Зачем на свете люди лгут?

Причин, наверно, масса:

Одни от лжи процентов ждут,

Как вкладчик от сберкассы.

Другие веруют, что ложь,

Едва лишь миг настанет,

Сразит противника, как нож,

Или хотя бы ранит...

Иной, стремясь не оплошать,

Спешит все с той же ложью

Повыше влезть, побольше взять

И если не на мрамор встать,

То хоть присесть к подножью.

А тот, стараясь всех надуть,

Считает, между прочим,

Что честный путь — далекий путь,

А лживый путь короче!

Привыкнув к подленькой судьбе,

Хитрит и так петляет,

Что он и сам-то уж себе

Ни в чем не доверяет...

А этот, мелок и несмел,

Готов бранить и льстить,

Чтоб ложью пятна скверных дел

Как скатертью прикрыть.

Он первым треснуть норовит,

Уверен непреклонно.

Что нападенье — лучший вид

Скандальной обороны.

Есть в мире разные лжецы

На все цвета и вкусы,

Но все лжецы, как подлецы,

Отчаянные трусы.

Увы, каким же должен быть

Могучим чародей,

Чтоб вдруг от лжи освободить

Всех страждущих людей!

Но только нет волшебных слов

Для таинств исцелений,

Как нет от лжи ни порошков,

Ни электролечений.

А если так, то надо нам,

Чтоб чище в мире жить,

Непримиримый бой лжецам

Со всею страстью тут и там

Упрямо объявить.

А чтоб с тем злом, как мир, седым,

Иметь нам право биться,

Нам в жизни следует самим,

Как ни заманчив хитрый дым,

До лжи не опуститься,

Чтоб в сердце каждый человек

Нес правду, словно знамя,

Чтоб подлость таяла, как снег,

И мира не было вовек

Меж нами и лжецами.

Эдуар Асадов.

Смотри! Смотри, какая раскрасавица! -

Мальчишка смотрит радостно на мать. -

Царица-гусеница! Правда, нравится?

Давай ее кормить и охранять!

И вправду, будто древняя царица,

Таинственным сказаниям сродни,

На краснобоком яблоке в тени

Сияла золотая гусеница.

Но женщина воскликнула: - Пустое! -

И засмеялась: - Ах ты, мой сверчок!

Готов везде оберегать живое.

Да это же вредитель, дурачок!

В четыре года надо быть мужчиной!

Соображай. Ты видишь: вот сюда

Она вползет, попортит сердцевину,

И яблоко - хоть выброси тогда!

Нет, нам с тобой такое не годится.

Сейчас мы глянем, что ты за герой. -

Она стряхнула с ветки гусеницу:

- А ну-ка, размозжи ее ногой!

И мальчик, мину напуская злую

И подавляя втайне тошноту,

Шагнул ногой на теплую, живую

Жемчужно-золотую красоту...

- Вот это славно! Умница, хвалю! -

И тот, стремясь покончить с добротою,

Вскричал со зверски поднятой ногою;

- Кидай еще! Другую раздавлю!

Мать с древних пор на свете против зла.

Но как же этой непонятно было,

Что сердцевину яблока спасла,

А вот в мальчишке что-то загубила...

Эдуард  Асадов.

О том,чего терять нельзя.

Нынче век электроники и скоростей.

Нынче людям без знаний и делать нечего.

Я горжусь озареньем ума человечьего,

Эрой смелых шагов и больших идей.

Только, видно, не всё идеально в мире

И ничто безнаказанно не получается:

Если рамки в одном становятся шире,

То в другом непременно, увы, сужаются.

Чем глазастей радар, тем хитрей ультразвук

И чем больше сверхмощного и сверхдальнего,

Тем всё меньше чего-то наивно-тайного,

Романтически-сказочного вокруг.

Я не знаю кто прав тут, а кто не прав,

Только что-то мы, видно, навек спугнули.

Сказка - ей неуютно в ракетном гуле,

Сказке нужен скворечник и шум дубрав.

