Остановка на выезде из Мариуполя была практически не тронута. Она будто не из этой военной реальности, где в нескольких сотнях метрах ржавеют останки грузовиков, которые когда-то везли боекомплект, но их подбили на подъезде к городу. На этом месте остановились, чтобы надеть бронежилеты и каски, проверить камеры и приготовиться к поездке в город. На горизонте виднелись обожжённые дома, торчащие обуглившиеся крыши и тянущаяся очередь.

На дороге жизни уже не было людей. Должно быть, склады уже опустошены, тратить силы на пеший ход сюда было бессмысленным занятием. Зато на дороге в Мариуполь выстроилась колонна машин. Это была очередь на въезд в город. Машины с надписями «Люди» и «Дети» стремились вновь попасть в Мариуполь. Единственное объяснение, которое для себя нашёл, это чтобы забрать тех, кто ещё остался в зоне боевых действий.

Но главным изменением была тишина. Расслабляющая, убивающая бдительность. В такие моменты легко поверить в то, что бои локализованы в районе «Азовстали». Увы, но это были ошибочные мысли. Уличные бои продолжаются по всей территории города. Повсюду были мариупольцы, уставшие, потрёпанные, с безразличием в глазах. Они толпились рядом со зданием «Метро», где теперь выдают гуманитарную помощь, работают генераторы для зарядки гаджетов, а также можно купить продукты за гривны. При виде людей в бронежилетах и касках подходили, чтобы получить хоть какую-то информацию. Если замечали камеры, то просили записать обращение к родственникам, чтобы те знали, что их близкие из Мариуполя живы. Слёзы не сдерживали.

В прошлый раз вглубь города пробраться не удалось. Обстрел остановил группу журналистов, и пришлось отступить из дворов, где всё ещё в тайниках размещались нацисты из полка «Азов». На этот раз мы намерены были дойти значительно дальше. У многих журналистов были списки с адресами. Через военных корреспондентов люди в России, Донецке и других городах Донбасса пытаются выяснить данные о своих родственниках, с которыми связь была утеряна из-за боевых действий.

Украинская армия стреляла по мирным

Металлический лязг. Будто оборванная струна ударила по плите. Звук противный, что-то напоминающий, что-то опасное. Постепенно к нему привыкли, пока ехали по мариупольским улицам. У одной уцелевших пятиэтажек увидел свежий холмик с деревянным крестом. Таких в Мариуполе полным-полно. Разбросаны в тех частях города, где шли самые жесткие бои.

Мимо проходили местные, тянули с собой сумки и тележки с продуктами и напитками. Вокруг был постапокалиптический пейзаж: раздробленные стены от прямых попаданий, пробитые крыши частных домов, покрошенные в труху листы шифера, расстрелянные гражданские автомобили с «паутиной» на лобовых стёклах, лежачие бетонные столбы, посечённые дорожные знаки, ободранные рекламные борды, металлические осколки, останки снарядов, разбросанные жестяные банки и прочий мусор.

Свернули за угол, и тут впервые в Мариуполе встретил дом, в котором остались стёкла. Сюда также падали снаряды, но квартал выглядит намного лучше того, что мне уже удалось повидать. В одну из «девяток» влетел снаряд. Плиты съехали и есть вероятность обрушения, но в остальном дом выглядел в разы лучше тех, кто располагаются на въезде в город. Местных здесь было значительно больше. Так же, как и в остальных частях города, у подъездов разжигали костры, на детских площадках носилась детвора, старики что-то обсуждали, стоя у мангала. — А вы корреспонденты? Можно я вам расскажу кое-что? — подошёл к нам невысокий парень. Перед тем как подойти, он заметно нервничал. Заметил камеры у нас в руках, помялся какое-то мгновение, но всё же решился подойти. — Да, конечно. Давайте я сейчас вас на видео сниму, — предложил я. — Нет. Я боюсь. — Чего вы боитесь? Что Украина снова придёт? — Нет. Просто здесь ещё много осталось «этих», — парень кивнул в сторону, где шли бои. Как выяснилось, он боится тех, кто симпатизирует нацистам, что они могут начать мстить за то, что он расскажет журналистам, но всё же он хотел, чтобы об этом узнали люди.

