Елена Александровна Щербакова и Игорь Александрович Моисеев
Хотя его жизнь в Большом не выглядела безмятежной. Вместе с молодыми товарищами, ступившими на главные подмостки страны, Моисеев увлекся новаторскими идеями балетмейстера Касьяна Голейзовского, в чьих балетах «Легенда об Иосифе прекрасном» на музыку Сергея Василенко и «Теолинда» на музыку Франца Шуберта вел главные партии, и не на шутку возмутил покой цитадели академического хореографического искусства. Смутьяны предлагали поменять привычное, что сохранялось в этих сценах с императорских времен – ведь за окнами уже бурлила совсем другая жизнь – со своими ритмами и метрами, со своим содержанием, с неустоявшейся и потому будоражащей частыми переменами историей. Больше того – эта история творилась на глазах, отменяла прежде незыблемые правила, провоцировала на поступки, звала к созиданию, требовала перемен. В императорских дворцах и царских садах, выстроенных на сцене Большого театра, балет – считали молодые сотоварищи – теснился и не поспевал за реальностью.

Квадрига Аполлона осеняла сказочную балетную благодать, а рядом – на Красной площади – под бодрые марши физкультурников проходили парады строителей светлого будущего. Старожилы Большого особых противоречий не ощущали (тем более нарком просвещения Анатолий Луначарский всячески способствовал сохранению дореволюционного искусства – и оперы, и балета, и – сохранил его), а молодежь негласно бунтовала, алкала новизны и жаждала открытий. Их поначалу прогнали, Луначарский защитил, и пришлось доказывать правоту делом: Моисеев ставит первые спектакли, и говорит в них будто на другом языке – не на том, к какому привыкла аристократическая публика партера Большого. Что ни премьера – событие: и «Футболист» на музыку Виктора Оранского, и «Саламбо» на музыку Андрея Арендса, и «Три толстяка» по мотивам Юрия Олеши – с партитурой того же Оранского. Новизна и свежесть их столь очевидны, а успех столь несомненен, что Моисеева гонят снова.

Ретрограды и ревнители старины, недолюбливавшие 24-летнего (!) балетмейстера, торжествуют и обрадуются, когда того отправляют на Памир – участвовать в жюри фольклорного фестиваля: туда ему и дорога. Подальше от балетных святынь Большого театра и большого искусства.

Дорога к танцу

Дорога сделалась образом и символом творчества Игоря Моисеева. В мемуарах он вспоминал, что его командировку на Памир, объезженный вдоль и поперек на ишаке, в сопровождении одного проводника, многие воспринимали как ссылку: «Это путешествие за тридевять земель тогда мало кто расценивал как подарок. Однако в моей жизни оно оставило неизгладимый след».

Класс-концерт "Дорога к танцу"

Русский танец "Лето"
Увидев, как танцуют таджики, Моисеев тут же упросил организаторов фестиваля устроить ему экспедицию по кишлакам, и в ней, под шальными пулями басмачей, все более и более утверждался в мысли о том, какие сокровища таит в себе народное искусство, сколько в нем природной глубины, безыскусной основательности, непритворного чувства: настоящая и безбрежная вселенная красоты и радости, мудрости и любви. Тут и придумывать нечего, разве слегка огранить, подвести к тому, чтобы предъявить на сцене, зрителям, дать им почувствовать свое – родное, записанное памятью поколений, зовом предков.

В дороге (Памир, Украина, Беларусь, дальше – Кавказ) Моисеев собирал и записывал одному ему понятными знаками – палочками, крестиками и кружочками – то, что в его представлении могло стать новыми образами и танцевальными композициями – прежде не виданными, не соседствовавшими друг с другом. А если их собрать, огранить, выставить в ряд, то получится целая художественная галерея, уникальная коллекция картин и портретов. Тогда же, в дороге, он впервые спросит себя: «Что такое народный танец?» И твердо, без предубеждения ответит: «Это пластический портрет народа. Немая поэзия, зримая поэзия, таящая в себе часть народной души».