Нужен сказке дурман лугового лета,

Стук копыт, да мороз с бородой седой,

Да сверчок, да ещё чтоб за печкой где-то

Жил хоть кроха, а всё-таки домовой-

Ну, а мы, будто в вихре хмельного шквала,

Всё стремимся и жить, и любить быстрей.

Даже музыка нервной какой-то стала,

Что-то слишком визгливое слышится в ней!

Пусть река  не ожившая чья-то лента,

И в чащобах не прячутся колдуны.

Только людям нужны красивые сны,

И Добрыни с Алёнушками нужны,

И нельзя, чтоб навеки ушла легенда.

Жизнь скучна, обнажённая до корней,

Как сверх меры открытая всем красавица.

Ведь душа лишь тогда горячо влюбляется,

Если тайна какая-то будет в ней.

Я всем сердцем за технику и прогресс!

Только пусть не померкнут слова и краски,

Пусть хохочет в лесах берендеевский бес,

Ведь экстракт из хвои не заменит лес

И радар никогда не заменит сказки!

Эдуард  Асадов.

Любить — значит истину защищать,

Даже восстав против всей вселенной.

Любить — это в горе уметь прощать

Все, кроме подлости и измены.

Любить — значит сколько угодно раз

С гордостью выдержать все лишенья,

Но никогда, даже в смертный час,

Не соглашаться на униженья!

Любовь — не веселый бездумный бант

И не упреки, что бьют под ребра.

Любить — это значит иметь талант,

Может быть, самый большой и добрый.

И к черту жалкие рассужденья,

Все чувства уйдут, как в песок вода.

Временны только лишь увлеченья.

Любовь же, как солнце, живет всегда!

И мне наплевать на циничный смех

Того, кому звездных высот не мерить.

Ведь эти стихи мои лишь для тех,

Кто сердцем способен любить и верить!

Эдуард Асадов.

Только в юности играют
Так светло и нежно трубы.
Только в юности бывают –
Не целованные губы.
Но, с годами глуше трубы
И все реже смех беспечный
Не целованные губы –
Капитал недолговечный.
Мы стареем , отцветаем,
Глядь … уж сеть морщин на коже.
Говорят ,как ливень в мае ,
И любовь проходит тоже.
Все меняется с годами…
Земли ,птицы, звери, воды,
Но любовь… Над ней не властна
Диалектика природы!
Скептик ! Зря Вы бровь скривили.
Здесь ухмылкой не возьмете.
Жаль мне Вас! Вы не любили…
Вот полюбите, поймете!

Э.  Асадов

Ошибки старые прощаются,

В тот день, когда друзья прощаются.

Когда дорога - впереди,

А позади - её начало.

Когда расходятся пути

За безымянным перевалом.

Обиды старые прощаются,

В тот час, когда друзья прощаются.

Когда не пьяный сантимент,

А ощущение потери

Вдруг захлестнёт,

И в полной мере

припомнишь радость

Прежних лет.

Размолвки старые прощаются,

В тот миг, когда друзья прощаются.

Когда, по лезвию скользя,

Собой ещё владеют сносно,

Когда по-прежнему нельзя,

А по-иному -слишком поздно

Эдуард Асадов.

И если тебе придется

Вздохнуть от ревнивых мыслей,

Пускай к тебе прикоснется

Кто смог оставаться чистым.

И если тебе придется

Сомнениям удивиться,

Пусть сердце не надорвется

И продолжает биться.

И если тебе придется

Быть правильной, но не верной.

Никто пусть не отвернется.

Ведь вряд ли была ты первой.

И если тебе придется

Без денег быть и голодной.

Пусть песня не оборвется

И будешь всегда свободной.

И если тебе придется

Украдкой молиться Богу.

Он гордый к тебе нагнется,

Чтобы указать дорогу.

И если тебе придется

Судьбы покорять вершину,

Никто пускай не сорвется

И не поломает спину.

И если тебе придется

Напиться у поцелуя.

Душа твоя пусть проснется

От громкого “АЛИЛУЯ”

И если тебе придется

Стать праздником у дороги,

Пусть место всегда найдется

И Цезарям и убогим.

Эдуард Асадов.

Она ни наивна и ни хитра

И к людям излишне порой добра,

Особенно к "утешителям",

Ласковым "навестителям".

