Сцены боязни, которые ему выпадают, не столько результат биологического страха, сколько все та же «интеллигентская» рефлексия. Он постоянно витает в облаках и оттого просматривает опасность под самым носом ним падает в обморок задолго до настоящей угрозы. Он всегда носит драную, но перчаточку. Стоя на воровском карауле, он мечтательно сорвет и понюхает цветок. Он тих нравом, поэтичен, капризен, мнителен. Насколько все это человечно и насколько некстати, при избранном им ремесле! Ему следовало бы называться Занудой, Недотепой. Или еще лучше — Интеллигентом. Тем самым из автобуса, который «шляпу надел», «очки носит», «лысину заимел», но ничего не понимает про житейское дважды два. ...Альберто Сорди сказал как-то про своего всегдашнего героя: он воплощение самых отвратительных черт итальянского национального характера. Вицин вовсе не всегда, не в каждой роли ставит задачу развенчания. Но сатирическая краска псевдоинтеллигентности неизбежно подмешивается в характеристику большинства его персонажей: то как душевная хрупкость, невозможность постоять за себя, то как заемная обходительность манер, неумеренная восторженность, глубокомыслие на - мелком - месте. И когда таких черт накапливается больше критической массы, персонаж становится взрывоопасным. Он рвет свою жизнеподобную личину, превращаясь в тип, знак, маску. В один и тот же год Вицин сыграл утонченно-женственного сэра Эндрю Эгьючика из «Двенадцатой ночи» и деревенского философа деда Мусия из «Максима "Перепелицы». В «Дон Кихоте» он был тенью главного героя, незлобивым, тихим Карраско, что подыгрывал Рыцарю Печального Образа, поддакивал ему из самых добрых чувств, не понимая, какой пародией смотрятся его ужимки и смешки в соседстве с великим безумием пленника единой идей, В «Деловых людях» он был Сэмом, вором-джентльменом. Впрочем, больше все-таки вором, а джентльменом уже в самую последнюю очередь, по самым дешевым образцам рекламных проспектов: при нем были котелок, огромный перстень и чинная манишка прямо поверх полосатого свитера, родного брата тюремной «пижамы». Еще он был нескладным и мечтательным Бальзаминовым, тем, кого запугала торопыга-маменька, кого она же твердо наставила на путь к «светлому будущему» за широкой спиной купчихи Белотеловой. Но он умел быть и другим. Кинематографическая слава пришла к нему после «Запасного игрока» (1954) и упрочилась после фильма «Она вас любит», Милые, наивные притчи нашей далекой юности! Застенчивый Вася Веснушкин, что не блещет футбольными талантами, но все-таки оказывается нужнее для своей команды, чем одаренный, но зазнавшийся центрфорвард. Невзрачный Костя Ка-нарейкин, что в глазах любимой девушки рано или поздно станет настоящим героем в отличие от киноактера Ухова, ничтожного хлыща. Была в этих картинах какая-то звенящая нота беззащитного простодушия, что принесла им такой зрительский успех. Методом проб и ошибок тут прокладывала себе дорогу тема непоказного мужества, душевной взыскательности, героизма, который не знает жестов,— глобальная тема будущих нескольких лет нашего кино. Уже писались сценарии, строились декорации к фильмам, где она прозвучит всерьез. Уже репетировали смешные и трогательные фразы своих ролей Леонид Харитонов и Леонид Быков. Александр Демьяненко еще не успел стать Шуриком, и молодой Смоктуновский еще даже не мечтал о дуэте с совсем молодым Баталовым в «Девяти днях...». Электричество темы было разлито в воздухе. Вицин улозил ее чуткой художнической интуицией. Какая тема кроется за его персонажами-масками? Есть в «Неисправимом лгуне» вставная, самоигральная новелла о шахе заморском Бурухане Втором, потерявшем табакерку. Парикмахер Тютюрин доставил находку хозяину. С удивлением и симпатией два человека вглядываются друг в друга. Один — с лентой через плечо, в окружении переводчиков, адъютантов и телохранителей в декоративных чалмах. Другой — во всеоружии лозунгов-прописей, твердых, весьма упрощенных представлений о том, что «можно» и «нельзя», о том, что следует и не следует. Подвыпив, обняв друг друга, эти два больших ребенка ведут упоенный разговор о смысле жизни. Гарем? Распустить! Бумажку для начальника? Немедленно выдать. С печатью. По всей форме. Сигналы большого мира, истории отзываются в этом кукольном мирке почти цирковыми репризами и каламбурами. Карнавал? Больше, гораздо больше) Раек! Балаган! И два замечательных актера (Бурухана играл В. Этуш) поистине купаются в эксцентрических нелепостях своего текста. Но вставная новелла кончилась, и мы открываем с удивлением, что наивного растяпу Тютюрина нам вновь и вновь преподносят с некоторым восторженным придыханием. Как последнюю новацию наших духовных исканий. Как ответ на все сложности жизни. Как истого праведника, которого трагически не понимают окружающие. Ну, как они не могут понять, черствые и скучные люди, что Тютюрин опаздывает на работу не от чего-нибудь другого, а всего только от широты своей души: там ребеночку помог, там привел в себя потерявшую сознание Эдиту Пьеху. Водевиль теряет свою прелесть, когда его разыгрывают как психологическую драму. Но мы сейчас говорим о другом: персонаж, только что засверкавший новыми, незапланированными гранями, тает на глазах, чуть только за его обличьем прорезывается давным-давно знакомое лицо Васи Веснушкина. Конечно, за двадцать лет он изменился, постарел, но остался при этом все таким же милым, симпатичным, душевным... Только мы-то с вами тоже изменились за много лет. И то, что казалось откровением в наших нравственных исканиях тогда, сегодня воспринимаешь исхоженным трюизмом, штампом, банальностью, которую хорошо бы не воспевать, а вышутить, протереть с песочком. Вицин многое может. Но ни он, ни какой другой, пусть самый замечательный актер никогда еще не мог успешно сыграть самую трудную из ролей — роль спасательного круга. Ничего удивительного, что в обстановке мнимой веселости, мнимого глубокомыслия его талант тускнеет, гаснет и, лишенный опоры для новых находок, ищет спасения в подновлении прежних достижений. «Советский экран» № 01, 1975 год #ГеоргийВицин #гифки #жзл #ЛегендыСоциализма #хит