В уникальном наследии Игоря Моисеева особое место занимает класс-концерт «Дорога к танцу» (1965, Ленинская премия). Дорога – знак жизни, движения вперед.

Новый жанр

По возвращении в Москву он напишет письмо Председателю Совета народных комиссаров Вячеславу Молотову, где изложит идею о создании профессионального ансамбля народного танца. Революционер со стажем и партийным билетом за номером 5, Молотов начертает резолюцию: «Предложение хорошее. Поручить автору его реализовать».

Была ли у него программа, когда в 1937 году на страницах газеты «Вечерняя Москва» внимательные подписчики прочли крошечное объявление: «Государственный ансамбль народного танца СССР объявляет конкурс на замещение вакантных должностей артистов балета»? Была: «Я вышел из Большого театра, воспитанный на классических образцах. Мне же предстояло выстроить новую систему танца, отличную от классического балета, создать ансамбль, имеющий другую природу».

Предстояло поменять решительно все: пуанты – на туфли с каблуками, короны и диадемы – на кокошники и закомары, балетные пачки и колеты – на сарафаны и зипуны; движения балетного класса (знатоки говорят, что взял Моисеев всего пять и больше других уделял внимания plié – попросту приседанию на одной или обеих ногах) и соединить их, слить с присядками, припаданиями, дробями; выработать особую лексику и структуру; найти сильные доли в создании сценических образов.

Румынский танец «Бриул»

Легко сказать: «поменять», «соединить», «слить», «выработать», «найти»! С кем? С теми, кто поедет в Москву на его призыв – любителями-участниками фольклорных фестивалей? С выпускниками хореографического училища – пойдут ли? С цирковыми и эстрадными артистами? С бывшими коллегами по Большому театру, то есть – профессионалами? Пойдут.

37 человек соберутся на первую репетицию в столичном Доме журналиста, чтобы к лету отрепетировать и показать первую программу «Танцы народов СССР», включавшую 13 номеров: русскую кадриль «Полянку», украинскую «Метелицу», белорусские «Крыжачок» и «Лявониху», аджарский «Хоруми», грузинский «Лекури», осетинский «Симд», «Молдавеняску», армянские, курдские и кавказские танцы.

Репетировали, искали, делали пробы поначалу наощупь. Многое не давалось – делалось впервые: «Я учился улавливать наиболее яркие краски, выходя на обобщение с помощью художественного домысла. Мне хотелось средствами фольклора нарисовать картину быта, истории, портрет народа. Беря из фольклора тему, жанр, почерк, стиль, мобилизовав весь арсенал профессионального искусства, я искал иную образность. Скажем, смотрел двадцать различных молдавских танцев и создавал синтез танца – «Молдавеняску», где выражал собственное отношение к материалу».

Желание проявить собственное отношение к материалу и привело Игоря Моисеева к историческому открытию в области хореографического искусства. Он создал новый жанр – жанр народно-сценического танца. Тот же балет, только – на каблуках. Тот же спектакль, только – миниатюра или картина. Тот же профессиональный театр, только основанный на истории разных народов.

Но при этом Балет Игоря Моисеева всегда оставался Ансамблем. Почему?

«Все делают всё!»

Энциклопедически образованный и с младых ногтей пристрастившийся к освоению всего нового, что дает человечеству художественная культура и гуманитарные науки, Игорь Александрович Моисеев понимал природу Театра, как мало кто другой. Круг его знакомцев, коллег, друзей –театральных деятелей всегда оставался необычайно широким, мобильным, подвижным. Там, внутри этого круга – людей одной крови, Моисеев приумножал свой художнический опыт – артиста, хореографа, педагога. «Настоящий балетмейстер, – утверждал он, – это всегда режиссер. – Я думаю, научить этой профессии нельзя. Как можно научить быть поэтом, композитором, философом? К творчеству можно только подвести человека, снабдив его нужной эрудицией, объяснив ему определенные правила и законы».

