Из истории репрессий в Кежемском районе.

Письмо Петра Петровича Ляховского 1989 года.
Уважаемая редакция Красноярский рабочий.
Пишет вам Ляховский Петр Петрович житель пос. Стрелка Енисейского района. Никогда я не писал, да и грамота моя не большая. Выписываю и читаю альманах Енисей и вот по 2-ом номере за 1989 год прочитал « Мемориал». « Тени прошлого взывают». Я с волнением его читал, так как сам пережил Сталинскую репрессию.
Складно я написать не смогу, но напишу подробно о своей судьбе. Работал я на пос. Уяр Кежемского района уполномоченным неуставной с/х артели и вот 14 августа 1938 года меня арестовали. Вместе со мной арестовали с этой же артели бригадира Верхотурова Федора Ивановича и животновода Шестакова Ивана Михайловича. За что мы и не знали. После уже узнали, что на нас был составлен Акт Калининым Сергеем Степановичем и Сизых Петром Степановичем и еще двое подписали его избачь Уяра и Шумилов. В акте было написано, что мы занимались вредительством, допускали падеж скота, сеяли рожь невсхожими семенами, а на меня еще, особенно, будто я на почве классовой мести избил председателя соседнего Сизовского колхоза и он же член сельского совета. В тот же день нашего ареста эта группа сексотов, с помощью следователя Ярославцева, заняла должности: Калинин стал уполномоченным, а Сизых - завхозом артели. Нас этапировали в кежемский КПЗ. Сидим, не знаем за что. И вот меня первого вызывают на допрос. Никакого допроса не было, а был уже написан протокол допроса в нем первый вопрос,
«Вы обвиняетесь в том, что в 1920 году вами был убит красноармеец, после чего вы три года скрывались в банде. Признаете себя виновным? "
И записан ответ. «Да , признаю, в 1920 году мною на почве классовой мести был убит красноармеец, после чего я три года скрывался в банде».
Вот такой протокол следователь Ярославцев дает мне подписывать. Я конечно не живой ни мертвый, кое-как пришел в сознание и говорю Ярославцеву, в 1920 году мне было 13 лет, я еще три года учился в школе. Ему хотелось мне приписать 58 ст.п.8 – террор, но видя ,что донос сексота Калинина по годам и возрасту не вяжется, нажал на кнопку и милиционер меня увел в КПЗ. Тем временем Калинин на Уяре на собрании говорил, что его посадили не зря, он в 1920 году убил красноармейца, на что ему молодежь говорила, что в 20 году ему еще было 13 лет от роду, какая у него могла быть классовая месть
Вот так же допрашивал и моих сослуживцев бригадира и животновода, никакого допроса не было, а был заранее написан протокол и мы должны его подписать, признаться, что вредили и все.
У меня в протоколе был последний вопрос: «С какого момента ты стал на путь контр-революционной деятельности? » .Ответ: «С момента моей самостоятельной жизни, так как я считаю, что советская власть - есть гибель». Вот такой протокол дает Ярославцев мне подписывать, я ему говорю страшно такое подписывать, он мне говорит страшно людей на виселицу уводили и ты не страшились. И вот так нас мучили две недели, вызывает - не подписываем, поставит к стенке, а сам пойдет домой, а милиционер караулит, к вечеру уведут в камеру, часов в 12 ночи снова вызывает, опять дает подписывать, так опять и стоим до утра и так каждый день, каждую ночь. И все таки мы подписали, признались во всех грехах, которых не было. И вот с этим делом нас этапировали в Енисейскую тюрьму, а дела наши следователь направил в Трибунал СИБВО , так как мне все таки приписывал восьмой пункт за председателя Сизовского колхоза и члена сельсовета, которого я ни разу и в глаза не видел. В Енисейскую тюрьму нам пришло уведомление, что на предварительном рассмотрении нашего дела трибунал 8-ой пункт не подтвердил, а переквалифицировал - как сопротивление власти на ст73 ?? и дело направил в Крайсуд по подсудности за вредительству. Крайсуд нас известил, что по вредительству нет никаких данных , кроме нашего признания и дело направил на доследования.
Просидев год в Енисейске, нас опять этапируют в Кежму, где Ярослацев применял все свои приемы и так как вредительство не подтверждается, опять же, по доносу сексота Калинина мне пишут в вину, что, будучи враждебно настроен к существующему строю, не цензурными словами выражался по адресу вождя партии и правительства т. Сталина.
Вызвал нас знакомить с делом и подписать 206 ст. об окончании следствия и мы год просидели в тюрьме, кое чему научились у грамотных таких же врагов народа и требовали записать наша дополнительное показания, что протокол допроса прошлого года написан не с наших слов и подписан нами с применением репрессий, тогда Ярославцев вызвал прокурора, который спросил,почему не подписываете об окончании следствия, мы ему объяснили в чем дело, он же и говорит чем вы можете доказать, что к вам применяли репрессии и так они составили какой-то акт, а мы так и не подписали 206 ст об окончании следствия и вот нас этапируют на поселок Косой бык, куда приехали нас судить судья Журавлев с Ярославцевым в одной кошеве.
Суд был закрытый, только сидел в клубе, где нас судили, следователь Ярославцев. На Шестакова будто показывал конюх Владимиров, что Шестаков говорил, что Тухачевского и Блюхера расстреляли - они были хорошие люди, они нам добра желали. Была подпись конюха, он отказался, говорит не показывал, его вызвали к столу, ваша подпись, он говорит - нет, я совсем неграмотный. И вот Шестакову дали год за теленка, который при его работе потерялся, а на меня показывает Калинин, что мы с Ляховским ругались в кузнице и он материл Сталина, подготовленный и напуганный кузнец Муцкус - подтверждает, а сам тресется, смотря на следователя Ярославцева.
На второй день 21 ноября открыли клуб для публики и зачитывают приговор. Мне как будучи враждебно настроен к существующему строю не цензурными словами выражался по адресу вождя партии и правительства т. Сталина на основании ст. 58-10 ч. 1. восемь лет лишения свободы и пять лет поражения (прим: поражения в правах).
На суде была и моя жена пришла пешком с Уяра на Косой бык 48 километров, оставив дома пятерых ребятишек. После суда нас с Кежемским этапом на лошадях увезли через Богучаны в Канскую тюрьму. Вот так проводила меня моя женушка, которой после говорил Калинин С.С., что не дети бы и тебя тоже посадили. Из Канской тюрьмы нас посадили в теплушку, прицепили к этапному эшалону и остановились во Владивостоке, куда каждый день приходил эшалон, в котором большинство были таки же враги народа. Во Владивостоке нас посадили 8 с половиной тысяч на пароход Дальстрой и привезли в бухту Нагаево, а через гору – магаданская транзитка. Прошли сан обработку, на машину по 25 человек и на прииск Чай-Юрья к обеду приехали, а в ночь уже в забой с каждой машины бригада, работали по 12 часов, питания был хлеба правда давали 800 г., а приварок жиденькая затеруха, после работы при