А все, наверное, потому,

Что смотрит на жизнь свою как на тьму.

Ей кажется, что без мужа

Судьбы не бывает хуже.

А суть-то, наверно, совсем не в том,

Гордиться печатью ли, или кольцом,

А в том, чтоб союз сердечный

Пылал бы звездою вечной!

Ведь только с любовью большой, навек

Счастливым может быть человек,

А вовсе не ловко скованным

Зябликом окольцованным.

Пусть брак этот будет любым, любым:

С загсом, без загса ли, но таким,

Чтоб был он измен сильнее

И золота золотее!

И надо, чтоб руки под стук сердец

Ничуть не зависели от колец,

А в бурях, служа крылами,

Творили бы счастье сами.

А главное в том, чтоб, храня мечты,

Были б те руки всегда чисты

В любом абсолютно смысле

И зря ни на ком не висли!

Эдуард  Асадов.

Кольца и руки.

На правой руке золотое кольцо

Уверенно смотрит людям в лицо,

Пусть не всегда и счастливое,

Но все равно горделивое.

Кольцо это выше других колец

И тайных волнений чужих сердец.

Оно-то отнюдь не тайное,

А прочное, обручальное!

Чудо свершается и с рукой:

Рука будто стала совсем другой,

Отныне она спокойная,

Замужняя и достойная.

Видать, для такой вот руки кольцо -

К благам единственное крыльцо.

Ибо рука та правая

С ним и в неправде правая.

На левой руке золотое кольцо

Не так горделиво глядит в лицо.

Оно скорее печальное,

Как бывшее обручальное.

И женская грустная эта рука

Тиха, как заброшенная река;

Ни мелкая, ни многоводная.

Ни теплая, ни холодная.

(прод  следует...)

Оценка любви.

Он в гости меня приглашал вчера.

- Прошу, по-соседски, не церемониться!

И, кстати, я думаю, познакомиться

Вам с милой моею давно пора.

Не знаю, насколько она понравится,

Да я и не слишком ее хвалю.

Она не мыслитель и не красавица,

Такая, как сотни. Ничем не славится,

Но я, между прочим, ее люблю!

Умчался приветливый мой сосед,

А я вдруг подумал ему вослед:

Не знаю, насколько ты счастлив будешь,

Много ль протянется это лет

И что будет дальше? Но только нет,

Любить ты, пожалуй, ее не любишь...

Ведь если душа от любви хмельна,

То может ли вдруг человек счастливый

Хотя бы помыслить, что вот она

Не слишком-то, кажется, и умна,

И вроде не очень-то и красива.

Ну можно ли жарко мечтать о ней

И думать, что милая, может статься,

Ничем-то от сотен других людей

Не может в сущности отличаться?

Нет, если ты любишь, то вся она,

Бесспорно же, самая романтичная,

Самая-самая необычная,

Ну, словно из радости соткана.

И в синей дали, и в ненастной мгле

Горит она радугой горделивою,

Такая умная и красивая,

Что равных и нету ей на земле!

Эдуард Асадов.

Ненавижу я всяких зануд и нытиков,

Отравляющих радость за годом год,

Раздраженно-плаксивых и вечных критиков

Наших самых ничтожных порой невзгод!

Люди строят завод, корпуса вздымают,

Люди верят сквозь трудности в свой успех.

А зануда не верит. Он больше знает.

А зануда зарплату и жизнь ругает,

А зануда скулит и терзает всех.

Как досадно бывает подчас в дороге,

Где шагают ребята в жару и стынь:

Все устали и все натрудили ноги,

А бранится и стонет за всех один.

Он скрипит, он по ниточкам тянет нервы:

«Жмет ботинок... Когда же мы отдохнем?»

И рюкзак-то тяжел, и не те консервы,

Да и тем ли идем вообще путем?!

И с такой он душой о себе хлопочет,

Будто жизнью иною, чем все, живет:

Есть и пить только он ведь один и

хочет И один только в мире и устает.

Да, один устает и один страдает,

Всюду самый хороший порыв губя.

Лишь одно его в жизни не утомляет —

Это страстно любить самого себя.