— Вы же в России расскажете? Чтобы люди узнали, что тут происходит на самом деле? Я включил диктофон и парень начал: — 3 марта я наблюдал такую картину. Примерно в 22:15 была тишина, я открыл на балконе окно. Оно выходит, если так ориентироваться, на южную сторону, улицу Урицкого (после украинской декоммунизации улица стала называться Филиппа Орлика. — Прим. ред.). Я увидел со стороны 21-го микрорайона в сторону города пуски «Градов». На то время ДНР в городе ещё не было. Как говорили военные, ДНР была на Старом Крыму. Запуски были произведены в направлении центра города. Я открыл карту и посмотрел расположение моего дома и дома, через который совершалась траектория полёта. Это были запуски либо по центру города, либо на Слободку, дальше идёт море, «Азовсталь» — левее. Увидел, как вылетают эти красненькие ракетки, приземляются, следом — 20 взрывов. Через несколько минут начало красное зарево полыхать за домами. Начался пожар.

Как он рассказал, в той части города находились только частные дома. По его мнению, стреляли просто так, ведь в городе сил ДНР или Российской Федерации ещё не было. Когда республиканские и российские военные освободили районы Мариуполя, со слов местного, здесь стало спокойнее, перестали прилетать снаряды по жилым домам. — Выезжать планируете? — Нет. Этот ад уже прожили. Надеемся, что будет порядок. Пока электричества нет, ходим заряжать телефоны от генератора. Опять же, связи нет, нужно ходить и ловить сигнал. Мне пока не удалось позвонить даже за пределами города. Но я знаю, что некоторые дозваниваются.

В Мариуполе большие проблемы со связью. Местные неоднократно подходили и спрашивали, где можно купить сим-карты республиканского оператора «Феникс». В Донецке их сейчас не найдёшь, всё увезли в освобождённые населённые пункты. Но «Феникс» в Мариуполе не работает. Связь можно «поймать» только на выезде из города, до которого ещё добраться нужно. Интернет и вовсе не работает. Женщина с чёрной ногой Дальше стали пробираться вглубь города. Добрались до улицы Куинджи. Как рассказали местные, раньше эта улица носила имя революционера Артёма. Точно так же называется главная улица в центре Донецка. Но после 2014 году из-за декоммунизации мариупольскую тёзку переименовали, но местные продолжают её называть «по-старинке».

В очереди за гуманитарной помощью у «Метро» мужчина, который также побоялся на камеру рассказать эту информацию, сообщил мне, что ему пришлось под пулями и снарядами покидать улицу Куинджи. Но в доме №88 в подвале осталось около 50 человек. Мужчина вырвался из-под обстрелов и пообещал оставшимся местным жителям, что расскажет о них, и, быть может, военные или волонтёры предпримут действия по эвакуации мирных из зоны активных боёв.

Нужно признать, что это наиболее повреждённая часть города. Здесь все дома похожи друг на друга. Пустые бетонные коробки, без окон, с осыпавшимися подъездами, валяющимися кирпичами, сожжёнными автомобилями у подъездов.

Здесь нужно всегда смотреть себе под ноги. Среди разбросанного мусора увидел хвостовик от мины, который местные обложили кирпичами. Но эта конструкция едва заметна в покрывале из осколков, камней и прочего хлама. Наступить на такой «подарок» крайне легко. В одном из таких дворов встретили пожилого мужчину с баулами и паками с бутылками с напитками.

— Что ты меня снимаешь? Снимай лучше туда, освободитель, — указал пальцем вверх. — На старости лет остался бомжом. Мужчина показал на одну из квартир, которая осталась без окон. Для того, чтобы понять, что внутри, нужно было подняться на верхние этажи бетонной коробки.

У входа в подъезд стоял его сосед. Первый мужчина посоветовал сходить на склад, там остались ещё напитки. — Скоро их не будет. Только пиво и алкоголь остались.

Из черноты подъезда вышла женщина. Увидела людей с камерами и стала приглашать в подвал. Как оказалось, там лежала ещё одна жительница дома. Татьяна Дмитриевна уже месяц находится в тяжёлом состоянии. У неё сахарный диабет, ногу ампутировали. С началом боевых действий её состояние ухудшилось. — У меня сахарный диабет. Началась гангрена второй ноги. — Вам предлагали эвакуироваться из города? — Нет, никто не предлагал.

