пусть кривляются паяцы искусства — я знаю, что в скрипке и виолончели всегда отдыхают феи.