Ну скажите на милость: когда? зачем

Кто-то выдумал нытика и зануду?

Ведь они, будто ржавчина, есть повсюду,

Пусть немного, а жизнь отравляют всем.

И хотелось бы тихо их попросить:

— Хватит жар загр***** чужими руками.

Не скулите! Не путайтесь под ногами,

Не мешайте всем людям хорошим жить!

Эдуард  Асадов.

...

Он не страдал, он не ходил за нею.

Не объяснялся, кепку теребя…

Она сама, однажды, чуть робея

Ему сказала: «Я люблю тебя».

Его друзья томились в ожиданье.

Худели от бессонницы и дум.

А вечером просили для свиданья

Его же новый, синенький костюм.

А тут сама в морозы прибегала.

На стул бросала шапку и пальто.

И он решил: ему такого мало.

И он решил, что это всё не то.

Ушёл, уехал, ждал особой встречи.

Других красивых провожал домой.

Ловя себя на том, что каждый вечер

Он, засыпая, думает о той.

Ей написал письмо на трёх страницах,

А через месяц получил назад.

Ну что с такой обидою сравнится,

Чем эта надпись «Выбыл адресат».

Вдруг стало всё бесцветным…

Не клеилась работа как на грех.

И виноват никто, как будто, не был,

Но счастье стало трудным, как у всех.

Эдуард Асадов.

Эдуард Асадов.

Любовь, любовь - то радость и несчастье,

Огонь горячий и холодный лёд,

То солнца луч, то мрачное ненастье.

Блажен и страшен миг, когда она придёт.

Ворвётся ураганом, смерчем жутким,

Змеёю в наше сердце заползёт.

И нет душе покоя ни минутки.

Она то плачет горько, то поёт.

Любовь сладка, как мёд, горька, как яда зелье,

То одурманит, а то отрезвит.

То сладкий пир, то жуткое похмелье,

То в жар бросает, а то леденит.

Когда она уйдёт, ещё страшнее муки.

Израненное сердце так болит!..

Душа пуста, её затихли звуки,

Она уже струною не звенит.

Но, кто не знал любви, не жил на свете!

Не ведал он всех чар её, её оков,

Зачем же жил? Навряд ли он ответит,

Ведь смысл жизни - вечная любовь!

Пускай она страдания приносит,

В ней жизни смысл! Я утверждаю вновь...

И, если вдруг судьба мне вызов бросит,

Я жизнь отдам за вечную любовь!

Приятели, сердцами молодые,

К ней заходя по дружбе иногда,

Уже шутили так, как в дни былые

При муже не решались никогда.

И, говоря, что жизнь почти ничто,

Коль будет сердце лаской не согрето,

Порою намекали ей на то,

Порою намекали ей на это...

А то при встрече предрекут ей скуку

И даже раздражатся сгоряча,

Коль чью-то слишком ласковую руку

Она стряхнет с колена иль с плеча.

Не верили: ломается, играет,

Скажи, какую сберегает честь!

Одно из двух: иль цену набивает,

Или давно уж кто-нибудь да есть.

И было непонятно никому,

Что и одна, она верна ему!      

Эдуард  Асадов.

Ты прекрасная, нежная женщина,

Но бываешь сильнее мужчин.

Тот, кому ты судьбой обещана,

На всю жизнь для тебя один.

Он найдет тебя, неповторимую,

Или, может, уже нашел.

На руках унесет любимую,

В мир, где будет вдвоем хорошо.

Ты сильна красотой и женственна

И лежит твой путь далеко.

Но я знаю, моя божественная,

Как бывает тебе нелегко.

Тают льдинки обид колючие

От улыбки и нежных слов.

Лишь бы не было в жизни случая,

Когда милый предать готов.

Назначеньем своим высокая,

Дочь, подруга, невеста, жена,

Невозможно постичь это многое,

Где разгадка порой не нужна.

А нужны глаз озера чистые

И твой добрый и светлый смех.

И смирюсь, покорюсь, не выстою

Перед тайной улыбок тех.

Э.Асадов.

