Я до сих пор вспоминаю: сижу на первой парте и мне хочется забраться под стол, чтобы хоть как-то скрыться от этого крика.

Потому что сидеть прямо перед ней, видеть брызжущую слюну и слушать, как отчитывают даже не тебя, а другого — очень страшно, почти невыносимо.
Я не помню, называла ли она нас идиотами или дураками, переходила ли на личности с отдельными ребятами или обращалась ко всем разом. Но всем было очень страшно — это факт. Дети даже не думали о том, чтобы ей перечить.