В далёкий 1946...

13 сентября 1946 года, через несколько месяцев
после ужасного разговора с Джимом Догерти,
Норма Джин встала перед судьей в Рено, штат Невада.
В иске по поводу развода, который Джим не смог оспорить
(по-видимому, он боролся с ним до самого конца, все то время,
пока Норма Джин не провела требуемые шесть месяцев в
Лас-Вегасе), она сказала, что он осуществлял «чрезвычайную
душевную жестокость, которая повредила моему здоровью».
Затем ее попросили описать, как именно Джим Догерти
плохо обращался с нею. Норма Джин ответила:
«Прежде всего, мой муж не поддерживал меня, он возражал
против того, чтобы я работала, он критиковал меня за это.
У него отвратительный характер, и он быстро впадал в гнев.
Он трижды бросал меня в различных ситуациях, он критиковал
меня перед друзьями и даже выгонял меня из дому».
Она сказала, что его действия «расстраивают меня
и заставляют сильно нервничать».
Она утверждала, что не видит способа улучшить ситуацию
или малейшей возможности договориться.
Судья дал ей развод. Все слушание заняло около пяти минут,
после чего Мэрилин прыгнула в самолет, летящий в Лос-Анджелес.
Когда Норма Джин вернулась домой, к тете Анне,
все заметили, что она на седьмом небе от счастья.
Бернис вспоминала: «Она сказала тете Анне,
что чувствует себя потрясающе. Как только она увидела
меня, она бросилась ко мне, обняла и закричала, смеясь:
«Я снова свободная женщина. Это надо отпраздновать!»
Затем Мэрилин вошла в дом и нашла Глэдис (мама)
У нее было ужасное настроение. Она была страшно
сердита, причем без какого-либо повода. Хотя Мэрилин
неоднократно и, к сожалению, безуспешно пыталась
достучаться до сердца своей матери, в этот раз она
чувствовала, что у нее есть шанс.
В тот вечер вся семья отправилась в ресторанчик
«Моря Тихого океана» в центре Лос-Анджелеса.
Мэрилин продолжала играть в тот образ, который
она создала еще днем, — смесь доверительности
и наивности, горделивого обаяния и... беззаботного
достатка. Она была немного кокетлива и весела.
Казалось, Глэдис нравилось наблюдать за ней.
В тот вечер за столом сидели Глэдис и Анна,
Грейс и ее сестра Юнис, а также Мэрилин и ее сестра
Бернис. Дочь Бернис, Мона, также была с ними и могла
впоследствии поделиться своими воспоминаниями.
Мэрилин подняла бокал. «Выпьем за будущее! У всех!»
— сказала она.
«Верно, за будущее», — согласилась Грейс.
«За будущее», — согласились все остальные.
Тепло улыбаясь Глэдис, Мэрилин повторила:
«За будущее, мама». И в этот момент Глэдис подняла
свой бокал и посмотрела на дочь. Это было мгновение,
как луч света. Но ошибки не было. Глэдис действительно
улыбалась.
В тот вечер группа музыкантов играла музыку в полинезийском
стиле, несколько девушек пели, склоняясь к единственному
микрофону. Затем девочки разошлись между столиками, чтобы
найти добровольцев, готовых выйти к ним на сцену, чтобы
станцевать с ними хулу.
Прежде, чем подошли к Мэрилин, она отставила стул
и повернулась к сцене, ожидая, когда ее позовут.
В основном это было довольно комичное зрелище.
Посетители выходили на сцену и нерешительно
пытались подражать девушкам, за что зрители
награждали их аплодисментами.
Однако Мэрилин знала песню, которую играл оркестр,
«Голубые Гавайи» из фильма Бинга Кросби «Свадьба
в Вайкики», — и она начала подпевать.
Мэрилин делала это с такой энергией, что в какой-то
момент остальные женщины, вышедшие на сцену,
почувствовали себя не в своей тарелке и потихоньку
разошлись по своим местам.
Фото того вечера, слева направо: Бернис (сводная сестра Мэрилин),
ее дочь, Мона Рей, Грейс Макки Годдард (опекун), сестра Грейс
- Энид, Мэрилин Монро, Ана Лоуэр (тётя), Глэдис Перл Бейкер (мама).