«Со студентами важно говорить об Отечественной войне»

С молодежью необходимо больше говорить о событиях Великой Отечественной войны, убежден доцент кафедры «Техносферная безопасность» Пензенского государственного университета (ПГУ), полковник в отставке Ихиль Давидович Горешник. О том, что такое война, он знает не из книг: ему самому довелось испытать все ужасы жизни в гетто в оккупированном фашистами городке.

— Ихиль Давидович, расскажите, пожалуйста, где Вас застала Великая Отечественная война? Где жили до ее окончания? — Наша семья — мама, папа, старший брат и я — жила на Украине, в городе Балта Одесской области. Когда началась война, мне не было еще и четырех лет, брату исполнилось восемь. Мы были обычной рабочей семьей, как все. Уже через несколько дней после начала войны отца призвали в Красную Армию, он сразу ушел на фронт и не вернулся, пропал без вести где-то под Сталинградом. Как известно, фашисты начали бомбить Одессу еще 22 июня 1941 года, и тем же летом, в августе, территория области была оккупирована врагом. Наш город не стал исключением. Мама взяла нас с братом и попыталась вместе с несколькими земляками уйти по направлению к Виннице, но немцы догнали колонну беженцев на мотоциклах и вернули в город. Не удалось спрятаться и у знакомых в селе: мама понимала, что, обращаясь за помощью, она тем самым подвергает этих людей опасности, ведь за укрывательство евреев следовало жесточайшее наказание — расстрел. В самом городе было ничуть не спокойнее, постоянными были облавы и массовые расстрелы. А в сентябре в Балте было образовано еврейское гетто, туда согнали людей не только из самого города, но и из других городов и местечек. Есть данные, что около тысячи человек были депортированы из Одессы и Бессарабии, а всего в этом гетто оказалось больше двух с половиной тысяч человек. Нас выселяли из домов и гнали на противоположный берег реки Кодымы, которая пересекает наш город. В каждом из домов гетто теперь жили по 20–30 человек. Теснота, голод — этого не забыть, несмотря на то, что я был тогда совсем маленьким. Помнится и то, как мы прятались от облав в подвалах: сидели, стараясь не издать ни звука, а детям, чтобы ненароком не выдали всех плачем, родители зажимали рты, и было очень трудно дышать. А наверху раздавались шаги — это ходили немцы, и было такое ощущение, что они ходят по нашим головам. Так продолжалось около двух с половиной лет, и это было время нескончаемого ужаса, особенно в самые последние дни оккупации, в начале 1944 года. В это время облавы стали повальными, город был полон эсэсовцев, и они, видимо, чувствуя приближающийся конец, бесчинствовали особенно жестоко. Вот только один случай: около пятидесяти человек — женщин, детей, стариков — согнали в сарай, облили бензином и подожгли. Тех, кто пытался каким-то образом спастись, тут же на месте расстреливали. Из всех, кто там оказался, выжил только один человек, но и он вскоре сошел с ума. Красная Армия и партизаны освободили наш город 31 марта 1944 года. Так что всю войну, от первого ее дня до последнего, я прожил в своем родном городе. Но это не было счастливым детством…

— Помните ли Вы свои чувства в момент, когда война закончилась? Сложно ли было осознать ребенку, что такое жизнь без войны? — Я очень хорошо помню свои чувства, когда пришли советские войска, и мы смогли покинуть гетто. Но это чувство не назовешь радостным. Когда мы вышли из подвалов, то увидели на улицах много-много человеческих тел, впечатление это производило самое тяжелое. Конечно, мы радовались, что ужас оккупации позади, но то, что павших было так много, эту радость омрачало. В Балте ведь осталось меньше половины населения… И дома наши оказались разрушенными: когда из гетто мы сумели наконец-то переселиться в свой дом, оказалось, что он наполовину сожжен. Так что у меня совсем нет фотографий довоенных времен, каким-то чудом сохранилась одна карточка, но я даже не помню, при каких обстоятельствах она была сделана, и каким образом удалось ее сохранить. 9 мая, когда пришла Победа, все, конечно, было так, как показывают в кино: крики «Ура!», стрельба в воздух, радостные люди вокруг. Но мне сложно вспоминать этот день, потому что мы начали радоваться еще за год до этого, нашей Победой было освобождение родного города, окончание его оккупации.

— После войны Вы поступили в военное училище. Почему выбрали для себя профессию военного? — Да, в 1945 году я пошел в школу, а в 1955 году окончил 10 классов. Видимо, пережитые нами события сделали нас настоящими патриотами, все мальчишки тогда хотели быть защитниками своей Родины. В военные училища шли целыми классами. Наложило, видимо, свой отпечаток и то, что я много общался с военными, они жили у нас в доме уже после войны, а через дорогу находился штаб воинской части. Офицеры были для меня примером, и сразу после окончания школы я поступил в Арзамасское военное училище связи. Из Балты в Арзамас нас поехало двое, а вот поступил только я один, ведь тогда в военные учебные заведения был серьезный конкурс, поступить было нелегко — таким было в нас, военных мальчишках, чувство патриотизма. Окончив училище, я 33 года прослужил в армии, и в Советском Союзе, и за рубежом. В 1968 году участвовал в известных событиях в Чехословакии, в 1980 году был направлен в Афганистан. А с осени 1984 года местом моей службы стала Пенза, куда я был откомандирован на должность заместителя начальника военной кафедры Политехнического института ПГУ. Это такое символичное для меня событие, ведь Пензенский политех, ныне Пензенский государственный университет, первоначально был Индустриальным институтом, открытым в годы войны на базе Одесского индустриального института, который «переехал» сюда с моей родины. Видимо, это судьба.

— Что для Вас самое интересное в работе со студентами? Приходилось ли Вам им рассказывать о тяжелом военном времени, о пребывании в гетто? — Я очень люблю общаться со студентами, вообще с молодежью. Это ведь уже вполне взрослые люди, со своим мировоззрением, осознанные, как теперь принято говорить. Поэтому с ними можно обсуждать не только изучаемую учебную дисциплину, но и очень многие вопросы, выходящие за рамки учебного процесса. С ними можно делиться впечатлениями и мыслями. Каждый год в канун 9 мая я во всех своих группах разговариваю со студентами о войне. Нет, не о том, что пережил сам, это слишком тяжело вспоминать, тем более, как говорится, публично, но о самой Великой Отечественной войне говорю обязательно. Я уверен, что это необходимо — и не столько мне, сколько им, молодым ребятам. Сейчас ведь очень много различных версий, зачастую таких, которые буквально переворачивают все с ног на голову, а молодежь должна знать правду о войне.

— Как можно сохранить память о событиях 1941–1945 года сегодня, когда ее участников и свидетелей почти не осталось? Что нужно делать, чтобы новые поколения не забывали страшные события тех лет? — Повторюсь: надо больше разговаривать, рассказывать, как все было на самом деле. Со студентами, школьниками, со всеми, кто останется после нас. В том числе и о том, что происходит сейчас на Украине, о попытках реставрации нацизма. Там ведь тоже люди сидят по подвалам, и дети сидят, как я в своем детстве. Я говорю о Донбассе, где в течение восьми лет люди были вынуждены прятаться по подвалам, чтобы просто спастись. Я очень хорошо себе это представляю, поскольку пережил это сам. И если мы об этом забудем, новые поколения будут обречены на то, чтобы вновь пережить это горе и этот ужас. Поэтому со студентами необходимо об этом говорить, заинтересовывать этой темой, чтобы они помнили и правильно оценивали происходящие события. Только тогда мы сможем сделать так, чтобы это больше не повторилось.