Татьяна Дмитриевна рассказала, что нога начала болеть перед началом боевых действий. С каждым днём ей становится всё хуже и хуже. Говорит, что нога чёрной стала. Женщина уже месяц живёт в подвале. Хотя эту крохотную комнатку нельзя назвать подвалом. Некое техническое помещение. Убежище тоже относительное. Первый подъезд этого дома осыпался практически полностью. Любое следующее попадание может обрушить и этот подъезд, и тогда местные будут похоронены в своём убежище. И тем не менее, люди не покидают свой дом. Соседи оборудовали для Татьяны Дмитриевны кровать, с ней находится её муж. Женщине неловко, что она доставляет столько хлопот своим соседям. — Хотя бы в больницу бы мне, — сетовала Татьяна Дмитриевна.

Дом буквально трясло от топота артиллерии. Тишина испарилась. Канонада разорвала её в клочья. Местные стали заходить в подъезд. У самого выхода ко мне обратился молодой парень. В руках он держал бутыль с водой и пакет с продуктами. Он вернулся с пункта выдачи гуманитарной помощи. — Расскажите, что мы без адресной помощи не выживем. Если помощь не подвезут, то многие не дотянут. Там на «Метро» помощь получают одни и те же. Там учёт не ведётся. А здесь остаются те, кто не может дойти туда, чтобы взять продукты, они остаются без помощи. Это всё, что я хотел вам рассказать.

Девочка Даша Несколькими дворами ниже заметили, как местные что-то готовят у костра. С ними были дети. Одна девочка выбралась наружу, а ещё трое оставались на ступеньках, ведущих в помещение, которое служит убежищем для жильцов дома. — Я же вам говорила, можно выходить. Не бойтесь, — подстёгивала девочка, которая по возрасту была младше всех. — Могу я вас сфотографировать? — спросил я их. — Да, — ответил мальчик.

Защёлкал затвор камеры. Кадры стали появляться на экранчике фотоаппарата. Дети даже попытались выдавить из себя подобие улыбки. — А можно я вас спрошу? Зачем вы нас фотографируете? — Чтобы рассказать о вас, чтобы вас перестали обстреливать. — А, ясно. Мы думали, что вы нас украсть хотите. Тут же подбежала девочка и стала что-то щебетать. Её зовут Дашей. Самая активная, говорливая и улыбчивая. Она рассказала, что дети действительно боятся, что их могут украсть. Для себя я нашёл несколько вариантов, почему они могут так считать. Первый, я надеюсь, что верный, родители говорят это ребятне, чтобы те не разбежались и во время обстрела смогли вовремя оказаться в убежище. Второй вариант связан с украинской пропагандой. Дело в том, что украинские власти распространяют информацию о том, что якобы российские военные украли уже около 2000 детей. Не знаю, каким образом эта информация добралась до жителей Мариуполя, но, как известно, чем невероятнее информация, тем проще в неё поверить. — А почему вы не уезжаете? — Потому, что мы думали, что выехать отсюда нельзя, потому что посты закрыты, — рассказала Даша. Родители девочки рассказали, что на следующий день собираются покинуть город. Значит информация о коридорах всё-таки добралась и сюда. Пока я разговаривал со взрослыми, Даша пошла к автомобилю журналистов. Коллеги раздавали хлеб и сигареты местным. Малышка взяла себе одну буханку. Своими маленькими испачканными ручками девочка держала хлеб, который казался больше, чем она сама. Малышка тут же укусила горбушку и стала её жевать. Я попросил сделать пару кадров, Даша стала позировать. Глядя на неё, невозможно было поверить, что уже месяц она живёт на войне. Её глаза не были теми, что показали на фотовыставке «Взгляни в глаза Донбасса». Даше удалось сохранить ту детскую беззаботность, чего нельзя сказать о её старших друзьях. Дети, что не выходили из подвала, были абсолютно такими же, как с фотографий военкоров. Я сделал несколько кадров. В этот момент вновь начала греметь артиллерия. Денис Григорюк