Сашка пришёл

Отец у меня родом из-под Рязани. Деревенский в общем. И батя мне рассказывал, что у них там, когда кто помрёт, поминки справляют знатные, дня на три, а то и на все четыре. Съезжается вся родня, со всех концов области, а то и из самой столицы кто приедет.

И вот, значит, у бати моего двоюродный брат был, Сашка. Пацан молодой совсем, лет 19 ему было, когда разбился на мотоцикле. Ну, сами понимаете, трагедия жуткая. Вся родня, естественно, в деревню на поминки и явилась.

На третий день поминок, уже под вечер, батя мой с сестрами своими, тетками моими, значит, в одной комнате в доме дедовом спать улеглись. Ночь уже, все угомонились, спят. И тут, слышат, стук в окно. Сначала тихий такой. Ну, думали, мало ли, может, кто из молодых припозднился. И внимания особо не придали.

Вдруг стук повторяется! Да теперь громче. А следом жуткий звук, будто по стеклу когтями скребут. Батя мой, он тогда ещё пацаном совсем был, но смелостью решил перед бабами блеснуть. Подскочил к окну, занавеску отдёрнул… и чуть не поседел!

Говорит, видит – стоит Сашка, брат его покойный, прямо под окном. Глаза пустые. И смотрит прямо на него, не моргая. И кожа у него, говорит батя, серая такая, как у утопленника, и вся в каких-то темных пятнах. А изо рта – пена, и не пена даже, а какая-то жижа черная стекает.

Батя мой как заорёт! Тетки, понятно, тоже в крик. Взрослые прибежали, дед мой, бабка, дядьки всякие. Выглянули в окно – а там никого. Пусто. Только ветер гуляет.

Потом уже, когда все немного успокоились, дед мой и говорит: "Бывает такое. Когда молодые помирают, да не своей смертью. Душа-то неприкаянная, вот и мечется. Не понимает, что померла-то уже. Домой тянет, к родным. Только вот... лучше бы не тянуло".

Батя мой после этого случая, говорит, один вообще спать боялся. Месяц к родителям в кровать пристраивался, а если и засыпал один, то только со светом. И все ему Сашка мерещился – то в окне, то в зеркале, то просто за спиной стоит и дышит тяжело, с хрипом. А один раз, говорит, проснулся ночью от того, что кто-то его за ногу держит. Холодными, костлявыми пальцами. Он глаза открыл, а там…

...А там, значит, темно, хоть глаз выколи. Только луна сквозь щели в ставнях светит, полосами такими жуткими по полу и стенам. И вот, значит, лежит батя мой, шевельнуться боится, а рука эта ледяная его за ногу держит, и пальцы все сильнее сжимаются, аж в кость впиваются. Он и дышать-то со страху перестал, только сердце колотится, как бешеное, в ушах гудит.

И тут, значит, эта рука его дергать начинает. Сначала легонько так, а потом сильнее, сильнее, будто стащить с кровати пытается. Батя мой уже мысленно со всеми попрощался, думает, ну все, кранты, утащит его Сашка к себе, на тот свет.

Он, значит, из последних сил за спинку кровати цепляется, а сам Отче наш со страху вспомнил и забормотал.

И тут… петухи запели! Сначала один, где-то далеко, а потом и другие подхватили, по всей деревне. И как только первый крик петушиный раздался, рука эта хватку ослабила, и пальцы разжались.

Батя мой, не помня себя, с кровати соскочил, к стене прижался, и стоит, дрожит весь, как осиновый лист. А в комнате-то светло уже стало, рассвет. Смотрит – а на полу, возле кровати, следы человеческие. И земля, сырая вокруг этих следов рассыпана.

Он, значит, пулей из комнаты вылетел, к матери, бабке моей. Все ей рассказал. Бабка, понятно, перекрестилась, икону со стены сняла, молитвы читать начала. А потом говорит: "Это, сынок, хорошо, что петухи запели. Они нечисть отгоняют. А то утащил бы тебя Сашка, и не нашли бы тебя больше никогда. Видать, сильно обижен он на что-то, раз так является."

После этого случая батин дед, прадед мой, решил, что надо что-то делать. Собрал он мужиков деревенских, пошли они на кладбище, к Сашкиной могиле. А могила-то… разрыта! Будто кто-то руками землю разгребал. Крест покосился, земля вокруг вся взрыхленная. И следы босых ног те же, вокруг могилы.

Мужики, понятно, в шоке. Кто крестится, кто матерится, кто вообще бежать собрался. Но прадед мой твердо заявил: "Надо могилу освятить, да заново закопать. И осиновый кол вбить, чтоб наверняка."

Так и сделали. Священника из соседнего села привезли, он службу отслужил, могилу освятил. Мужики землю закидали, крест поправили, да еще и кол осиновый, здоровенный такой, прямо в середину могилы вбили.

После этого, вроде как, Сашка являться перестал. Но батя мой, говорит, до сих пор, когда в деревню эту приезжает, на кладбище старается не ходить.

И ночью, если услышит стук в окно, сразу одеяло на голову натягивает, и не высовывается, пока петухи не запоют.

А еще он с тех пор собак жуть как боится. Особенно больших и черных. Говорит, что в них иногда… Сашку видит. Но это уже совсем другая история...