Ах, как же я в детстве любил поезда,
Таинственно-праздничные, зеленые,
Веселые, шумные, запыленные,
Спешащие вечно туда-сюда!

Взрослые странны порой бывают.
Они по возможности (вот смешно!)
Верхние полки не занимают,
Откуда так славно смотреть в окно!

Не любят, увы, просыпаться рано,
Не выскочат где-то за пирожком
И не летают, как обезьяны,
С полки на полку одним прыжком.

В скучнейших беседах отводят души,
Ворчат и журят тебя всякий час
И чуть ли не в страхе глядят на груши,
На воблу, на семечки и на квас.

О, как же я в детстве любил поезда
За смех, за особенный чай в стакане,
За то, что в квадрате окна всегда
Проносятся кадры, как на экране.

За рокот колес, что в ночную пору
Баюкают ласковей соловья,
За скорость, что парусом горбит штору,
За все неизведанные края.

Любил за тоску на глухом полустанке:
Шлагбаум, два домика под дождем,
Девчонка худенькая с ведром,
Небо, хмурое спозаранку.

Стог сена, проселок в лесной глуши...
И вдруг как-то сладко вздохнешь всей грудью,
С наивною грустью, но от души:
Неужто же вечно живут здесь люди?!

Любил поезда я за непокой,
За вспышки радости и прощанья,
За трепет вечного ожиданья
И словно крылья бы за спиной!

Но годы мелькнули быстрей, чем шпалы,
И сердце, как прежде, чудес не ждет.
Не то поездов уже тех не стало,
Не то это я уж теперь не тот...

Но те волшебные поезда
Умчались. И, кажется, навсегда...
(Э.Асадов)

Сатана

Асадов Эдуард

Ей было двенадцать, тринадцать - ему.
Им бы дружить всегда.
Но люди понять не могли: почему
Такая у них вражда?!

Он звал ее Бомбою и весной
Обстреливал снегом талым.
Она в ответ его Сатаной,
Скелетом и Зубоскалом.

Когда он стекло мячом разбивал,
Она его уличала.
А он ей на косы жуков сажал,
Совал ей лягушек и хохотал,
Когда она верещала.

Ей было пятнадцать, шестнадцать - ему,
Но он не менялся никак.
И все уже знали давно, почему
Он ей не сосед, а враг.

Он Бомбой ее по-прежнему звал,
Вгонял насмешками в дрожь.
И только снегом уже не швырял
И диких не корчил рож.

Выйдет порой из подъезда она,
Привычно глянет на крышу,
Где свист, где турманов кружит волна,
И даже сморщится:- У, Сатана!
Как я тебя ненавижу!

А если праздник приходит в дом,
Она нет-нет и шепнет за столом:
- Ах, как это славно, право, что он
К нам в гости не приглашен!

И мама, ставя на стол пироги,
Скажет дочке своей:
- Конечно! Ведь мы приглашаем друзей,
Зачем нам твои враги?!

Ей девятнадцать. Двадцать - ему.
Они студенты уже.
Но тот же холод на их этаже,
Недругам мир ни к чему.

Теперь он Бомбой ее не звал,
Не корчил, как в детстве, рожи,
А тетей Химией величал,
И тетей Колбою тоже.

Она же, гневом своим полна,
Привычкам не изменяла:
И так же сердилась:- У, Сатана! -
И так же его презирала.

Был вечер, и пахло в садах весной.
Дрожала звезда, мигая...
Шел паренек с девчонкой одной,
Домой ее провожая.

Он не был с ней даже знаком почти,
Просто шумел карнавал,
Просто было им по пути,
Девчонка боялась домой идти,
И он ее провожал.

Потом, когда в полночь взошла луна,
Свистя, возвращался назад.
И вдруг возле дома:- Стой, Сатана!
Стой, тебе говорят!

Все ясно, все ясно! Так вот ты какой?
Значит, встречаешься с ней?!
С какой-то фитюлькой, пустой, дрянной!
Не смей! Ты слышишь? Не смей!

Даже не спрашивай почему! -
Сердито шагнула ближе
И вдруг, заплакав, прижалась к нему:
- Мой! Не отдам, не отдам никому!
Как я тебя ненавижу!