В непростом для страны 1943 году Моисеев добивается открытия в Москве школы, чтобы учить молодежь и пополнять ряды Ансамбля. Верит в Победу. Верит в будущее. Знает, что без праздника, пусть и омраченного страшной бедой, человеку не выжить, не преодолеть трагических обстоятельств, не обрести сил. И для первых своих артистов, и для, тех кого принимают в Школу-студию при Ансамбле в 43-м, для всех, кто придет потом, у Моисеева незыблемое правило: «Все делают всё!» Сегодня танцуют в массовке, в хороводах, завтра – солируют, меняя друг друга. Тут не только творческий закон, воспринятый создателем Ансамбля от самого Константина Станиславского и образованного им Московского Художественно театра («Сегодня – Гамлет, завтра – статист, но и в качестве статиста… должен быть артистом»), но и закон этический. Моисеев заботится о развитии того, что дано его питомцам природой, думает об их образовании, совершенствовании, духовном и гражданском росте. Те, кого называют «моисеевцами», отвечают Хозяину (так Игоря Александровича зовут в Ансамбле – «Хозяином» или «Хозяином танца») взаимностью, стараются служить профессии с полной отдачей. Многие, закончив сценическую карьеру, остаются рядом с молодежью – педагогами-репетиторами и наставниками.

Танец Аргентинский пастухов "Гаучо"

Сюита Мексиканских танцев "Сапатео", "Авалюлько"

«Тарантелла»

И все-таки каждое поколение Ансамбля (профессиональная карьера танцовщика составляет 20 лет) оставляет в истории имена тех, чьи сольные танцы или танц-роли наиболее полно и объемно выражают замысел хореографа, чьи артистизм и заразительность (это свойство таланта Моисеев почитал за одно из непреложных) превращают небольшой по времени номер в яркий сценический портрет, а хореографическую картину или сюиту – в художественно совершенный и целостный по драматургии спектакль. Моисеев всегда ценил индивидуальность и, создавая свои хореографические полотна, опирался на сотворцов-единомышленников. Те отвечали встречным порывом, так рождались моисеевские шедевры – балеты на музыку композиторов-симфонистов Александра Бородина («Половецкие пляски») и Модеста Мусоргского («Ночь на Лысой горе»), хореографические картины («На катке» на музыку Иоганна Штрауса, «Испанская баллада» на музыку Пабло де Луна, «Вечер в таверне» на музыку аргентинских композиторов) и сюиты («День на корабле» со знаменитым «Яблочко», еврейская «Семейные радости», греческая «Сиртаки»)…

И дольше века длится… век

Игорь Моисеев прожил больше века (1906 – 2007)! Репертуар после его ухода пополняется медленно, но верно. Ученица Моисеева Елена Щербакова, приглашенная им на пост директора, многое сделавшая для того, чтобы Ансамбль выжил в лихие 1990-е, и в 2011 году возглавившая его как художественный руководитель, поставила цель сохранить бесценную коллекцию Мастера («Хореография Игоря Моисеева современна, как никакая другая, в ней – философия мироздания и философия человека, когда бы он ни жил и в какой бы точке мира ни находился», – говорит Елена Александровна) и пополнять ее новыми работами, соответствующими стилю и художественному уровню тех, что составляют золотой фонд народно-сценического танца Игоря Моисеева.

Tango del Plata

Последняя работа ансамбля – балет «Танго “del Plata”», поставленный аргентинским хореографом Лаурой Роатта совсем недавно, но уже успевший завоевать мировое признание. Танго называют королем танца, аутентично исполнять его сложно, школа Моисеева дает основу, но, чтобы добиться точности стиля, яркой образности, сценической выразительности, одного желания мало, нужны специальная подготовка, освоение особо трудных элементов. Аргентинцы уверяют, что моисеевцы танцуют новый балет блистательно. Для них невозможного нет.

Век Игоря Моисеева продолжается. В чем секрет? Все просто – по его же завету: следовать ритму эпохи, чувствовать пульс жизни, оставаться современными, творить праздник. Ученые мужи и строгие балетоведы утверждают: сегодня Балет Игоря Моисеева находится на пике формы. Так, как танцуют моисеевцы сейчас, они не танцевали никогда! В год, когда им исполняется 85, это – настоящее признание, и вкупе с овациями многомиллионной аудитории по всей Планете они его заслужили!