А жизнь была нелёгкая – и войну видела, и сына своего хоронить пришлось…
Рассказывает о своих воспоминаниях она складно, завлекательно, будто какую старинную сказку-быль слушаешь:
– Когда немцы запалили нашу Осмоловку, все люди убежали в лес. Те залезли на крышу в Техтине и пускали в нас снаряды. Наверное, дымок нашего костра заметили. Помню, бОльшая моя сестра с братиком ягод набрали, мама их подогревала в молоке на огне – люди в лес с собой и коров увели. И тут – тиууу! – снаряд прилетел. А я же маленькая, не понимаю, что случилось. Ягодки в миске перевернулись, плачу: «Ой, кто это пылю поднял!?» Перепуганные люди разбежались. А я, когда пыль рассеялась и белый свет видно стало, поняла, что среди леса теперь одна-одинёшенька осталась. Вышла на дорогу, пошла искать маму. Женщину какую-то по дороге встретила, она подсказала, где родных моих видела. Когда встретились, мама рыдала, она думала, что меня снарядом убило в лесу.
…Из деревни Синяково мы видели, как горит наша хата в Осмоловке. Мы жили возле колодежа до войны, примерно там, где Алексей сейчас живёт. А через дорогу папа новый дом отстроил, а тут – война… Сгорело всё. Больше всего плёл жалели – папа их разводил. Много тяжеленных выдолбленных колод стояло. Мёд мы не продавали, мама им угощать людей очень любила. Потом, придя с фронта, папа выстроил новую большую хату в плодовом саду, она и сейчас стоит…
Долго жили бедно, голодно… Мама лепёшки из лугового щавля пекла, го-о-о-рькие, есть невозможно было! Корова своим молоком только и спасала.
Замуж я вышла в Синяков, а потом нам семьёй пришлось назад переехать. Синяков сносили, на её месте высаживали лес. Забрали мы свой сруб и перебрались, а потом к нему ещё один сруб пристроили, в новом большом доме сыночку моему свадьбу и справляли уже. Он у меня в Афганистане был перед этим. Но не по призыву. Окончил Харьковское военное училище, служил в Советсткой Армии уже офицером, оттуда и направили. Я все глаза выплакала, пока назад его дождалась, – и рука отнялась, и глохнуть стала от переживаний. Перед самым его приездом побежала к бабке поворожить.Та и сказала – гости в доме будут и гулянка большая. Так и случилось. Потом он на Сахалин улетал служить. Я свиней держала, забьём – окорока в посылки и на саночки, на почту. Нет уже на свете сыночка моего Витеньки, пережила я его…»
***
Так и стоит у меня перед глазами картина: сидит старушка на старом вылинявшем крыльце, глядит вдаль, а вокруг как в летаргическом сне всё замерло, только поры года сменяют друг друга. То жёлтые листья осыпаются к её ногам, то снежинки запорашивают морщинистое лицо. А она всё сидит, молчаливо и сосредоточенно, словно несёт вахту, словно обязана, должна проводить и отпустить однажды (и, видимо, скоро уже) в бесконечность вместе со своими воспоминаниями и уставшую душу своей родной, любимой Осмоловки.
Комментарии 36